Страница 187 из 215
Но недаром Сайко отличался твердостью духа - он не дрогнул, не выказал ни малейшего страха. Он выпрямился, сколько позволяли веревки, и насмешливо рассмеялся в лицо Правителю-Иноку:
- Что ж, может быть! Только не я, а ты зазнался сверх меры! Может быть, для других оно и сойдет, но пред мною, Сайко, не следует держать такие речи! Я служу при дворе государя Го-Сиракава, как же мне не участвовать в деле, которое начал дайнагон Наритика, главный его управитель, по его высочайшему указанию? Да, я участник заговора. Но твои речи противны слуху! Это тебя, сына начальника сыска, до четырнадцати лет ко двору и близко не подпускали; это ты прислуживал покойному Фудзивара Касэй, - не тебя ли дразнили уличные мальчишки "Длинным Тайра", когда ты пешком, в гэта на высоких подставках ходил по княжескому подворью?! И вот ты вознесся до звания Главного министра - так лучше о себе скажи, что чужое место занял! А нам, рожденным в домах воинов-самураев, не в диковину исполнять должность правителей земель или министров! На этом всегда земля стояла и будет стоять!
Так говорил Сайко, бесстрашно высказывая свои мысли. Князь Киёмори в гневе не сразу нашелся, что ответить, но затем приказал, обращаясь к вассалам:
- Глядите у меня, не вздумайте убить его сразу, легкой смерти он не увидит. Проучите его как следует!
Повинуясь приказу, Мацура Таро Тосисигэ начал допрос и пытку, дробя руки и ноги Сайко. И Сайко рассказал все, как было, ибо он и без того не намерен был запираться, к тому же пытка была жестокой. На пяти листах белой бумаги записали признания Сайко. Затем последовал приказ: "Разодрать ему рот!" И ему разодрали рот, после чего казнили смертью, отрубив голову на речном берегу, у Пятой дороги Сюсяка. Сын его и наследник Моротака отбывал ссылку в Итода, в краю Овари; но теперь тамошнему жителю Ко-рэтоки, начальнику уезда Огума, приказали зарубить его насмерть, что тот и исполнил. Младший сын Мороцуна находился в заключении в темнице, - его вытащили оттуда и зарубили на речном берегу у Шестой дороги. Младшему брату Морохира и троим вассалам также снесли голову с плеч.
Этот Сайко и его сыновья выбились из людишек совсем ничтожных, затеяли заговор, коего им никак не подобало бы затевать, обрекли на изгнание ни в чем не повинного настоятеля монастыря Хиэй; оттого-то, видно, и свершилась их карма, унаследованная из прошлой жизни, - скоро покарал их светлый великий бог, покровитель Священной горы Хиэй; вот и постигла их злая участь!
4 Поучение
Запертый в тесной каморке, обливаясь потом, дайнагон Наритика предавался тревожным мыслям: "Значит, заговор наш открыт! О, горе! Кто же нас предал? Наверное, кто-нибудь из самураев дворцовой стражи... " Вдруг откуда-то послышались громкие шаги. Дайнагон вздрогнул: "Это самураи идут убивать меня!" Двери позади дайнагона с грохотом раздвинулись, и перед ним предстал сам Правитель-Инок, в коротком монашеском одеянии из некрашеного плотного шелка, в просторных белых хакама, с небрежно заткнутым за пояс коротким мечом, рукоятка коего была обтянута акульей кожей. Он некоторое время молча и гневно смотрел на дайнагона, потом промолвил:
- Помните ли вы, что заслужили смерть еще в годы Хэйдзи, но мой сын, князь Сигэмори, заступился за вас, предлагая свою жизнь взамен вашей? Только потому в тот раз эта голова уцелела! За какие же, спрашивается, обиды замыслили вы погубить наш дом Тайра? Благодарность за добро - вот что отличает человека от бездушной скотины! Скотина, та не ведает благодарности! Но не закатилась еще звезда нашего рода - я сумел встретить вас по заслугам! Послушаем теперь, как вы сами расскажете обо всех ваших замыслах и кознях!
- Ничего дурного нет и в помине! - отвечал дайнагон. - Я вижу, меня оклеветали! Вы сами убедитесь в этом! - Но Правитель-Инок, не дав ему договорить, крикнул: - Эй, кто там! Люди! - И на зов вошел Садаёси.
- Подай сюда признание мерзавца Сайко! - приказал князь, и Садаёси исполнил приказание. Правитель-Инок взял у него бумагу, несколько раз перечел ее вслух и воскликнул:
- Низкий человек! Чем ты после этого станешь оправдываться! - С этими словами он швырнул бумагу прямо в лицо дайнагону и вышел, с грохотом задвинув за собой перегородки. Гнев все еще бушевал в его сердце, и он снова позвал:
- Цунэтоо! Канэясу!
На зов явились два самурая.
- Тащите этого человека во двор! - приказал им князь Киёмори. Однако они не спешили исполнить приказ, колебались: "Что скажет на это господин Сигэмори?"
Тогда Правитель-Инок, весь вспыхнув, закричал:
- Ладно же! Вы подчиняетесь Сигэмори, а мои слова ставите ни во что! Ну, так пеняйте на себя!
И тогда, испугавшись, оба поднялись с колен и вытащили дайнагона во двор.
- Повалите его лицом в землю, и пусть подаст голос! - с довольным видом приказал Правитель-Инок.
Нагнувшись к дайнагону, оба самурая шепнули ему с двух сторон:
- Что бы там ни было, кричите! - И дайнагон несколько раз жалобно вскрикнул.
Когда демоны в преисподней мучают грешников, заставляют глядеться в зеркало, где отражены все их неправедные деяния, или ставят их на весы, измеряющие земные прегрешения, а потом, в зависимости от тяжести содеянного, всячески терзают виновных, - даже эти адские муки, пожалуй, не горше тех, что испытывал сейчас дайнагон!..
...Не только о себе он думал. Какая судьба ждет теперь его старшего сына Нарицунэ, что станет с младшими детьми? Шестая луна - жаркое время года, но, связанный, он даже не мог сбросить парадное одеяние и задыхался от зноя; казалось, грудь вот-вот разорвется, пот и слезы текли ручьями. "Может быть, князь Сигэмори все-таки меня не оставит!" - шептал он, но не знал способа передать Сигэмори свою мольбу.
Между тем князь Сигэмори тоже пожаловал наконец в Рокухара в одном экипаже с сыном и наследником Корэмори, как никогда торжественно и спокойно, в сопровождении нескольких дворян свиты и двоих-троих слуг, без единого вооруженного самурая. Все, начиная с Правителя-Инока, с невольным удивлением смотрели на невозмутимое лицо князя. Когда он вышел из экипажа, к нему быстрым шагом подступил Садаёси и спросил:
- Отчего же вы не взяли с собой хотя бы одного вооруженного воина, ведь такие важные события происходят?
Сигэмори ответил:
- Важными называют события, связанные с судьбами государства. А подобное дело, сугубо личного свойства, стоит ли называть важным?
И, услышав эти слова, вооруженные до зубов воины невольно смутились.
"Куда же они запрятали дайнагона?" -думал князь Сигэмо-ри, обходя одно за другим помещения, как вдруг увидел: поверх раздвижных дверей, ведущих в одну из комнат, во все стороны, словно паучьи лапы, прибиты доски. "Не здесь ли?" Он оторвал доски и раздвинул двери; дайнагон находился там.
Задыхаясь от слез, с поникшей головой, сидел он и не вдруг заметил вошедшего. "Что с вами? Что случилось?" - спросил князь Сигэмори. Только тогда дайнагон увидел его, и жалкой была его радость; наверное, так обрадовался бы грешник, неожиданно встретив в аду милосердного бодхисатву Дзидзо!
- Не знаю, почему и за что я очутился здесь! Вы всегда были ко мне так милостивы, я и теперь уповаю па вашу помощь! В годы Хэйдзи я был уже однажды на волосок от смерти, но благодаря вашему заступничеству голова моя уцелела. С тех пор я достиг высокого звания дайнагона второго ранга и вот дожил до пятого десятка... Никогда я не смогу как следует отблагодарить вас за ваши благодеяния, сколько бы раз ни переродиться к новой жизни в грядущем! Ныне я снова молю вас о милости. Пощадите, и я уйду от мира, затворюсь в обители Коя или Кокава и буду молиться о спасении души!
Так говорил дайнагон.
- Мужайтесь, не может быть и речи, чтобы вас казнили! Уж если дойдет до этого, я скорее отдам взамен свою собственную жизнь! - ответил князь Сигэмори и с этим удалился.
Представ пред отцом своим, Правителем-Иноком, он стал убеждать его: