Желанное рабство

— Нет. Он не причина, а повод! Причина в нас, Данте, как ни прискорбно. Или ты думаешь, что меня можно окольцевать и присвоить? Не указывай мне, с кем дружить, а с кем нельзя!

— Проклятье! Я не хочу, чтоб другой мужчина предъявлял на тебя какие-нибудь права!

— Тогда уходи! Я не собираюсь подчиняться ничьей прихоти, даже твоей!

— Вот как! Просто тебе нужны сразу все: я, Энтони... Кто еще?.. Карл прав! Ты дешевка. Ньюбери тебя сразу раскусил, жаль, что я его не послушал.

Он тут же пожалел о сказанном. Но было поздно. Лейла медленно поднялась, опираясь на стол, посмотрела на Данте почти невидящими глазами и тихо, но очень отчетливо произнесла:

— Ты все испортил, Данте Росси. Я не знаю, смогу ли тебе простить когда-нибудь эти слова. — Она медленно сняла кольцо и осторожно положила его на стол.

Даже теперь еще можно было броситься перед ней на колени и вымолить прощение. Она бы простила, так велика была ее любовь. Но Данте слишком горд, чтобы сказать «прости». Лейла увидела крепко сжатые губы, гнев в глазах. Зачем продолжать агонию? Данте не ее мужчина. Только и всего.

6

Данте плеснул себе скотча и откинулся в кресле. Настроения развлекать клиентов, прилетевших на переговоры из Буэнос-Айреса, не было никакого. Не было настроения также видеть Карла Ньюбери. Но если гости вышли на балкон ресторана побеседовать с Ритой и Гэвином и не мозолили глаза, то Карл назойливой мухой крутился вокруг босса.

Больше всего боссу хотелось прихлопнуть муху. Больно уж у мухи был вызывающий вид.

Данте переживал. Еще вчера он полагал себя знатоком женских душ. Повод думать так давали ему сестры, выросшие буквально у него на руках. Оказалось, что в женщинах он не смыслит ни черта!

— Данте, с тобой все в порядке? — Карл, похоже, не собирался оставлять его в покое.

— Я устал, — рыкнул Данте, не заботясь о том, что подумают окружающие. — Карл, не мешай мне отдыхать. Я первый раз расслабился с самого приезда. Столько дел, что даже вещи еще не распаковал...

— Одна из не распакованных вещей не Лейла ли?

Попробовал бы кто-нибудь задать такой вопрос три месяца назад! Карл даже не постарался завуалировать бестактность, что вдесятеро сильнее разозлило Данте.

— Не лезь в мои дела, Карл! — яростно набросился он на Ньюбери.

Тот шутовски вскинул руки, словно говоря: «Сдаюсь, сдаюсь, сдаюсь!»

Они помолчали.

— Извини, я перегнул палку! — наконец примирительно сказал Ньюбери. Желание шутить с Данте у него пропало, но не пропал соблазн довести его до белого каления. — Хорошо, что...

— Хорошо, что ты уже закончил со мной разговор, Карл! Ты уже и так сказал слишком много.

На них начали обращать внимание, но мужчины пока не вмешивались, делая вид, что заняты выуживанием оливок из коктейлей.

— Я хотел сказать, что хорошо, что вы с Коннорс-Ли расстались. Я слышал, она вчера убежала в слезах. Утром только об этом и говорили. Конечно, все ведь обсуждают эту историю с наследником империи Флетчеров...

Данте с трудом удержался, чтобы не врезать кулаком по самодовольной роже Ньюбери. Он, разумеется, знал, что кое-кто шушукается у него за спиной, дескать, босс на Карибах выставил себя идиотом. Пусть шушукаются! С первой встречи с Лейлой он только и делает, что подставляет себя под шутки окружающих. Но, черт возьми, этот Ньюбери переходит все границы!

— Старик, — спокойно сказал Данте, — боюсь, ты не прав. Мы с Лейлой близки по-прежнему. Больше того — мы помолвлены.

Данте доставило огромное удовольствие видеть, как перекосилось лицо у Ньюбери.

— Вот так номер! — растерянно протянул тот. — Когда же свадьба?

— Пока нескоро.

Данте сам не понимал, что заставило его сказать такое. Он предпочел бы на этом и остановиться, но от Ньюбери не так-то просто было отвязаться.

— Дай пожать твою мужественную руку, друг! Связать себя с женщиной после того случая... На твоем месте я бы умыл руки.

Данте не питал никаких иллюзий по поводу истинного к нему отношения этого грязного человечка. Сочувственные нотки в липком голосе Ньюбери не обманули Данте, но насторожили.

— Я пока на своем месте, Карл. И между нами есть существенное различие. Я, в отличие от тебя, очень хорошо знаю предмет нашего разговора.

— Вопрос в том, Данте, все ли ты знаешь об этом предмете...

— Я знаю все, что мне необходимо знать о Лейле Коннорс-Ли.

— Когда ты говоришь «все», ты подразумеваешь и ее семью, в частности отца?

Ничего не подозревая, Данте спокойно произнес:

— Ее отец умер.

— Я знаю. А ты знаешь, отчего он умер? Или, точнее, по какой причине?

— Откуда такой интерес к отцу Лейлы?

— Ну, я не единственный, кто интересовался ее отцом последнее время. Я провел небольшое расследование. Тебе тоже будет небезынтересно.

— Я не уверен.

— Ничего противозаконного в твоем или моем любопытстве нет. Но, Данте, у нашей фирмы некоторые интересы на Востоке. Наши партнеры знают кое-что о мистере Генри Д. Ли. Он покончил с собой, Данте, а потом выяснилось, что у него такие долги, что не хватило недвижимости погасить их. Дочь и вдова все еще выплачивают по некоторым из них. — Ньюбери оскорбительно засмеялся. — Ты молодец, что связался с Лейлой, — продолжил он, развязно улыбаясь красным мясистым ртом. — Теперь она оплатит векселя, будь уверен!

У Данте с языка едва не сорвалась одна из тех бойко-непристойных фраз, которыми так изобиловала речь итальянских мальчишек в его детстве. Недомерок, сидящий напротив, вызывал желание размазать его по стенке. Но бизнесмен победил в Данте задиру-итальянца, здравый смысл привычно подчинил себе бешеный темперамент.

— Не думаю, Карл, что в попытке Лейлы спасти репутацию семьи и выплатить отцовские долги есть что-то позорное. Если это все, что ты имеешь против моей невесты, то можешь быть свободен. Если же захочешь еще покопаться в могилах ее предков, помни, что за спиной Лейлы ты всегда найдешь меня. Последствия тебе и не снились. Крестница Гэвина может тогда приходиться тебе женой хоть двадцать раз, но это тебя не спасет. Я вышвырну тебя из компании. Я выразился достаточно ясно, дружище?

— Данте, не кипятись! Я всего лишь забочусь о твоей репутации и не хочу, чтобы тебя обманули!

— Карл, я уже взрослый мальчик. И сам могу о себе позаботиться. — Данте откинулся назад и мягко улыбнулся. — Гости заждались. Пойдем, и сотри с лица эту постную мину. Улыбайся!

Поле битвы осталось за Данте. Если бы и от Лейлы он мог отделаться так же легко, как от Ньюбери! Отдал бы правую руку и два пальца левой, только бы забыть и ее, и все, что с нею связано. Невозможно сохранять на лице выражение жизнерадостного идиотизма, когда душу рвут на части мысли, что кто-то уже занял возле Лейлы место, по праву принадлежащее ему одному, проник в ее сердце и завладел телом.

Минуты текли, словно вязкий кленовый сироп, Лейла продиралась сквозь них к концу рабочего дня, преодолевая все усиливающиеся желудочные спазмы и головокружение. Стол в ее кабинете был завален бумагами, делам не виделось конца. Данте жил где-то за этой бумажной стеной и развлекал своих аргентинских партнеров. Лейла ничего не знала о нем вот уже два дня. Когда в среду она брела домой, ей казалось, что асфальт вот-вот проломится под ней, а сверху ее завалит домами.

— Как ты похудела! — не удержалась за ужином мать. — Одни глаза и талия остались!

— Не удивительно, — вмешалась Клео, — посмотри на ее тарелку. Милая моя, когда в последний раз ты нормально ела?

— Не знаю. — Лейла выписывала в супе восьмерки. — Это, наверное, беременность. А еще — отношения с Данте. Никакого аппетита.

Мать неодобрительно покачала головой.

— Почему бы тебе не рассказать ему о ребенке? Это бы изменило дело. Данте не безрассудный человек, я в нем уверена. У него просто было плохое настроение, когда ты завела речь об Энтони.