Страница 87 из 115
— Ну хорошо, Кей, тогда давайте просто пройдем этот отрезок.
Выхожу из прихожей, миную столовую и возвращаюсь в зал. Прямо перед нами — желтый кофейный столик из эвкалипта, который я отловила в одном замечательном нью-йоркском магазине. Благородная белая древесина, отсвечивающая медом, вся запачкана опудривающим средством для дактилоскопии, и кто-то оставил на ней кофейный стаканчик.
— Вот здесь, на углу, стояла банка с формалином, — говорю я.
— И оказалась она здесь потому...
— Потому что в ней лежала татуировка. Та самая, взятая со спины неопознанного трупа, который, по нашим предположениям, является Томасом Шандонне.
— Защита задаст вполне законный вопрос: почему человеческая кожа оказалась у вас дома?
— Ничего удивительного, меня все об этом спрашивают. — Как я устала объяснять. — Татуировка для нас важна. На ее счет возникло много, очень много вопросов, ведь мы так и не поняли, что там изображено. И не только из-за того, что тело сильно разложилось на момент обнаружения и ее вообще трудно было заметить. Просто татуировка оказалась маскировочной. Под ней находилась другая. Нам необходимо было добраться до первоначального изображения.
— Две золотые монетки под совой, — говорит Бергер. — Каждый, кто принадлежит к клану Шандонне, носит метку: две золотые монеты.
— Да, мне интерполовцы сообщили, — говорю я, на сей момент уже решив, что Бергер с Джеем Талли с пользой провели время.
— Брат Томас действовал за спиной семьи, у него был бизнес на стороне. Он контролировал корабли, подделывая транспортную документацию, сам приторговывал оружием и наркотиками. Сменил татуировку на сову и стал действовать под вымышленными именами, поскольку знал: если клан Шандонне его обнаружит, ему кранты, — пересказываю то, что рассказал Джей, когда мы были в Лионе.
— Интересно. — Бергер прикладывает палец к губам, осматривается. — Судя по всему, семья его все-таки вычислила и убила. Руками другого сына... Банка с формалином. Так почему вы принесли ее домой? Поясните-ка еще раз.
— Собственно говоря, я это сделала не нарочно. Ездила показать татуировку одному специалисту, художнику-татуировщику, в Петерсберг. Оттуда вернулась сразу домой и оставила кожу у себя в кабинете. Просто так случилось, что в тут ночь, когда он сюда заявился...
— Жан-Батист Шандонне.
— Да. В ту ночь, когда он объявился здесь, я взяла банку с собой в большую комнату и между делом ее рассматривала. Поставила на стол. Он врывается в дом, я бегу. У него в руках обрубочный молоток, и он занес его, чтобы меня ударить. Вижу банку. С перепугу хватаю ее. Ныряю за спинку дивана, откручиваю крышку и плещу в преследователя формалином.
— Рефлекс сработал, потому что вы прекрасно знаете, насколько он едок.
— Да. Когда такой раствор каждый день вдыхаешь, тут уже и во сне сообразишь. Профессионалы знают: если формалин попал на кожу, можно получить жуткое увечье, и поэтому все соблюдают осторожность, чтобы не брызнуло по случайности, — объясняю я, сообразив, что могут подумать о моей истории присяжные. Они просто не поверят. Абсурд какой-то.
— Вам в глаза когда-нибудь формалин попадал? — спрашивает Бергер. — Не обливались, не брызгало?
— Слава Богу, пронесло.
— Итак, вы плеснули ему в лицо. Что потом?
— Выскочила из дома. По пути схватила с обеденного стола «глок», который у меня там лежал. Уже на ступеньках поскользнулась — и перелом. — Демонстрирую гипс.
— А он что в это время делал?
— Погнался за мной.
— Сразу же?
— Похоже на то.
Бергер заходит за спинку дивана и смотрит на старинный дубовый паркет, где раствор разъел полировку. Потом идет к более светлым зонам твердой древесины. Очевидно, брызги формалина долетели почти до входа в кухню. Надо же, а я и не подозревала. Помню только, как он визжал, выл от боли, тер глаза.
Бергер стоит в дверном проеме и что-то пристально рассматривает. Подхожу к ней, желая выяснить, что привлекло ее внимание.
— Отклонюсь от темы. Должна признаться, я еще таких кухонь не видела, — поясняет она.
Кухня — это душа моего дома. Медные кастрюли и сковородки начищены до блеска и висят на крючках по обе стороны огромной плиты, разместившейся в самом центре комнаты и включающей в себя два гриля, мойку с горячей водой, две плитки с газовыми конфорками. А кроме того, угольную жаровню и непомерную горелку для огромных суповых кастрюль. Обожаю супы готовить. Приборы из нержавейки плюс низкотемпературный холодильник и заморозка. Вдоль стен рядами висят полочки для специй, и еще здесь стоит разделочный стол размером с двуспальную кровать. Пол у меня из чистого дуба, без покрытия, а в углу вертикальный охладитель для вин. У окна, из которого открывается вид на каменистый изгиб реки Джеймс, маленький столик.
— Профессионально оборудовано, ничего не скажешь, — бормочет Бергер, прохаживаясь по кухне, которая, должна признать, наполняет меня гордостью. — Сюда приходят работать и создавать предметы искусства. Я слышала, вы замечательно готовите.
— Обожаю кашеварить, — признаюсь я. — Здорово отвлекает.
— Откуда у вас деньги? — откровенно интересуется гостья.
— Я разумно с ними обращаюсь, — холодно отвечаю я: не в моем вкусе вести разговоры на тему финансов. — Мне многие годы везло с вложениями. Редкостная удача.
— Вы предприимчивая и ловкая женщина, — говорит Бергер.
— Стараюсь. Бентон оставил мне квартиру на Хилтон-Хед. — Умолкаю. — Я ее продала, не могла там одна жить. — Снова пауза. — Выручила шестьсот тысяч с гаком.
— Понятно. А это что? — Она показывает на бутербродницу «Милано» для итальянских сандвичей.
Объясняю.
— Знаете что, давайте, когда вся эта неразбериха закончится, я к вам приду хорошенько наесться, — говорит Бергер довольно бесцеремонно. — Ходят слухи, вы специалистка по итальянской кухне.
— Да. В основном итальянское я и готовлю. — Слухи тут ни при чем. Бергер знает меня лучше, чем я сама.
— Думаете, Шандонне мог сюда зайти и промыть под краном глаза? — вдруг спрашивает она.
— Понятия не имею. Знаю только, что выбежала из дома, упала, а когда подняла взгляд, увидела, что он, качаясь, вывалился из дверей. Спустился по ступенькам, не прекращая кричать, рухнул на землю и начал втирать в лицо снег.
— Пытался промыть глаза. Формалин — довольно маслянистая субстанция, правда? От нее тяжело избавиться.
— Да, так запросто не прополощешь, — отвечаю. — Нужно много теплой воды.
— И вы не предложили ему помощи? Даже не попытались?
Смотрю на Бергер.
— А вы сами-то как бы поступили? — Я закипаю от злости. — Я что, должна доктора из себя изображать, после того как этот подонок пытался мне мозги вышибить?
— Вам зададут этот вопрос, — как ни в чем не бывало отвечает Бергер. — Если честно, нет. Я бы не стала ему помогать, но это между нами. Итак, он перед вашим домом.
— Да, еще забыла сказать, что нажала кнопку тревоги, когда выбегала, — вспоминаю я.
— Вы схватили формалин. Взяли со стола пистолет. Нажали кнопку тревоги. Вы замечательно сохраняли присутствие духа, вам не кажется? — комментирует она. — Ладно, итак вы с Шандонне во дворе перед домом. Подъезжает ваша племянница, приставляет ему пистолет к голове, и вы уговариваете Люси не расстреливать мерзавца. Тут появляются бойцы из управления. Конец рассказа. Все, точка.
— Ах, если бы...
— Так, обрубочный молоток, — переключается Бергер. — Вы наведались в магазин скобяных товаров и искали там инструмент, который мог бы оставить раны, подобные обнаруженным на теле Брэй. Таким образом вы выяснили, что собой представляло орудие убийства. Так?
— Я могу развить эту тему гораздо дальше, — отвечаю я. — Мне было известно, что жертве наносили удары предметом, имеющим две разные поверхности. Одна довольно заостренная, другая — прямоугольная. На отдельных участках черепа четко запечатлелась форма орудия, которым били; более того, на матрасе остался отпечаток какого-то окровавленного инструмента. Скорее всего орудия убийства. Похоже было на киркомотыгу или молоток, только какой-то необычный. Я походила, поспрашивала...