Семья Рэдли

На лицах гостей отражается недоумение.

— На ночь? — переспрашивает Марк недоверчиво, чуть ли не с подозрением. — Вы что же, провели там всего одну ночь?

Хелен спохватывается. Приподнятые брови мужа говорят ей: ну-ну, посмотрим, как ты теперь выкрутишься.

— Да нет, я имела в виду, мы летели туда ночью. Такая красота, когда самолет снижается над Кальяри, город сияет огнями… Мы провели там неделю. Конечно, мы предпочитаем короткие путешествия, но туда-обратно за одну ночь — это было бы чересчур!

Она смеется — пожалуй, немного наигранно, — потом встает, чтобы принести горячее. Свинину в горшочках без чеснока, которую она твердо намерена съесть, не допуская больше дурацких промахов.

«Надо бы заговорить о последней прочитанной мною книге, — думает Хелен. — Вполне безобидная тема. По крайней мере, в Китае эпохи Мао мы ночного разгула не устраивали».

Впрочем, о предмете беседы она беспокоилась напрасно. За горячим Марк без конца разглагольствует о недвижимости. В данный момент речь идет о приобретенной им квартире на Лоуфилд-клоуз.

— Я купил ее, когда цены были минимальны, так что сделка получилась беспроигрышная, — сообщает Марк, после чего наклоняется над столом, словно собирается раскрыть секрет священного Грааля. — Когда покупаешь квартиру для сдачи в аренду, проблема в том, что недвижимость ты выбрать можешь, а жильцов — нет.

— Верно, — кивает Хелен, заметив, что Марк ждет какой-нибудь реакции.

— А первый и единственный мужик, который захотел ее снять, оказался просто кошмарным. Просто кошмарным.

Питер слушает вполуха. Он жует свинину и упорно пытается отогнать мысли о Лорне. Он старается не встречаться с ней глазами, смотрит в тарелку, на овощи и на коричневый мясной сок.

— Кошмарным? — переспрашивает Хелен, по мере сил изображая интерес к рассказу Марка.

Марк торжественно кивает:

— Джеред Коупленд. Вы его знаете?

Коупленд.Хелен задумывается. Фамилия определенно кажется знакомой.

— У него есть дочь, — добавляет Марк. — Блондинка. Ева, что ли.

— Ах да. Клара с ней дружит. Я ее видела всего однажды, но, по-моему, она прелесть и умница.

— Ну так вот, ее отец — запущенный случай. Думаю, алкаш. Работал в полиции. В департаменте угрозыска или что-то вроде того. Но по его виду и не скажешь. Так вот, он остался без работы и решил переехать из Манчестера в Бишопторп. Не вижу в этом никакого смысла, но если уж он хочет снять у меня квартиру, мешать ему я не собираюсь. Проблема в том, что у него нет денег. Он заплатил только залог. Живет уже два месяца, а я от него еще ни фунта не получил.

— О боже, вот бедолага, — говорит Хелен с искренним сочувствием. — Очевидно, с ним произошло что-то нехорошее.

— Я то же самое сказала, — вставляет Лорна.

Марк закатывает глаза.

— У меня же не благотворительное заведение. Я говорю ему: если через неделю денег не будет, то все, кирдык. Хелен, тут сентиментальность недопустима. Это бизнес. Да и все равно, он просил меня не беспокоиться. Дескать, нашел работу. — Марк ухмыляется, да так гадко, что Хелен спрашивает себя, как это ее угораздило позвать соседей на ужин. — Устроился мусорщиком.Из следователей в мусорщики. Вот уж с кем не стал бы советоваться по карьерным вопросам.

Хелен вспоминает мусорщика, который утром копался в ее баке.

Ее муж, однако, никакой связи не уловил. Он прослушал насчет мусорщика, потому что в это время почувствовал какое-то давление на ногу. И сердце его бешено заколотилось, когда он понял, что это Лорна. Это ее нога. Сначала он подумал, что это произошло случайно. Но она так и прижимается своей ногой к его ноге, даже трется о нее, мягко давя на ботинок.

Он смотрит на нее.

Лорна жеманно улыбается. Нога Питера неподвижна. Он думает о разделяющих их преградах.

Ботинок, носок, кожа.

Долг, супружество, здравый смысл.

Питер закрывает глаза и старается ограничиться сексуальными фантазиями. Нормальными. Человеческими. Но это не так-то просто.

Осторожно и медленно он убирает ногу под стул, и Лорна опускает глаза, уставившись в пустую тарелку. Однако улыбка ее не гаснет.

— Бизнес, — повторяет Марк, влюбленный в это слово. — А у нас в этом году много расходов. Мы планируем значительную реконструкцию дома.

— Да? И что будете перестраивать? — спрашивает Хелен.

Марк откашливается, как будто собирается сделать заявление национального масштаба.

— Мы хотим увеличить дом. Верхний этаж. Пристроить пятую спальню. Питер, я как-нибудь зайду и покажу тебе проект, прежде чем мы пойдем за разрешением на перепланировку. Есть вероятность, что тень будет падать на ваш сад.

— Думаю, ничего страшного, — отвечает Питер, почувствовав себя вдруг бодрым и дерзким. — Я бы сказал, тень для нас — это даже плюс.

Хелен изо всех сил пинает мужа под столом.

— Так, — говорит она, начиная убирать тарелки, — кому пудинг?

Тарантул

В поле холодно, даже несмотря на костер, но остальным, похоже, все равно.

Ребята танцуют, пьют, курят травку.

Клара сидит на земле и смотрит на горящий в нескольких метрах от нее костер, ощущая его тепло и вздрагивая от пляшущих в темноте ярких языков пламени. Она чувствует себя ужасно, но не столько из-за болезни, сколько из-за того, что где-то час назад к ним подкатил Тоби Фелт и принялся окучивать Еву, накачивая ее дешевой водкой и нашептывая еще более дешевые комплименты. И каким-то образом это сработало. Сейчас они целуются, и Клара видит руку Тоби на затылке Евы — она копошится в волосах ее подруги, словно пятиногий тарантул.

А тут, в довершение всех зол, еще и Харпер. Последние десять минут он сидит, откинувшись назад, и смотрит на Клару пьяными и голодными глазами, отчего она чувствует себя еще хуже.

Желудок снова дернулся, как будто земля ушла из-под ног.

Ей надо бы идти.

Она собирается с силами, чтобы встать, и тут Ева отстраняется от Тоби, чтобы поговорить с ней. Пятиногий тарантул неохотно отваливается.

— Боже мой, Клара, ты такая бледная, — говорит Ева. Несмотря на опьянение, она беспокоится о подруге. — Пойдем? Можем вместе поехать на такси. Я вызову.

Тем временем Тоби у Евы за спиной втирает Харперу что-то ободряющее, и Клара гадает, о чем же идет речь.

— Нет, все в порядке. — Клара с трудом перекрикивает тяжелую музыку. — Я сейчас позвоню маме. Она за мной приедет.

— Я могу позвонить, если хочешь.

Тоби дергает Еву за майку.

— Все нормально.

— Точно? — переспрашивает Ева. У нее глаза пьяной лани.

Клара кивает. Говорить она уже не может. Если скажет хоть слово, ее точно вырвет. Она старается вдохнуть побольше свежего ночного воздуха, но это не помогает.

Когда Ева с Тоби снова начинают целоваться, тошнота усиливается. Внезапно к ней примешивается резкая, раздирающая внутренности боль.

Это плохо.

Клара закрывает глаза и где-то в темной глубине себя находит силы, необходимые, чтобы встать и уйти, оставив счастливых танцующих и целующихся ребят.

Сигнал

Пару минут спустя Клара выходит через калитку в поле. Она хочет позвонить маме, но телефон не ловит сигнал, так что она идет дальше. Но не прямо к дороге, поскольку не хочет оставаться на виду у ребят, а через поле.

Клара снова достает телефон. Антенна все еще перечеркнута.

На земле спят коровы. Это всего лишь безголовые контуры, еле различимые в темноте, словно спины китов, поднимающихся на поверхность океана. Настоящими коровами они становятся, только когда она подходит ближе — они в испуге просыпаются и отчаянно бегут прочь. Девочка продолжает идти через поле наискосок к виднеющейся вдалеке дороге; музыка и голоса веселящихся ребят постепенно растворяются в ночном воздухе.

Кларе никогда в жизни не было так плохо. А это серьезное достижение, учитывая, что она постоянно страдает от глазных инфекций, трехдневных мигреней и периодических поносов. Ей хочется оказаться в постели, свернуться калачиком и тихонько хныкать в подушку.