Мертвый и живой

Джанет и ее муж, Баки Гитро, окружной прокурор Нового Орлеана, были клонами. Тела настоящих Джанет и Баки Гитро давно уже похоронили на гигантской свалке, расположенной к северо-востоку от озера Поншатрен.

В большинстве своем Новые люди не клонировались. Их полностью, от начала и до конца, проектировал Отец. Но клоны имели решающее значение в установлении контроля над политической системой города.

Джанет подозревала, что в ее программе стерлись какие-то важные разделы, и Баки склонялся к тому, чтобы согласиться с ней.

Причина заключалась не только в том, что Джанет убила, не получив на то команды от ее создателя. Убивать ей понравилось. Если на то пошло, убийство доставило ей наслаждение.

Она хотела пойти в соседний дом и убить Беннетов.

– Убийство так бодрит. Я чувствую, что живу.

Баки следовало доложить о случившемся Гелиосу, чтобы Джанет ликвидировали. Но его так потрясла ее отвага, что он не мог заставить себя позвонить Отцу по номеру экстренной связи.

Последнее указывало им обоим, что и у Баки в программе стерлись какие-то разделы. Он не думал, что тоже сможет убить, но ему очень хотелось посмотреть, как Джанет будет расправляться с Беннетами.

Они едва не бросились к соседнему дому. Но мертвый посыльный, лежащий в прихожей, вроде бы требовал дальнейшего изучения, хотя бы потому, что с него Джанет начала отсчет трупов.

– В конце концов, – заявил Баки, – будь ты охотником, а он оленем, мы бы сделали сотню фотографий, отрезали бы у него рога и повесили над камином.

У Джанет округлились глаза.

– Ты хочешь что-то у него отрезать и повесить над камином?

– Пожалуй, без этого как раз можно и обойтись, но мне хотелось бы сделать несколько фотографий.

– Так иди за камерой, а я подберу наилучший фон.

Поспешив на второй этаж за фотоаппаратом, который они держали в стенном шкафу своей спальни, Баки увидел Герцога Орлеанского, который смотрел на прихожую с верхней ступени лестницы.

Герцог, красивая светло-коричнево-черная немецкая овчарка с белыми «сапожками» на передних лапах, пребывал в замешательстве и держался настороженно с того самого момента, как несколькими неделями раньше в его жизнь вошли клоны Баки и Джанет. Они выглядели точь-в-точь, как его хозяева, но он знал, что это не они. Поэтому относился к ним уважительно, но держался обособленно, не выказывал любви, которая, впрочем, им и не требовалась.

И пока Баки поднимался по лестнице, Герцог развернулся и затрусил в одну из гостевых спален.

Гелиос думал о том, чтобы убить собаку вместе с настоящими Баки и Джанет.

Но Герцога в Новом Орлеане обожали: однажды он спас из огня двух маленьких девочек и так хорошо себя вел в общественных местах, что частенько ходил в суд со своим хозяином. Его смерть могла вызвать большой интерес, ему могли устроить похороны с джаз-оркестром. Все это привлекло бы ненужное внимание к новоявленной паре клонов.

Кроме того, настоящий Баки Гитро, сентиментальный по натуре, так любил свою собаку, что на похоронах от него ожидали бы безудержных рыданий. Новым людям имитация горя не давалась. Каменная статуя Девы Марии заплакала бы скорее, чем рожденные из резервуаров сотворения.

С камерой в руке новый Баки слетел вниз. Джанет уже перетащила покойника в гостиную, усадила в обитое плюшем кресло. Сама села на подлокотник и, схватившись за волосы трупа, подняла голову, чтобы он смотрел в объектив.

Потом они перенесли посыльного на диван, и Джанет села с ним рядом. Следующий снимок Баки сделал в кабинете. Джанет и труп сидели рядышком на высоких барных стульях, Посыльный положил голову на плечо Джанет, словно крепко набрался. Они еще потаскали покойника по дому, сделали несколько фотографий, нахлобучив ему на голову женские шляпы, раздели догола, одели в женское белье, таким и сфотографировали.

Проделывая все это, ни разу не засмеялись. Новые люди могли изображать смех, причем достаточно убедительно, но их веселье не было настоящим. А над трупом они издевались только потому, что люто ненавидели Старых людей и полагали, что это хороший способ проявить свою ненависть.

Собака следовала за ними во время всей фотосессии, наблюдала с порога различных комнат, близко не подходила.

Наконец они вновь раздели посыльного догола, узлом завязали веревку на шее, перетащили его в маленькую гостиную и повесили на балке, словно большую рыбу. Джанет встала рядом с трупом, довольная добычей.

– И знаешь, что я думаю о том, чем мы занимаемся? – спросила она.

Все, что они делали, казалось Баки вполне соответствующим здравому смыслу, хотя он и не мог сказать почему.

– Так чем?

– Я думаю, мы развлекаемся.

– То есть это и есть развлечение?

– Думаю, да.

– Что ж, все это куда интереснее того, что мы делали раньше. Что еще ты хочешь с ним сделать?

– Он мне начал надоедать, – ответила Джанет. – Я думаю, нам пора пойти в соседний дом и убить Беннетов.

Настоящий Баки держал в доме оружие.

– Ты хочешь взять пистолет и разнести им физиономии?

Джанет обдумала его предложение, покачала головой.

– Не такое уж это развлечение.

– Хочешь взять нож или тот меч времен Гражданской войны со стены в моем кабинете?

– Что я хочу – так это убить их голыми руками.

– Задушить их?

– Это уже пройденный этап.

– Тогда что ты собираешься с ними делать?

– У меня тысяча идей.

– Мне взять с собой камеру?

– Абсолютно точно – ты должен взять с собой камеру.

– Возможно, мы сумеем вставить все эти фотографии в альбом? – предложил Баки. – Как принято у людей.

– Я с удовольствием. Только мы не люди.

– Не понимаю, почему мы не можем завести альбом. Во многом мы схожи с людьми.

– Да, только мы лучше. Мы – высшая раса.

– Мы – высшая раса, – согласился Баки. – Скоро мы сможем править миром, колонизируем Луну и Марс. Нам будет принадлежать вся Вселенная. Поэтому мы можем завести альбом с фотографиями, если нам того хочется. Кто посмеет сказать нам, что мы не можем?

– Никто, – ответила Джанет.

Глава 3

В огромной кухне «Рук милосердия» Рипли в одиночестве сидел на табуретке у одной из центральных стоек, изготовленных из нержавеющей стали. Руками отрывал куски от трехфунтового окорока и заталкивал в рот.

Среднему Новому человеку требовались пять тысяч калорий в день, чтобы поддерживать жизнедеятельность организма, в два с половиной раза больше, чем обычному. Но в последнее время Рипли предавался обжорству, в один присест отправляя в желудок десять тысяч калорий, а то и больше.

Рвать мясо ему нравилось куда больше, чем есть. В эти дни желание что-то рвать, особенно мясо, появлялось у Рипли все чаще. Приготовленное мясо служило заменителем для мяса сырого, плоти Старых людей. Вот уж кого ему хотелось рвать больше всего.

Никому из них не разрешалось убивать или выказывать желание убить… до получения соответствующего приказа от Пасечника.

Именно так Рипли прозвал Виктора Гелиоса. Многие называли его Отцом, но мистер Гелиос страшно злился, если слышал, что кто-то так его называет.

Они были не детьми своего создателя, а его собственностью. Он не считал, что чем-то им обязан, зато они были обязаны ему всем.

Рипли съел весь окорок, напоминая себе, что Пасечник придумал блестящий план для нового мира.

Семья – не просто отживший свое атрибут, но еще и опасный, потому что ставит себя выше благополучия расы. Отношения родитель – ребенок необходимо искоренить. И Новые люди, рождающиеся взрослыми из резервуаров сотворения, должны хранить верность не друг другу, а исключительно новому обществу, создаваемому Гелиосом, даже не обществу, а идее общества.

Из холодильника размером с небольшую комнату Рипли достал кусок копченой говяжьей грудинки весом в два фунта. Вновь сел на табурет у центральной стойки.

Семьи воспитывали индивидуумов. Из резервуаров сотворения появлялись «рабочие пчелы», каждая предназначалась для выполнения определенной функции. Зная свое место и предназначение в жизни, ты мог испытывать удовлетворенность, недоступную Старой расе. Свободная воля – проклятье Старых людей. Запрограммированная цель – триумф Новых.