Сеанс

Затем встает вопрос об ожерелье. Вы услышали от доктора Риза, что миссис Раксфорд, как ему казалось, чувствовала глубокую отчужденность от покойного. Вы также слышали от представителя фирмы с Бонд-стрит, предоставившей это ожерелье, что покойный приобрел этот весьма экстравагантный подарок для своей супруги за десять тысяч фунтов — что заставляет нас подумать о чрезмерно любящем свою жену муже, о муже, до безумия в нее влюбленном и готовом пойти на самые экстравагантные поступки, чтобы вернуть ее расположение. Вы также слышали о том, что футляр от ожерелья был обнаружен полицейскими под половицей в комнате миссис Раксфорд. Ожерелье обнаружить нигде не удалось».

Он говорил еще много всего, и все в том же ключе. После недолгих размышлений жюри присяжных вынесло вердикт о предумышленном убийстве неизвестным лицом или лицами, и обвинение было подтверждено под присягой; тотчас же был выписан ордер на арест Эленор Раксфорд.

Вскрытие трупа миссис Брайант показало, что она действительно страдала далеко зашедшей сердечной болезнью и умерла от остановки сердца, вероятно, в результате тяжелого нервного потрясения. Но ее родственники не были удовлетворены таким заключением: отказавшийся от нее сын вдруг стал ее яростным защитником, и по Лондону пошли слухи, что доктор Риз и Раксфорды сговорились убить его мать и что Эленор Раксфорд вслед за тем отделалась от мужа и ребенка и бежала, прихватив бриллианты.

В своем завещании, составленном за несколько месяцев до смерти, Магнус Раксфорд оставил все свое имение кузине Огасте Раксфорд, старой деве чуть ли не на сорок лет старше его самого, не позаботившись ни о Нелл или Кларе, ни о ком-либо из своих слуг. Мистер Вейтч написал мне в самых сердечных выражениях, чтобы удостовериться, что Магнус не оставил у меня более позднего завещания. Имение, однако, состояло целиком из долгов: содержимое дома на Манстер-сквер пришлось продать, чтобы уменьшить их количество, и в конце разбирательства все слуги — кроме Болтона, от которого я больше никогда ничего не слышал, — были выброшены на улицу, искать новые места работы. Завещание Огасте Раксфорд, которая, как я выяснил позже, всю свою жизнь лелеяла нелюбовь к родственникам мужского пола, навлекшим разорение на родовое имение, казалось не даром, а скорее актом сатирически злобной мести.

Я продолжал действовать в качестве поверенного в делах имения Раксфордов, отчасти из страха перед тем, что кто-нибудь сможет там обнаружить, отчасти — в тщетной надежде услышать какие-то новости о Нелл. Огаста Раксфорд — яростная старая дама самых эксцентрических взглядов на жизнь — явилась познакомиться со мной сразу, как только завещание Магнуса вступило в силу, и поручила мне разыскать ее ближайшую родственницу. Так начался долгий и утомительный процесс составления и проверки генеалогии, в ходе которого я выяснил, что Нелл была дальней родственницей Магнуса, хотя ни тот, ни другая, кажется, и не подозревали об этом, — отчего эта трагедия выглядела еще мрачнее. И хотя Огаста Раксфорд давным-давно зарилась на Холл, она не имела достаточных средств, чтобы сделать замок обитаемым. Однако и продавать его она не желала, так что дом в который уже раз был закрыт и обречен на долгое, медленное разрушение.

Моя исповедь окончена. Все это мучило меня дни и ночи — я не знал, чему верить. Когда я вспоминаю лицо Нелл, я не могу представить ее убийцей. Но потом я думаю об уликах, и предо мною снова возникает то, что, как я знаю, стало бы приговором всего общества: ей удалось ловко провести меня и сделать меня — из-за моей глупой влюбленности — сообщником убийства.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Рассказ Констанс Лэнгтон

Весь тот день, что я читала, не переставая лил дождь, плеща по гравию под окном гостиной и ложась лужами среди промокшей травы. Над верхним краем садовой стены клубилась серая мгла: лишь порой на краткий миг становились видны выплывающие сквозь туман голые ветви деревьев; я не раз поднимала голову от страниц повествования Джона Монтегю, чувствуя, как волоски на шее под затылком встают дыбом, и ждала, пока тепло горящего камина снова вернет меня на Элзуорти-Уок.

Задолго до того, как я дочитала до конца, я уже поняла, что все объясняется только моим сходством с Нелл, которое так потрясло мистера Монтегю, и его «необузданной фантазией» — как он сам выразился: он, видимо, решил, что я, возможно, и есть Клара Раксфорд. Душа моя приняла — можно сказать, прямо-таки ухватилась — за такую возможность, прежде даже, чем голова стала осознавать все значение этого предположения, помимо убежденности, что Нелл никак не могла причинить вред своему ребенку. У меня было множество вопросов, которые хотелось задать мистеру Монтегю, но в его письме слышалась некая странная окончательность, какая-то прощальная нота, словно он не ожидал ничего больше от меня услышать.

Мой дядя (надо сказать — к моему облегчению, так как я до сих пор не решила, что и сколько я могу ему рассказать — если вообще рассказывать об этом) отважился бросить вызов погоде и отправился обедать со знакомыми художниками, так что я взяла поднос с ужином поближе к камину и принялась изучать родословную, составленную Джоном Монтегю. Поднялся ветер, он дребезжал оконными рамами, швыряя в стекла хлещущие потоки дождя.

Карта была вычерчена так, что Клара Раксфорд (1868—?) и Констанс Лэнгтон (р. 1868) оказались бок о бок в самом низу листа. Всю свою жизнь я считала себя существом отдельным, отрезанным от остального мира. Утверждение доктора Донна «Человек — не остров» [35]всегда вызывало у меня противоположное чувство: наш дом в Холборне был островом, как ни грустно это признать, абсолютно замкнутым в самом себе, а смерть Элмы поразила нас так тяжко именно из-за этой отъединенности. Мне думается, что очень многим связь с родом Раксфордов показалась бы глубоко нежелательной, но — несмотря на всю их мрачную и даже зловещую историю — я почувствовала, что мой мир вдруг значительно расширился.

Предположим, думала я, пристально вглядываясь в тонкие переплетения линий, связывающих нас, просто предположим, что я и есть Клара Раксфорд: что из этого воспоследует? Во-первых, что Нелл невиновна в самом худшем из преступлений, которые, как считалось, были на ее совести. Впрочем, для меня уже один ее дневник служил достаточным доказательством ее невиновности в этом, точно так же, как я чувствовала уверенность, что она не имела никакого отношения к смерти миссис Брайант. И если она и вправду заперла Магнуса в доспехах, она сделала это из страха за свою жизнь — и за жизнь Клары. И в голове моей возник вопрос: не совершил ли мистер Монтегю серьезной ошибки, не передав дневники в полицию?

Но, с другой стороны, если бы Джон Монтегю предпочел утаить от полиции не только дневник, но и кинжал, и пистолет, и обрывок ткани, смерть Магнуса сочли бы несчастным случаем, результатом странного эксперимента — это выражение он сам употребил, когда говорил о своем дяде Корнелиусе, — а тогда, если Нелл действительно бежала с Кларой, у нее не было бы необходимости прятаться, как только эта новость распространилась.

Что же произошло в ночь смерти миссис Брайант? Нелл сообщила в своей последней записи, что собирается понаблюдать из библиотеки и посмотреть, кто ее вызвал на галерею. Может быть, в конце концов, она передумала? Может быть, и правда крепко спала, когда горничная постучала к ней в дверь с новостью о смерти миссис Брайант. А потом, в ту же ночь, но немного позже, она с Кларой исчезла из этой комнаты.

Я не позволю, твердо решила я, своим мыслям задерживаться на таких выражениях, как «похитить тело и душу», «свести в могилу» или на чем-нибудь еще вроде того.

И разумеется, Нелл не «свели в могилу», ведь Магнус ее видел — или утверждал, что видел, — на лестнице, уже после того, как все покинули Холл.

35

Доктор Донн — Джон Донн (1572–1631) — один из величайших английских поэтов своей эпохи, философ, автор блестящих проповедей, опубликованных в трех томах после его смерти, основатель «Метафизической школы поэтов».