Сеанс

— Это ведь мой собственный выбор — приехать сюда, — ответила я ему, — так что не будем говорить об этом.

Я чувствовала, как он жаждет хотя бы взгляда, хотя бы улыбки, какого-то знака близости, но не была способна откликнуться.

Кто-то успел разжечь камин у меня в комнате и, как только я заперла за Эдвином дверь, я зажгла две пыльные свечи на каминной полке, подтащила складную кровать, насколько посмела, ближе к огню и, не снимая одежды, улеглась в постель, придвинув к себе стул с фонарем. Запах масла и разогретого железа чуть успокаивал, успокаивало и сознание, что Эдвин будет в смежной комнате, между мной и лестничной площадкой.

Тепло постепенно проникало в каждую мою жилку, и я начала понимать, что более всего — помимо тона Вернона Рафаэла — меня расстроило опасение, что он может оказаться прав насчет Нелл: ведь, в конце концов, он сделал свои выводы о том, что Магнус убил (или хотя бы намеревался убить) своего дядю на основании того, что я показала ему. Мне самой мысль о такой возможности никогда в голову не приходила, но эти выводы Вернона выглядели вполне обоснованно, тогда как его объяснение Раксфордской Тайны, кроме нескольких пунктов, было простым повторением отчета коронера.

Однако, если бы я показала ему остальные записи, они лишь укрепили бы его убежденность в том, что Нелл виновна.

И тем не менее было что-то такое в том, что он сказал, что-то, задевшее во мне некую струну, несмотря на то, что на мою собственную теорию был вылит ушат холодной воды… Да, вот что: если бы Нелл пожелала отдать Клару своему сообщнику, зачем ей было сначала привозить девочку в Холл?

И зачем из всего множества комнат, какие она могла выбрать, она поместила Клару в этот тесный, темный, безвоздушный чулан?

Да затем, что при закрытых дверях никто не мог бы сказать, есть там ребенок или нет!

Я взяла дневник Нелл и записи Джона Монтегю о расследовании и при свете фонаря пробежала взглядом по страницам.

Не было ни одной записи о том, чтобы кто-то еще видел Клару в замке.

Я вернулась к первой странице дневника — дневника, который, как написала Нелл, она не осмелилась начать в Лондоне, опасаясь, что Магнус его найдет. И который она оставила открытым на письменном столе.

Она хотела, чтобы Магнус его нашел! Я обманулась: дневник оказался фикцией, и ничему из сказанного в нем верить было нельзя.

Нет, не совсем так. Все, что касалось неудачи их брака, ее отвращение к мужу, миссис Брайант, все, о чем Магнус мог знать, что он мог проверить, — все это должно было быть правдой, должно было его ранить, задеть за живое, чтобы он, нисколько не усомнившись, поверил и всему остальному.

Клары никогда не было в Холле. Кто-то — горничная Люси? — унес ее прочь, куда-то в безопасное место, а Нелл приехала в Раксфорд-Холл одна. Это, по-видимому, было самой рискованной частью плана — отнести «дитя» (вероятно, куклу, запеленатую в свивальники и одеяла) из экипажа в комнату. Неудивительно, что она так настаивала на том, что все станет делать сама.

Но зачем? В чем смысл такого обмана?

Чтобы все выглядело так, что проклятие Раксфорд-Холла снова оказало свое действие; что она сама и Клара исчезли, унесенные силами тьмы. Нелл придумала последнее «посещение», чтобы «предсказать» судьбу — свою и Клары.

Однако этот ее обман не имел успеха: Магнус просмотрел дневник и тотчас же организовал поиски.

Неужели Нелл решила, что, несмотря на весь его скептицизм, он все же верил в потусторонние силы? Или что другие поверят, даже если он усомнится? И смерть миссис Брайант нарушила ее собственный план?

А как же она намеревалась ускользнуть? Без Клары она могла и пешком уйти. И раз дневник был оставлен с тем, чтобы Магнус его нашел, у нее имелись все резоны уйти, как только забрезжит свет и она сможет видеть, куда ей идти в Монашьем лесу.

Как это Вернон Рафаэл сказал о Магнусе — «гений импровизации»?

Нелл была так погружена в создание иллюзий о себе самой, что и не задумалась о том, как ее дневник может быть использован против нее. Письмо Магнуса, адресованное мистеру Вейтчу, — то, что нашел Джон Монтегю, — оно ведь тоже было фикцией, как и обрывок платья Нелл, застрявший в доспехах. Нелл не возвращалась в Холл, и Магнус вовсе не погиб в замке.

Тогда чей же пепел обнаружили в доспехах?

Во всяком случае не пепел Нелл — доктор на расследовании сказал, что это останки мужчины примерно возраста Магнуса и его роста.

Чтобы провести убедительный сеанс, всякому медиуму нужен соучастник. Магнус сказал, что Болтон приведет в действие индукционную машину, однако машина оказалась простой бутафорией. И Магнус, несомненно, был слишком хитер, чтобы довериться Болтону.

Нет, соучастником был кто-то совсем чужой, человек, которого никто не видел, проведенный в Холл тайком, посреди ночи, и спрятанный в лабиринте комнат на верхнем этаже, куда никому не разрешалось заходить. Ему, по-видимому, хорошо заплатили, а он и не знал, что поставлено на карту… Ему так и не пришлось выйти из замка живым.

Было что-то еще, о чем упоминал Джон Монтегю… Да, молния, которую видели жители Чалфорда, как им показалось, со стороны Монашьего леса, в ночь на воскресенье… Магнус сжег тело этого человека в доспехах и запустил «молнию» точно так же, как Вернон Рафаэл сегодня вечером.

Или же я неправа насчет соучастника, и Магнус просто привез пепел с собой: в конце концов, он же был врач. Но в таком случае… Да в любом случае он заранее запланировал свое исчезновение.

Я снова просмотрела дневник Нелл — от конца к началу, проследив все упоминания о том, как Магнус уезжал из дома, отсутствуя по несколько дней и даже недель подряд. Магнус все время жил двойной жизнью.

И Нелл, должно быть, понимала, как только новость о страшной находке Джона Монтегю достигла ее ушей, что, если ее схватят, Магнус вполне может оказаться среди зрителей, явившихся посмотреть, как ее повесят за то, что она его убила.

Ум мой метался от одного заключения к другому с такой быстротой, что я сама не понимала, как далеко зашла в своих выводах. Из-за того, что Нелл утверждала, что в Кларе нет ничего от Магнуса, я смогла отбросить эту мысль, представив Нелл своей настоящей матерью в полувоображенном мною мире, к которому реальные отношения были неприменимы. Теперь же меня обуял тошнотворный страх, что я и правда могу оказаться Кларой Раксфорд. Несмотря на две свечи и мерцание огня в камине, тени от мебели — в гостиной стояли два плесневелых кресла, несколько разномастных стульев и шкафчиков — были, по правде говоря, невероятно темными. Я провела лучом фонаря по комнате, вызвав к жизни новые тени — от отстающих обоев — на растрескавшемся, провисшем потолке, который словно еще больше выпучивался вниз, когда по нему скользил свет. А надолго ли еще хватит в фонаре масла?

Пересиливая неохоту, я встала с постели и загасила свечи на камине. Мне ведь нужно всего лишь выдержать несколько часов до рассвета, твердила я себе, а завтра вечером я уже вернусь домой, в безопасность и спокойствие Сент-Джонз-Вуда.

Но что потом? Предположим, что Магнус на самом деле жив. Разве не мой долг — уведомить полицию? Но ведь там меня не станут слушать, не более, чем станет слушать Вернон Рафаэл, который все вывернет наизнанку, так что улики еще более убедительно укажут на Нелл. Единственный надежный способ доказать невиновность Нелл — во всяком случае единственный, какой я сама могла себе представить, — отыскать Магнуса Раксфорда. Это он сам, по всей видимости, увез бриллианты за границу и там продал: для того-то он и купил их прежде всего. Как столь многое в его плане, они должны были сослужить ему двойную службу — помочь исчезнуть и укрепить челюсти капкана, поставленного им для Нелл задолго до того, как Болтон увидел ее с Джоном Монтегю.

Вот почему, поняла я наконец, ее описание их встречи было таким беглым, небрежным. Зная, что Магнус прочтет дневник, Нелл хотела, насколько могла, избежать неприятностей для Джона Монтегю. Но любой человек принял бы это (как, видимо, принял это и сам Магнус) за желание скрыть постыдную связь.