Дитя цветов

Дочь смотрела на отца широко открытыми глазами. Он боялся, что она под влиянием всевозможных сплетен представляет себе какие-то ужасные образы и сцены.

Наверное, я все же обязан рассказать ей правду.

— Пожалуй, самым плохим было отсутствие права на личную жизнь, — тихо произнес он. — Полный контроль за тем, какую одежду ты носишь, какие продукты ешь, сколько спишь. Еще я не мог выбирать людей, с которыми хотел общаться.

— А другие люди были ужасными? — поинтересовалась Джессика.

— Не все. Но мне стало намного легче, когда меня перевели на тюремную ферму, — признался Дэниел. Он не хотел вдаваться в подробности и рассказывать дочери о сокамерниках.

— А ты там был счастлив? — спросила она.

— Нет, не могу этого сказать, — ответил Дэниел. Сначала он собирался солгать, но передумал. — Наверно, мне стоило найти способ быть счастливым, но я его не искал. Я просто ждал, когда все кончится.

— А сейчас? Ты счастлив? — спросила дочка. Дэниел не знал, как реагировать на ее вопрос.

Джессика поставила его в тупик. Что еще малышка захочет узнать? — думал он.

— Конечно, я счастлив, — пробормотал Дэниел.

— Правда счастлив? — не унималась девочка.

— Посмотри на меня и решай сама. У меня самая красивая в Австралии дочь, недавно у нас появился новый приплод телят, забавная собака, а еще нас ждет вкусная пицца в духовке, и ты еще сомневаешься в моем счастье? — весело ответил он.

— Ты не выглядишь очень счастливым, — сказала Джессика, нахмурившись.

— Да неужели? — удивился Дэниел.

— Не таким счастливым, как в первый день, когда мы приехали из Сиднея. Тем не менее, сейчас ты не совсем грустный. — Она пристально вглядывалась в лицо отца. — У тебя душевная рана.

От удивления он открыл рот.

— Душевная рана? — воскликнул Дэниел. Во-первых, он был поражен, что его дочь использует подобные выражения, а во-вторых, что она так точно описала его нынешнее состояние.

Да, Джесс права, у меня и правда душевная рана.

— Что ты знаешь о душевных ранах? — спросил Дэниел.

— Я прочитала в журнале, что одну актрису бросил ее парень, — сказала Джессика, покраснев. — Она говорила в интервью, что переживает сильнейшую психологическую травму и что ее душевная рана никак не может зажить.

Он смутился.

Ну и взрослая у меня дочь! Когда же она успела так вырасти?

Дэниел был рад переключить внимание девочки на пиццу.

— Налегай! Разве ты не голодна? Давай, Джессика! Где тарелки и салфетки? — спросил он. Дэниел разрезал пиццу, положил одну порцию себе, другую — дочери, но Джессика откусила лишь кусочек. — Что-то не так? Ведь ты обожаешь ветчину и ананасы, — поразился он.

Вместо ответа Джессика достала из оставленной на стуле школьной сумки мешочек и положила его на стол.

— Я нашла их все, — сказала она. — У меня это заняло кучу времени. — На стол вывалились три разрисованных камушка.

— Вот это да! Прекрасно! — Дэниел не мог оторвать взгляда от каменных человечков Лили.

— А ты даже не спрашивал меня о них, — упрекнула его Джессика. В ее голосе прозвучала обида.

— Наверное, просто забыл. Я рад, что они снова здесь. А теперь ешь свою пиццу, — сказал он, пытаясь скрыть грусть.

— Я не голодна, — ответила Джессика.

— Не может этого быть! Ты что, заболела? — забеспокоился Дэниел.

— Я переживаю, — ответила она.

— Почему, милая? Что-нибудь случилось в школе? — спросил Он.

Девочка снова покачала головой. На этот раз Дэниелу показалось, что она сейчас заплачет.

— Расскажи мне, что случилось. — Он волновался все больше, но говорил спокойно и нежно.

— Почему ты больше не разговариваешь с Лили по телефону? — вдруг спросила Джессика. Для Дэниела ее вопрос был подобен взрыву.

— Мы оба очень заняты, — неуверенно ответил он.

— Неправда.

— А почему тебя это волнует? Тебе же не нравилось, когда мы разговаривали, — удивился Дэниел.

— Но тебе-то нравилось, — горячо прошептала Джессика. — Тебе нравилась Лили! Ты не должен был прекращать звонить ей только потому, что это не нравилось мне, особенно если теперь ты так грустишь.

Он в шоке уставился на дочь. Что спровоцировало подобную реакцию, ведь он не показывал, как сильно переживает из-за Лили? Все эмоции держал в себе. Ради Джессики.

— Когда я жила в Сиднее, я старалась вести себя так, чтобы все думали, что я счастлива, — произнесла девочка. — Но я притворялась. Все время — и в школе, и дома — я грустила и очень скучала по тебе.

— Бедная девочка, — прошептал Дэниел.

— Я, правда, очень не хочу, чтобы ты чувствовал то же самое, папочка, — сказала Джессика и заплакала.

Лили собиралась идти на пляж. Она была в ужасном состоянии, но старалась не показать матери, что творится у нее в душе, ведь Ферн недавно перенесла операцию, ей нельзя волноваться.

Собрав все необходимое — очки, шляпу, зонтик от солнца, книжку, — Лили вошла на кухню, где ее уже ждала мама.

— Готова? — спросила Лили. Ферн сегодня собиралась в гости к подруге, живущей на другом берегу залива.

— Абсолютно, — ответила мать и без труда встала со стула, продемонстрировав свое прекрасное самочувствие. — Лили, ты выглядишь усталой.

— Правда? — спросила девушка.

— Да, к сожалению, это так, милая, — грустно сказала Ферн, с беспокойством глядя на дочь. — Я-то почти выздоровела, а ты, бедняжка, совершенно измотана.

— Я в порядке, мам, не волнуйся. В любом случае я собираюсь провести великолепный день на пляже, — ответила она.

— А это поможет? — Ферн внимательно посмотрела на дочь. — Ведь дело не в физическом состоянии, не в усталости, не так ли?

— Идем, хватит разговаривать, — сказала Лили нетерпеливо. Она подошла к стене и сняла с крючка ключи от машины. Девушка не хотела отвечать на вопрос матери.

— Подожди, Лили, я хочу выяснить одну вещь, — настаивала та.

— Какую? — Лили начала раздражаться.

— Скажу без лишних предисловий, — начала Ферн. — Ты же знаешь, Лили, что я — человек прямолинейный. После возвращения из Джиджи-Спрингс ты была такой счастливой, глаза горели, ты вся светилась от радости, даже говорила мне о будущих внуках и о «теоретическом отце» для своих детей. Знаю, мы просто шутили, но тебе постоянно звонил какой-то мужчина, и ты вся сияла. А потом все кончилось. Что произошло?

Наступила пауза. Лили не могла ничего сказать. Ферн обняла дочь за плечи и посмотрела ей в лицо.

— Мне не хватает блеска в твоих глазах. Что случилось, дорогая? — спросила она с нежностью.

— Он просто очень занят сейчас. Он вдовец, один воспитывает одиннадцатилетнюю дочку, восстанавливает свою скотоводческую ферму. Дел невпроворот, понимаешь? — объяснила девушка.

— Так занят, что не может найти минутку, чтобы позвонить? — удивилась Ферн.

Лили заморгала и закрыла глаза, чтобы не расплакаться.

Хорошо, я скажу правду.

— Так и быть, сдаюсь, — тихо прошептала она. — Ты победила. Мы расстались.

Мы расстались…

Два простых слова, но таких невыносимо грустных! В них столько безысходности!

— Моя бедная Лили, — прошептала Ферн. — Мне так жаль! Что пошло не так?

— Я не хочу говорить об этом, — ответила девушка.

— Но мне тяжело видеть тебя в таком состоянии, дочка, — мать продолжила разговор. — Ты ведь до сих пор влюблена в него, правда?

— Настолько, что не могу этого вынести, — призналась Лили. В ее голосе звучала боль.

— Лили, расскажи мне, как это случилось. Почему ты его отпустила? — спросила Ферн.

Я иду по твоим следам, беру с тебя пример. Ты же отпустила отца!

— Так лучше, — сказала она, решив не высказывать свою мысль вслух.

— Для кого? — спросила мать, с тоской вглядываясь в лицо Лили.

— Для дочки Дэниела и для него самого, — ответила она.

— А для тебя, Лили? Это лучше для тебя? — не унималась Ферн.

На этот вопрос ответа не было. Расставание с Дэниелом стало самым ужасным несчастьем, произошедшим в жизни девушки, для нее это даже тяжелее, чем потеря отца и Джоша.