Рабы

— Ты собирай и складывай в коробку все до единой осыпавшиеся сливы! — приказала она сыну. Маленькая Зеба тоже трудилась.

Остальные женщины на деревьях и под деревьями собирали сливы и с грустью вспоминали тех, кто в прошлом году попал в плен, собирая здесь, с этих же деревьев, такие же вот тяжелые, сочные, спелые сливы. С молитвой на устах они обращались к богу и Шахимардану [19]сохранить от беды оставшихся.

Хасан здесь, в саду, перед лицом пустыни, приуныл. Он увидел, как легко появиться разбойникам из-за любого песчаного холма, с любой стороны, отовсюду.

И хотя он не высказывал своих тяжких мыслей ни женщинам, ни девушкам, сам он думал лишь об одном — о таком близком, возможном, неотвратимом несчастье и ломал голову над тем, как его предотвратить.

«В минувшем году я оплошал: когда собрались мы в саду собирать урожай, надо было мне почаще выглядывать из сада, присматриваться к пустыне, — не видать ли врагов. Сам виноват: нам с братьями надо бы отбиваться, когда враги напали, а я первым кинулся бежать».

С этими мыслями вышел Хасан из сада, пошел в соседний сад, поговорил с соседями, работавшими там. С ними обсудил он, как отразить врага, если враг все же появится, — враг, вся сила которого во внезапном, неожиданном набеге.

—

Если мы струсим, растеряемся, все попадем в плен. Я так советую: всем надо броситься на помощь тому, кто кричит о помощи. Объединившись, мы, мужчины, преградим путь врагу и дадим возможность убежать и спастись женщинам, девушкам и детям.

Он воодушевился:

—

Если мы вместе окажем сопротивление, то хотя и не спасемся, но и умрем не все, и в плен не все попадем. А порознь никто не отобьется. Поодиночке пропадем все.

—

Надо поочередно выходить и наблюдать за пустыней! — предложил сосед. — Дозорный увидит людей в пустыне, прибежит и скажет всем.

—

Слава богу, у каждого есть что-нибудь вроде сабли. Меч, кинжал, нож найдется у каждого. Мы постоим за себя! — сказал кто-то.

—

А у Хасана есть ружье. Он один может сбить с седла нескольких туркменов, пока они успеют ускакать, — добавил другой.

Укрепив подставку ружья на песке, Хасан, целясь в воображаемого врага, ответил:

— Сегодня наблюдать выйду я. В другие дни будут выходить другие.

И, взяв тяжелое ружье на плечо, помолившись, он ушел от соседей в пески.

Хасан обошел и осмотрел все низины, впадины, все укромные места в окрестных песках.

Все вокруг было пусто, спокойно.

Он поднялся на высокий бугор и осмотрелся. Нигде не было никаких человеческих следов, ничто не предвещало появления туркменов.

Со спокойным сердцем, глубоко и облегченно вздохнув, он лег на землю.

Несколько времени спустя он снова осмотрел все вокруг. И снова все было спокойно.

Тянулись песчаные холмы, подернутые неподвижной, застывшей рябью, изредка прошмыгивала ящерица или кое-где на склоне холма вставали столбиками дозорные суслики. Нигде не поднималась пыль.

Так он вставал, ложился, вставал и опять наблюдал за пустыней.

Все было тихо.

Сердце Хасана успокоилось. Страх постепенно угас. А чем больше затухал страх, тем самонадеяннее становился Хасан, и, наконец, показался он себе столь сильным и храбрым, что ему представилась пустяком победа даже над десятком врагов.

Теперь Хасан уже сожалел, что вышел сюда, досадовал на утренний страх и, вспомнив о нем, посмеялся над собой.

Теперь он уже меньше наблюдал за пустыней, больше лежал и спал.

Вдруг ему почудилась какая-то мелькнувшая по краю бугра тень. Она тотчас исчезла. Это бросило Хасана в дрожь. Сердце его неистово забилось. Он услышал стук своего сердца и вспотел.

— Жаль! — сказал он. — Я попал в плен, не успев ничего сделать. Это уж ладно, что сам я попал в плен, — скверно, что я не помог убежать детям.

Но, полежав, покорно ожидая врага, он никого не дождался. Медленно и осторожно он встал и направился к бугру. Едва он приблизился, нечто черное поднялось там и подпрыгнуло.

Хасан, вздрогнув, похолодел и выронил ружье.

Потом он понял, что это черное было грачом, который, увидев Хасана, поднялся в воздух.

Но что-то другое, тоже черное, вдруг скользнуло совсем рядом с Хасаном и скрылось за холмом.

Не сразу он понял, что это всего лишь тень взлетевшего грача. Постепенно успокоившись, он обошел опять и осмотрел все кругом. Но так ничего и не обнаружил, кроме грача.

Но грач улетел куда-то в пустыню, и больше ничего не оставалось живого ни на небе, ни на земле.

Снова Хасан посмеялся над своим страхом. Снова зашагал, надменно глядя на пески. Но он проголодался.

— Эх, надо бы захватить с собой хлеба и воды. Он очень проголодался.

Но если он — как ему казалось — смело сопротивлялся опасностям, возникавшим вокруг, если так дерзко вышел он один навстречу туркменам, то с голодом он не мог так легко справиться.

В пустыне не было ни воды, ни травы.

Все давно здесь выгорело.

Голод можно было утолить лишь у себя в саду. Только там. Там, кстати, надо было узнать, как идет сбор урожая, пообедать и тогда уж снова прийти сюда наблюдать. Так он и решил.

Он еще раз посмотрел в безлюдную даль пустыни и смело направился к своему саду.

3

До полудня женщины успели многое сделать в саду. Подошло время обеда. Некоторые, устав, прилегли в тени под деревьями. Другие еще продолжали собирать плоды, хотя спины уже пыли, а пальцы утратили гибкость.

Но о главе семьи, о Хасане, никто ничего не знал. Он никому не сказал, когда уходил, и о нем уже начали беспокоиться.

—

Странно, куда же он ушел, никого не известив, не сказав ни слова? Господи, не случилась ли с ним беда… Не дай бог, ведь никаких плохих признаков не было…

Такие сомнения больше всех тревожили жену Хасана. В это время Хасан появился.

—

Ой, что случилось? Где вы были? — воскликнула жена Хасана. — Помилуй бог, в душу мне дьявол занес такие страхи, сердце чуть не разорвалось!

—

А что могло случиться? — ответил Хасан. — Я ходил в сад к Шахимардану и потолковал там с людьми.

—

Когда у дяди есть такой трудолюбивый сын, ловкий и спорый, как Рахимдад! — воскликнула Рана, мать маленького Рахимдада. — При таком сыне можно куда угодно уйти. Дядя Рахимдада! Скажите ему: «Молодец», — он сегодня работал, как его отец.

—

Молодец! — одобрил Хасан. — Молодец! Идем со мной, вместе сядем обедать. Возьми и от моей доли, ты сегодня сделал часть моей работы.

—

Он не голоден, — сказала Рана, — Он бросал одну сливу в корзину, один ломтик хлеба в рот. Так он все утро и работал.

Рахимдад, возгордившийся в начале этого разговора, застеснялся и спрятался за дерево, как только речь зашла о хлебе.

Женщины и дети сели на зеленой траве, как на пушистом ковре, вокруг скатерти с хлебом. Чуть поодаль от них, повесив на дерево саблю и ружье, сел Хасан, прислонившись к стволу сливы.

Жена принесла ему в платке хлеб и виноград.

Но едва Хасан протянул руку к хлебу, невдалеке от него с веток засохшего карагача [20]раздался отвратительный крик совы. Считая крик этой птицы зловещим, женщины вздрогнули и переглянулись.

Хасан проворно вынул свой нож и отковырнул комок земли, чтобы спугнуть сову.

Пока он вставал, пока шел к дереву, сова поднялась и улетела. Хасан пожалел, что не успел ударить по птице, и посмотрел ей вслед.

19

Шахимардан

— дословно «царь мужей», так назван Али — четвертый преемник пророка Мухаммеда и его зять.

20

Карагач

— лиственное дерево, вид вяза.