Рабы

Другой купец добавил:

—

Я помню его имя. Его должны звать Мухаммед Карим-бай. Он из Хивы.

Чиновник повернулся к женщине:

—

Джаханара! Ты помнишь своего первого хозяина? Похож он вон на того человека?

Джаханара повернулась к Кариму-баю.

—

Похож? Это не то слово, это он сам! — И тотчас она испуганно добавила: — Ой, умоляю вас! Сделайте так, чтобы меня не продали опять ему. Это злодей. Он жестокий. Когда он купил меня у туркменов, он хотел моей любви, а я не подчинилась. Он подверг меня жестокой пытке — «чармех». А потом он торговал мной. Продавал на одну ночь, а если я не подчинялась, наказывал меня «чармехом».

Спутники Джаханары знали это хивинское наказание, когда человека, положив на землю, привязывают за руки и за ноги к четырем кольям. Лежа так, человек не может шевельнуться, может только дышать, смотреть в небо и слышать, как постепенно немеет его тело.

—

Не может быть, это не тот человек! — сказал чиновник. — Видно, что это один из придворных его высочества, а вы рассказываете о каком-то хивинце.

—

Попона другая, а осел все тот же! — возразил купец, повысив голос.

Акрам-бай, все еще рассказывавший анекдоты, услышав гневный голос купца, посмотрел в их сторону, увидев чиновника верховного судьи, сказал обеспокоенно:

—

Пойду узнаю, о чем там спор. Он подошел к ним:

—

О чем у вас спор?

—

Пустяки. Из-за куска черствого хлеба, — ответил чиновник.

—

Не совсем! — сказал купец, взглянув на Акрама-бая. — Нет, не из-за черствого хлеба, а из-за пятидесяти золотых.

И рассказал:

—

Четыре года назад наш отец купил вот эту рабыню. Заплатил пятьдесят золотых. Через два года отец наш скончался. Мир его праху! Рабыня осталась в наследство нам, двум братьям.

Мы ее продали Сахибназарби за пятьдесят два золотых. Деньги поделили пополам. Но через некоторое время у женщины на коже появилась болезнь. Сахибназарби привел нам ее обратно, чтобы расторгнуть покупку, и требовал деньги назад. Мы не согласились и ответили ему: «Что продано, то продано», назад не берем. А он ответил: «Если кто-нибудь у кого-нибудь купил лошадь, а лошадь оказалась с пороком, с куриной слепотой или хотя бы со сбоем, имеет он право вернуть лошадь и получить деньги назад. Эта женщина — то же самое. У нее обнаружился недостаток. Значит, вы обязаны ее взять себе, а деньги вернуть мне».

Акрам-бай прервал купца:

—

Какое мне дело до всего этого? Это дело не касается моего двора.

—

Нет, погодите. Я еще не рассказал. Дело к вам не относится. Но оно относится к человеку, который горделиво восседает посредине вашего двора, под навесом.

И он рассказал дальше:

—

Сахибназарби пошел к духовным лицам, и они ему подтвердили, что он прав. Вот эта бумага!

Купец показал ее Акраму-баю. [49]

—

Вот посмотрите, на ней печать самого алама [50]Бухары. К нему присоединилось еще три высоких духовных лица. Вот их печати. Видите?

—

Да, это истинно, — согласился Акрам-бай.

—

А что сказано в этой бумаге? Если кто-нибудь покупает товар и в нем обнаруживается недостаток, не замеченный при покупке, покупатель имеет право вернуть покупку продавцу и получить обратно свои деньги…

Акрам-бай взял бумагу из рук купца.

—

Как тебя зовут?

—

Нийаз-бай.

—

А кто такой Сафар-бай?

—

Мой брат. Вот он.

—

Из документа видно, что кто-то вздумал вернуть покупку Нийазу-баю и Сафару-баю. Так?

—

Так.

—

А какое это имеет отношение к Кариму-баю, его превосходительству эшику-агабаши?

Нийаз-бай сказал:

—

Нет, вы погодите. Я еще не рассказал, что Сахибназарби с этим документом пошел к эмиру. И эмир велел призвать нас на суд верховного судьи. И по слову судьи мы вернули Сахибу пятьдесят два золотых, а рабыню взяли обратно.

Акрам-бай облегченно вздохнул:

—

И делу конец.

—

Нет, вы погодите. Тут-то оно и началось, это дело. Я пошел к верховному судье и сказал: «Наш отец тоже покупал эту рабыню. Почему должны страдать мы, а не тот, у кого она куплена нашим отцом?» Верховный судья со мной согласился. Он сказал: «Найдите того человека, и я взыщу с него ваши деньги и отдам их вам». И вот мы его нашли, здесь, на вашем дворе, и верховный судья направил с нами сюда своего человека. Этот человек должен взять назад эту рабыню, а нам вернуть пятьдесят золотых.

Джаханара, услышав это, закричала:

—

Убейте меня! Лучше вы закопайте меня живой в землю, только не давайте вы меня этому злодею.

Когда она замолчала, чиновник сказал обоим купцам:

—

Когда вы обратились к верховному судье, вы сказали, что имеете иск к работорговцу. Но если бы указали, что иск ваш направлен против караван-баши, высочайшим указом удостоенного высокого титула, верховный судья не принял бы ваш иск. Заплатите мне за услуги и уходите по своим делам. Не вам тягаться с этим человеком.

Нийаз-бай громко закричал:

—

Пусть он будет караван-баши, пусть имеет титул, нам какое дело? Мы требуем своего.

Карим-бай, услышав эти слова, понял, что спорят о нем, и он громко крикнул:

—

Что там, Акрам-бай?

—

Пустяки. Сами тут разберемся.

—

Вы обо мне, что ль? Идите сюда! Что у вас за дело? Акрам-бай с чиновником подошли и рассказали все это. Карим-бай принял надменный вид и ответил чиновнику:

—

Они не меня, а высокое достоинство двора оскорбили. Какие-то торгаши вздумали тащить меня к судье! Меня, удостоенного придворного звания эшик-агабаши двора его величества эмира священной Бухары. В моей грамоте написано: «Духовенство и судьи обязаны уважать его». Его — значит меня. А вы что вздумали?

Замолчав и подумав, он развязал кошелек, достал пять тенег и дал чиновнику:

—

Возьмите за услуги!

И когда тот взял, сказал ему:

—

Уберите от меня этих наглецов. Если они еще раз раскроют рот, я сам за них примусь. За оскорбление придворного звания их строго накажут.

Акрам-бай с чиновником вытолкали со двора Нийаза-бая и Сафара-бая, но самочувствие Карима-бая окончательно испортилось.

В лицо его волнами ударили гнев, печаль, ярость, сменяя друг друга.

Он молча сидел под навесом.

Шутки Акрама-бая больше не развлекали его.

В воротах показался худощавый, высокий человек с редкой бородкой, седеющий, но еще не старый. Когда Акрам-бай его увидел, сказал:

—

Караван-баши из Шафрикана приехал. Его зовут Абдуррахим-бай. Этот человек никогда не возвращается с базара с пустыми руками.

Карим-бай краем глаза взглянул на прибывшего.

—

Хорошо.

Абдуррахим-бай долго ходил по ряду рабов и рабынь, внимательно осматривая их.

Он потолкался среди покупателей, узнал слухи об этих рабах, понял не только настроение базара, но и положение Карима-бая.

Он не приценился ни к кому из рабов и рабынь. Обратил внимание лишь на одного семилетнего мальчика.

Маклер Карима-бая, следовавший по пятам за этим неожиданным покупателем, усердно расхваливал каждого раба, каждую рабыню, но не видел в глазах Абдуррахима-бая ни к кому никакого интереса.

49

Купец показал ее Акраму-баю

— Здесь автором приведена фотокопия подлинного документа, который гласит:

«Я, истец, предъявляю присутствующим здесь Нийазу-баю и Сафару-баю иск в том, что купил у них рабыню, присутствующую здесь, за 52 чистые высококачественные золотые монеты, чеканенные в Бухаре, каждая весом в один мискаль, с печатью на них покойного эмира — и они продали мне ее за вышеуказанную сумму. Сделка была совершена обеими сторонами… Продавцы получили деньги, а я — товар. Но позже в этой рабыне обнаружился ее давний порок, язва на лице, временами исчезающая; об этой язве я, истец, при покупке не знал. Посему считаю себя вправе покупку возвратить продавцам. Им же надлежит, приняв от меня рабыню, возвратить мне уплаченную за нее стоимость, указанную выше. Но, вопреки справедливости, не имея на то никакого основания, продавцы не согласились со мной. Прошу вас, чье стремя светит подобно луне, могущественного блюстителя священного шариата, да продлит бог ваше могущество — приказать продавцам исполнить свой долг, дабы справедливость совершилась, и да будет исполнено воздаяние вашему высочеству. О сем иске мнение блюстителей веры объявите, и да воздастся вам за сие». (Перевод взят из комментариев Л. И. Климовича к первому русскому изданию «Рабов».) В документе сбоку приписано: «Если покупатель найдет порок в купленном, он имеет право возвратить купленное», и приложены печати ученых законоведов-муфтиев.

50

Алам

— один из высших религиозных санов в Бухарском эмирате, глава мусульманских законоведов, разрешавший споры, которые возникали между духовными лицами.