Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 34

— Ты понимаешь, что я права. Это уже хорошо. А сейчас я попытаюсь объяснить тебе, почему так быстро составила мнение о твоем загадочном путешественнике. — Дайан потянулась к пачке «Мор», но, увидев удивленный взгляд дочери, убрала руку. За полчаса, которые они просидели в кафе торгового центра, пачка опустела больше, чем на половину. — У меня тоже было приключение в молодости. Еще до того, как я познакомилась с твоим отцом. Его звали Сирил. Он был загадочной личностью, с ярким прошлым, но без настоящего. Передо мной он разыгрывал чуть ли не Джеймса Бонда. Я побывала с ним на Кубе. Влюбилась в него как кошка… Мне с трудом удалось вытянуть себя из болота, в которое меня засосала эта любовь. Я вовремя сбросила с ушей ту романтическую лапшу, которую он умудрился туда повесить. А ведь считала себя такой рассудительной, как и ты сейчас… В общем, однажды я попросила его открыться мне, рассказать о себе, о том, чем он занимается в действительности. После этого он как в воду канул… Да, я очень страдала. Плакала каждый вечер в подушку, проклинала себя, хотела вернуть его любой ценой. А полгода спустя узнала, что он вовсе не романтический герой, а обыкновенный наркоделец. Его «загадочное» настоящее — всего лишь череда незаконных сделок. Выяснилось, что репутация у Сирила — хуже не придумаешь. Он стольких людей посадил на эту дрянь… Правда, его тоже посадили — в тюрьму. Дали пожизненное заключение… Еще легко отделался, подонок. А теперь представь себе, — Дайан все-таки добралась до «Мор» и дрожащей рукой прикурила сигарету, — что было бы, если бы я вовремя не рассталась с этим типом?

Сонда удивленно смотрела на мать. Об этой странице ее жизни она никогда не рассказывала. Что, в общем, и не удивительно — страница далеко не безупречной чистоты. Волнение Дайан — срывающийся голос, дрожащие руки — говорило о том, что она до сих пор переживает этот неприятный эпизод так, как будто бы он был вчера.

— Ты никогда не рассказывала мне об этом…

— Мне не хотелось вспоминать. Да и необходимости не было. Виктор знал об этом. Я считала, что он должен быть в курсе того, что происходило со мной до встречи с ним. К тому же каждый может ошибиться. И на моем месте могла быть какая угодно женщина. Но ты… Я не хочу, чтобы ты повторяла мои ошибки. Забудь о нем, Сонда. Каким бы идеальным он не представлялся тебе сейчас. Есть скрытные люди — они умалчивают, не договаривают чего-то, но только потому, что таков склад их характера. А есть люди скрывающие. И тот груз, который они несут, не распаковывая, зачастую оказывается скелетом в шкафу… Ты ведь не хочешь, чтобы этот скелет попал в шкаф к тебе?

Сонда покачала головой. Никто не хочет этого. То, что рассказала ей мать, действительно напоминало ее собственную историю. Когда-то Сонда читала о том, что родители невольно программируют детей на повторение ими же пройденного пути. Дайан, напротив, пыталась обезопасить дочь, но, возможно, подсознательно эта программа была уже заложена… Хотя, в конечном итоге, ее мать не допустила роковой ошибки, она рассталась с этим Сирилом. Но почему Дайан решила, что Сирил и Кэрри руководствовались одним и тем же мотивом. Почему? Расспрашивать об этом мать Сонда не решилась.

Несмотря на то, что Дайан активно уговаривала дочь шить свадебное платье, а не покупать его, и даже предлагала ей личного портного, Сонда все же выбрала второй вариант. Времени до свадьбы оставалось совсем немного, но Сонду останавливало не это. Ей хотелось избежать многочисленных примерок, подгонок по фигуре, обсуждений модели и прочих мелочей, с которыми пришлось бы столкнуться, обращаясь к портному.

Чем больше Сонду раздражала предсвадебная лихорадка, тем сильнее она чувствовала, что совершенно не готова к замужеству. И не к замужеству вообще, а к браку с Эриком. Жених был с ней чуток, как никогда, и даже удивлял Сонду своей неожиданной страстностью. Прояви он свой пыл еще месяц назад, Сонда была бы рада такой перемене. Теперь же она героически подавляла в себе раздражение и утешала себя тем, что стерпится — слюбится.

Больше всего ее удручало то, что она не может объявить Эрику, что свадьба отменяется. Ей было чудовищно стыдно проявить бессердечность именно сейчас, когда она обнаружила ее в себе. Безусловно, те слова, которые говорил ей Кэрри, могли оказаться лишь ханжескими рассуждениями человека, у которого «рыльце в пушку», но суть их от этого не утрачивалась.

Сонда разрывалась от противоречивых чувств, неожиданно затопивших ее, как наводнение — Флориду, но все еще не теряла надежды на спасительную гавань, куда ее должно выбросить течение.

Зато надежду увидеться с Кэрри она потеряла окончательно. Иногда ее подмывало отправиться в «Шарминг плэйс» и попытаться узнать, кто же он на самом деле, но гордость останавливала ее.

Когда она пустилась в эту авантюру впервые, она не была влюблена в Кэрри, ею двигали какой-то почти охотничий азарт и любопытство. Теперь правила игры изменились: влюбленная женщина, по представлениям Сонды, не имела права навязываться предмету своей влюбленности. Правда, в последнее время она уже не так была уверена в этом, но все же…





Рассказ матери Сонда не приняла как истину в последней инстанции. Она долго анализировала поведение Кэрри, его слова, его действия. Не было сомнения в том, что этот человек — не идеален, но твердой уверенности в том, что он подлец, тоже не было. Слишком уж искренними казались его слова и эмоции. Не похоже, что человек с такими, по мнению Сонды, идеалистическими взглядами на жизнь, может быть замешан в грязную историю вроде той, за которую посадили Сирила.

Но та таинственность, которой он окружил свою поездку, внушала ей определенные подозрения. И она почти не сомневалась в том, что никакого малагасийского идола не было и в помине. В любом случае, Кэрри не торопился ее увидеть. А значит, как женщина Сонда была ему безразлична. Оставалось только купить белое платье и пойти к алтарю…

На «показ мод», как окрестила про себя Сонда покупку платья, с ней отправились Дайан и Дэвид, которого она все-таки решила взять с собой, чтобы мать не слишком настаивала на выборе понравившейся именно ей модели.

Дело в том, что Дайан, как и многие женщины с неплохим вкусом, мнила себя законодательницей мод, поэтому частенько вынуждала дочь покупать вещи, которые той совершенно не нравились. Сонде приходилось уступать матери, но, по возвращении домой, пиджачки и юбочки во вкусе Дайан отправлялись на верхнюю полку шкафа и никогда не надевались.

Бутик свадебных платьев и аксессуаров представлял собой большое двухэтажное здание, полы в котором были выложены огромными нежно-голубыми плитками. Они были начищены так превосходно, что Сонда смогла разглядеть в них свое отражение.

Первый этаж был, по всей видимости, оформлен для тех, кто приходил с невестами. Его обставили мягкими удобными диванами и лакированными столиками, на которых лежали свежие газеты и журналы.

К стене был прикреплен кронштейн с огромным телевизором, которым посетители, утомленные ожиданием без конца переодевающихся невест, могли скрасить свои унылые посиделки. Возле лестницы, ведущей на второй этаж, красовалось огромное зеркало в позолоченной раме, дающее возможность невестам полюбоваться своим нарядом.

По просторному залу прохаживались молодые девушки в голубых костюмах. Они предлагали посетителям чай, кофе и пирожные. А тем, у кого желудок просил чего-то более серьезного, предназначалась небольшая пристройка — салат-бар, в котором, помимо салата, можно было полакомиться чем-нибудь горячим.

Второй этаж отводился исключительно невестам. Тут и там стояли манекены с самыми разнообразными моделями свадебных платьев. В углу располагались довольно просторные кабинки для переодевания.

На стене возле кабинок висело зеркало в серебряной раме, изображающей цветки лилии. Невесты одевались здесь, на втором этаже, а затем спускались на первый, чтобы продемонстрировать свои наряды ожидающим их родственникам или подругам.