Страница 40 из 41
— Ложись! — скомандовал он. — Здесь фашисты.
Ребята распластались на горячей земле, подползли ближе. Стали наблюдать. Пестрая птичка с желтой головкой пробежала перед лицами ребят, приветливо чирикнула, вспорхнула, опять опустилась и, словно испугавшись шепота, взлетела, сделала в воздухе круг и спокойно села на тонкий ствол пушки, торчащий из фашистского самолета.
— Кажись, там никого нет, — тихо произнес Тимка.
Донесение командира советской погранзаставы майора Крупинцева (Восточная граница)
В шесть часов местного времени мы услышали гул. Сначала приняли его за шум ветра. Потом увидели, что в сторону советской границы идет немецкий самолет типа моноплан. Двухмоторный, камуфлированный под цвет скалистых гор и тайги. Обогнув вершину хребта, он прошел почти над нашей заставой. Я бросился к рации поднимать авиаторов, но вдруг увидел, что у самолета мотор на правом крыле фыркнул пламенем, Самолет развернуло, и он, сохраняя равновесие, резко пошел к земле. Вскоре издалека донесся глухой удар. На место падения самолета мы прибыли в шесть двадцать восемь. Взломав «пассажирскую» дверь, обнаружили тридцать трупов. Если судить по вооружению и оснастке, это немецкие диверсанты. Пилот и штурман были контуженные. Оказали яростное сопротивление и пытались скрыться. Взять их живыми не было никакой возможности. Оба уничтожены в двух километрах от нижней границы квадрата В-39-И.
…Корпус самолета деформирован, но мотор на левом крыле и все приборы в кабине сохранились полностью…
ТОКИО. АВДЕЕВУ.
Сообщите Фомину, пусть срочно уйдет «на отдых».
Всех благодарим…
Кусок сухой глины, запущенный Петькой, ударился о корпус самолета, как о пустую бочку. Бум. Никого. Петька встал и, не таясь, пошел к самолету. Покосился на валявшееся крыло, наклонился над свеженакопанным глинистым холмиком, поднял какую-то дощечку, посмотрел на нее и вдруг закричал во весь голос:
— Идите сюда!
Подбежали к холмику. Петька подал оструганную ножом дощечку:
— Читайте.
Синим карандашом на ней было написано: «Здесь зарыты немецкие диверсанты со спецсамолета». Ниже стояла подпись: майор Крупинцев.
Подошли к самолету. Он лежал на брюхе. Алюминиевая обшивка хвоста лопнула от удара. Через щель вывалились наружу целые косы разноцветных проводов. Овальная помятая дверь была приоткрыта.
Шурка подпрыгнул, схватился руками за порог, начал подтягиваться.
— Не лезь внутрь, успеем еще. — Петька оттащил Шурку от двери. — Надо сперва осмотреть со всех сторон, мало ли что.
За самолетом оказалась небольшая площадка, разутюженная стальными гусеницами. Танковые следы, приведшие ребят, здесь кончались. Прямо к борту самолета танкисты набросали гору обломков. Тут лежали согнутый в дугу пропеллер, расколотые зеленые диски колес, клочья резиновых покрышек, два пулемета с погнутыми стволами, цинковые коробки из-под патронов, сплющенные канистры и раздавленная в лепешку тяжелая рация. На боку у нее Таня разглядела эмблему: летящий Змей Горыныч с пламенем в разинутой пасти.
— Мальчишки, смотрите, он такой же, как на рации у Мулекова.
Тимка за отломленным крылом обнаружил закрытую зеленым брезентом кучу различных инструментов. Узкие лопаты с короткими черенками, причудливые легкие кайлы, тонкие стальные багры, цепи, крючья, башмаки для лазания по скалам. Их подошвы, как ежики, щетинились железными шипами. Башмаков почему-то было пять штук. Три на правую ногу и два на левую.
Среди веревок Шурка нашел толстую зажигалку. Она была точь-в-точь такая же, как у Вислоухого. Но не работала, потому что кто-то, может быть, танкисты, выкрутили у ней пробку.
— Положи ее на место, — сказал Тимка.
— Не приказывай, и так положу. На фиг она мне сдалась без горючки-то.
Шурка швырнул зажигалку в кучу.
— Мальчишки, а диверсанты эти наверняка летели к Прокопию Костоедову золото вытаскивать из лабиринта.
Шурка замахал руками, как будто крыльями:
— Пусть на том свете теперь полетают, может, и встретят там этого сухопарого старикашку. И пенделей ему насуют. Шурка, мол, Подметкин, велел передать.
Кучу снова накрыли брезентом, углы тщательно придавили камнями, как было раньше, и пошли к самолету. Подсадили туда Петьку. За руку он затащил остальных и захлопнул дверь. Щелкнул потайной замок.
— А мы обратно вылезем?
— Нечего делать. Под Краснокардонском я каждый день в сбитых самолетах шарился. Знаю все ходы и выходы. Не откроется здесь — через кабину выберемся или через бомбовые люки.
В самолете было неуютно. Всюду болтались клочья внутренней обшивки. Торчали вырванные стальные ребра. Пол завален хламом. Провода, стекла, пустые гильзы, клочки одежды, мятые каски. В хвосте висело на каком-то шланге сорванное с болтов, перекошенное металлическое кресло. Над ним пушка. Поблескивали приборы прицелов. Через круглое окошечко выходил наружу ствол. Он был погнут. Еще четыре такие же кресла стояли возле окошечек, но ни пушек, ни пулеметов. Их, наверное, сняли танкисты. Вдоль бортов от хвоста до кабины тянулись две широкие лавки. Конец правой лавки был раздроблен. Петька сбросил обломки многослойной крашеной фанеры и обнаружил внизу ящик. Открыл крышку. В нем лежала алюминиевая посуда, ложки и шесть консервных баночек, похожих на маленькие граненые стаканы. Шурка взял одну баночку, потряс.
— Что-то вкусное, может, баранина с чесноком.
При упоминании о пище у Тани нестерпимо заныло под ложечкой. Этикеток на баночках не было, стояли только цифры — 07, а на той, которую тряс Шурка — 09.
— А если не пища это, а какая-нибудь отрава?
— Сейчас посмотрим, — Петька достал нож.
Распечатали баночку с цифрой ноль девять. Там оказалась полужидкая горчица. Совершенно свежая. Она ударила в нос таким резким запахом, что у Тани закружилась голова, и выступили слезы. Петька вытер нож и открыл остальные банки. В них была паста белая, как сметана. Таня макнула туда пальцем, попробовала на язык.
— Вкусная, только малость отдает уксусом. Она съедобная. Я вспомнила — ею борщи заправляют. Еще до войны мама покупала такую… только я забыла, как она называется. — Таня опять обмакнула палец, облизала: — Ешьте, мальчишки.
Петька достал из ящика ложки. Пять баночек опустели в момент. Питательный специальный майонез, приготовленный фашистскими поварами для диверсантов, хорошо насытил и взбодрил маленьких скитальцев.
Шурка потер ладони, расправил плечи:
— Я думаю, пора пошариться в кабине, пока темень не наступила.
Дверь в пилотскую кабину сразу открыть не удалось, ручка была кем-то снята. Торчал только четырехугольный короткий шпиндель. Среди хлама и обломков, валявшихся на полу, Петька нашел пустую пулеметную гильзу. Немного сплющил ее, надел на шпиндель и плавно повернул обеими руками. Замок едва слышно щелкнул, и дверь отворилась.
Тимка с Шуркой впервые оказались в кабине самолета, притом военного. Они удивились до крайности. На стенах не было ни одного свободного сантиметра. Всюду приборы. Уйма приборов. Некоторые из них, словно живые, все еще подрагивали тонкими фосфорическими стрелками.
— Вот где обдираловку устроить, потом их помаленьку разбирать. — Шурка взобрался на командирское кресло, взялся за штурвал и тут увидел бумажку. — Петька, здесь записка.
На клочке папиросной коробки неровным почерком было написано: «К приборам не прикасаться. Майор Крупинцев».
Шурку словно ветром сдуло с кожаного сиденья.
На правой боковой стенке Тимка увидел фотографию, вделанную в панель прибора. Рамка портретика была собрана из маленьких никелированных фашистских значков-свастик. Тимка постучал пальцем по стеклу:
— Петька, кто это такой?
— Это самый и есть Гитлер, ихний фюрер.
— Ну и морда, я тебе скажу, на облезшую крысу похожа.