Камень Юноны

Непостижимый и головоломный Агеев. Она до конца так и не поняла его характер, но знала наверняка, в любом настроении начальник отдела недоверчив и закрыт. У него есть личное пространство, духовная сущность, в которое он не пускает никого. Эстет по натуре, Агеев любил все красивое. Эмоционально холоден, тщеславен и дерзок. При этом обязателен, искренен и сговорчив.

Неопределенность последних дней окончательно истощила нервную систему Марата. В первую очередь это заметили коллеги по работе. Он стал раздражительным и беспокойным, мог вспылить из-за пустяка или закатить скандал. И лишь дома, рядом с любимой женщиной Марат успокаивался. Ее присутствие умиротворяло и заставляло забыть все проблемы.

То, что сообщил сегодня Стас Богданов, взволновало финдиректора больше обычного. Сырникова убита. Если ее решили убрать, значит, дело серьезное. Это случилось днем, когда люди Стаса за ней не следили. В это время Сырникова должна была находиться на работе, а наблюдение велось только утром и вечером.

Марат сидел в своем кабинете, уставившись в монитор, на котором скучала нетронутая экселевская таблица — он так и не приступил к анализу отчета. О работе думалось меньше всего.

Ситуация сложилась тупиковая — что делать дальше, Марат не знал. Богданову он сказал, чтобы тот продолжал присматривать за французом, как за наиболее подозрительным фигурантом из окружения Сырниковой. «Этот тип, скорее всего, мелкая сошка. Тут чувствуется чья-то сильная рука. Даже если я узнаю, на кого Сырникова работала, то все равно ничего сделать не смогу. Это с ней я мог справиться, ну еще с этим французиком, а более серьезные люди мне не по зубам. Как бы самому теперь шею не свернули. Зря я все это затеял», — сокрушался про себя Марат. — «Уволиться к чертовой матери, пока в «Парадизе» не начались проблемы». Но увольняться Марат не хотел. В этой компании он проработал семь лет, практически с ее основания. Он привык к работе, к коллективу, к своему кабинету. Здесь у него намечались неплохие перспективы, и до последних событий все шло хорошо. Новую работу еще найти надо. С его опытом и образованием, это не вопрос — вакансий хватает. Но Марат претендовал на должность не ниже занимаемой, а такие предложения в объявлениях искать было бессмысленно.

Стало уже совсем поздно. Кроме него и охраны, в офисе не осталось никого. С горестными размышлениями о своем нынешнем неустойчивом положении и туманными перспективами на будущее Марат стал собираться домой.

Не смотря на то, что планы, связанные с Егором рухнули и не подлежали реставрации, Яна собиралась расстаться со своим другом. Теперь необходимости в этом не было, но она уже мысленно порвала их отношения. Хотелось чего-то нового: новой любви, новой работы, новой жизни. Или хотя бы выбросить все старое, пусть даже при этом придется остаться в пустоте. С работой вопрос был решен: из «Парадиза» нужно уйти. Чем скорее, тем лучше — невозможно находиться там, где пришлось столько всего пережить, где каждый — свидетель поражения. Вслух никто ничего не говорит, будто бы ничего и не произошло, но смотрят на нее с сочувствием, а некоторые с насмешкой. Яна терпеть не могла, чтобы ее жалели. Ей казалось, что даже стены над ней смеются и обсуждают ее неудачную личную жизнь. Еще невыносимее было видеть Егора. Пусть редко и мельком, проходя по коридору или по дороге на работу, когда взгляд натыкался на знакомый силуэт, в памяти всплывали недавние события, лежащие на сердце тяжелым камнем.

Яна долго думала, как поделикатнее сообщить Марату о своем намерении. Он очень хорошо к ней относился и был почти идеальным. Они не ссорились потому, что было не из-за чего. Быт оборудован, дом — полная чаша. Поездки, рестораны, ворох подарков — с Маратом она имела все, что нужно, чтобы чувствовать себя счастливой. Как же трудно было найти слова для прощания! «Сходил бы на лево, что ли. Повод бы появился», — мечтала Яна. Но Марат ей не изменял. Он не подозревал о замыслах своей подруги и считал, что у них все хорошо.

Она специально пришла домой пораньше, чтобы успеть собрать вещи до появления Марата. Две объемные сумки были набиты до отказа и уложены в багажник автомобиля. Яна села в гостиной на диван, и стала ждать недавнего милого. Она уже знала, что ему скажет — ничего оригинального, то, что обычно говорят в подобных случаях: «Нам надо пожить отдельно. Совсем недолго, чтобы разобраться в себе и своих чувствах». Но заготовленная речь не понадобилась. Марат сразу все понял, как только переступил порог. Он еще не заметил, исчезнувшую женскую обувь в прихожей и опустевшие полки шкафа, не увидел печальных глаз любимой, не услышал ее взволнованного голоса. Было достаточно тягостного, давящего на виски напряжения, которым был пропитан воздух квартиры.

— На совсем? — спросил он тихо, присев рядом.

— Да, наверное.

— Я знал. Ты стала другой. Мне было хорошо с тобой, но раз ты решила, значит так и должно быть.

Яна посмотрела на Марата, и ей стало жаль, что все так сложилось. Он — единственный человек, который ее понимает, выслушивает, ценит ее и во всем помогает. Зачем надо было влюбляться в этого Агеева, когда рядом заботливый и внимательный Марат? Он не такой обаятельный и галантный, не умеет шутить, как Егор и не обладает проникновенным, завораживающим голосом, но зато он надежный и верный — никогда не подведет и не бросит. Но теперь уже поздно. В ее жизни был Агеев, и пережитые чувства к нему делают невозможным вернуть их отношения с Маратом.

— Мне сейчас плохо, — сказал он, гладя ее по волосам. — На работе передряги.

Яна все знала о его проблемах — ей-то не знать.

— И мне плохо, — сказала она и направилась к выходу.

Вера

Поведение Анатоля Вере переставало нравиться. Он по-прежнему был мил и щедр (последнее определение было относительным), не шлялся по кабакам и не глядел налево. Но Вера ощущала шестым или седьмым чувством, что что-то не так. Для телефонных разговоров Анатоль все чаще уединялся и стал куда-то уходить один. Как бы Вера не навязывалась в компанию, он на отрез отказывался брать ее с собой.

— Солнышко, я по делам. Тебе там будет не интересно. Когда освобожусь, пойдем выбирать тебе обновки.

Он ласково трепал ее коротко подстриженные волосы и оставлял одну. Вот так: ее интересы — шопинг да кафешки. Никуда больше ее водить не надо — умом не доросла. А что она хотела? Сама выбрала для себя роль хорошенькой капризной дурочки и старательно ее исполняла. Что же, подруга, можешь себя поздравить — ты гениальная актриса. Жаль, что нет режиссера, который оценит должным образом твой многогранный талант.

Разузнать, куда уходит Анатоль, не получалось. Вера попыталась за ним проследить — ринулась следом, когда он в очередной раз направился «по делам». В пределах гостиницы вести объект не составило труда — было даже интересно наблюдать за ним, прячась за колонами. Когда Анатоль вышел на улицу и умчался в такси — на этом Верин шпионаж закончился. Она стояла на проспекте в поисках машины и чувствовала себя абсолютной дурой.

В расстройстве Вера купила в баре банку пива и поднялась в номер. План слежки сорвался, но ее деятельная натура не могла успокоиться — Вере нужно было хоть что-то предпринять, что смогло бы пролить свет на сложившуюся ситуацию. Сидеть и ждать она не умела. Действовать — вот ее жизненная установка, благодаря которой ей покорялись горы.

Вера решила заняться глобальным обыском. До этого она копалась в вещах Анатоля очень осторожно и поверхностно, чтобы тот ничего не заметил. Теперь она махнула рукой на конспирацию и пошла ва-банк. Иначе, если она сейчас упустить что-нибудь важное, то последствия могут оказаться необратимыми.

Недоброе предчувствие подтвердилось: перерыв весь номер, включая бар и ванную комнату, Вера нашла нечто небезынтересное. Тетрадный лист, на нем всего несколько строк. Улица, номер дома и квартиры, ниже телефон — обычный питерский адрес заставил Веру всерьез разволноваться.