Семья Рэдли

Клара поворачивается к ней. Хелен видит на лице дочери подсохшую кровь, вокруг рта и на подбородке. Даже на щеках и на носу кровавые полосы.

Как камуфляж.

Сколько она выпила?

Этот вопрос причиняет Хелен невыносимую боль. Боль, которую чувствуешь, когда ты что-то строил, благоговейно возводил, словно собор, и вдруг видишь, как твое творение распадается, круша все и всех, кто тебе дорог.

— Кто я? — произносит Клара.

Это слишком. Хелен понятия не имеет, что ответить. Она смахивает навернувшиеся слезы.

— Ты та, кем была все время, — наконец говорит она. — Ты — это ты. Клара. И…

В ее сознание врывается обрывочное воспоминание. Как она укачивает годовалую дочку, в очередной раз проснувшуюся от беспокойного сна, и без конца напевает колыбельную про лодочку, чтобы ее успокоить.

Как бы ей хотелось вернуться в то мгновение и чтобы нашлась подходящая колыбельная.

— Мне очень жаль, милая…

За окном мелькают темные деревья.

— Но все будет хорошо, — обещает Хелен. — Обязательно. Честное слово. Все будет хорошо.

Меня зовут Уилл Рэдли

На автостоянке у супермаркета в Манчестере стоит женщина и с немым вожделением смотрит в глаза брату Питера. Она совершенно не осознает, что делает. Уже бог знает сколько времени, а она как-то очутилась на стоянке с этим потрясающим, невероятно привлекательным мужчиной. Он оказался ее последним клиентом на сегодня. Когда он подошел к ее кассе, в корзинке у него были лишь зубная нить да влажные салфетки.

— Привет, Джули, — сказал он, прочтя ее имя на бейдже.

Выглядел он на первый взгляд ужасно — как растрепанный рок-музыкант из какой-то уже немодной группы, до сих пор убежденный, что потертый плащ — это крутой прикид. К тому же он был заметно старше ее, но угадать его возраст почему-то не получалось.

И все-таки его облик сразу же пробудил в ней что-то. На работе Джули обычно погружалась в своего рода транс и пребывала в нем всю смену, перекладывая покупки и отрывая чеки, но тут вдруг оцепенение развеялось и странным образом обострились чувства.

Все те банальности, в которые верят более романтичные натуры: учащенный стук сердца, кровь, приливающая к вискам, головокружение, легкое тепло внизу живота.

Они немного пофлиртовали, но теперь, оказавшись на стоянке, Джули почти ничего из этого разговора не помнила. Гвоздик в губе? Точно. Ему понравился гвоздик у нее в губе, но вот пурпурные пряди в черных крашеных волосах на фоне этого гвоздика и бледного макияжа показались ему излишеством.

— Образ гота тебе к лицу, только не перебарщивай.

От Тревора, своего парня, Джули ни за что не потерпела бы подобных нравоучений, а ему, совершенно незнакомому человеку, почему-то возражать не стала. Она даже согласилась встретиться с ним через десять минут на лавочке у магазина, рискуя дать уходящим домой коллегам вожделенную пищу для сплетен.

Они разговорились. Машины друг за другом разъезжались, а они все сидели. Казалось, что прошло всего несколько минут, но на самом деле, наверное, больше часа. Вдруг он без предупреждения встает и жестом приглашает ее за собой, они бесцельно идут через стоянку, и вот Джули останавливается и облокачивается на старый побитый фургончик «фольксваген». Это чуть ли не единственная оставшаяся машина.

В это время она уже должна бы быть с Тревором. Он наверняка гадает, где она. А может, и нет. Может, он просто играет в свои компьютерные игрушки и вообще о ней не думает. Впрочем, какая разница? Джули просто необходимо слушать этот голос. Этот глубокий, уверенный в себе демонический голос.

— Так что, я тебе нравлюсь? — спрашивает она.

— Ты возбуждаешь во мне аппетит, если ты об этом.

— Тогда отвези меня куда-нибудь поужинать. В смысле, если ты голоден.

Он бесстыдно улыбается:

— Я думаю, тебе лучше зайти ко мне.

Под взглядом его темных глаз Джули забывает о холоде, о Треворе, забывает обо всем, о чем положено помнить, когда разговариваешь на стоянке с незнакомцем.

— Ладно. А где ты живешь?

— Ты облокотилась на мой дом, — сообщает он.

Джули заливается смехом.

—  Ла-адно, — говорит она, похлопывая по фургону. Она не привыкла к таким приключениям после работы.

— Ладно, — повторяет мужчина.

Джули хочет поцеловать его, но пока сдерживается. Она пытается закрыть глаза и представить себе лицо Тревора, но не получается.

— Наверное, я должна тебя предупредить, что у меня есть парень, — говорит она.

Похоже, незнакомец только рад.

— Следовало бы и его пригласить на ужин.

Она берет его протянутую руку.

У него звонит телефон. Джули узнает мелодию. «Сочувствие дьяволу».

Мужчина не отвечает. Вместо этого он подводит ее к задним дверям фургончика и открывает их. Она заглядывает внутрь и видит в беспорядке раскиданную одежду, потрепанные книги и старые кассеты. Вокруг голого матраса валяются бутылки — с вином и пустые.

Джули смотрит на него и понимает, что ее за всю жизнь ни к кому так не тянуло. Мужчина жестом приглашает ее вовнутрь:

— Добро пожаловать в замок.

— Кто ты? — спрашивает она.

— Меня зовут Уилл Рэдли, если ты это имеешь в виду.

Джули не уверена, что именно это, но она кивает, а потом заползает в фургон.

Он все думает, стоит ли она того. Проблема в том, понимает он, что в какой-то момент даже удовольствие, легкие погони и достижение желаемого превращаются в рутину. А рутина, как правило, приводит к той же скуке, от какой страдают и все остальные — обычные люди и воздерживающиеся.

Она смотрит на бутылку. Эта девушка Джули, которую так легко удалось сюда заманить, вряд ли будет хотя бы наполовину так вкусна, как женщина, чьей крови он только что отпил, — Изобель Чайлд, занимающая второе место в списке его излюбленных лакомств. Но сегодня он не хочет иметь дела ни с Изобель, ни с кем-либо из других кровопийц, боящихся полиции и указывающих ему, как жить.

— А чем ты занимаешься? — интересуется Джули.

— Я преподаю, — отвечает он. — То есть преподавал. Мои лекциибольше никому не нужны.

Она закуривает и делает глубокую затяжку, с любопытством приглядываясь к содержимому бутылки.

— Что это ты пьешь?

— Вампирскую кровь.

Джули это ужасно смешит. Она хохочет, запрокинув голову, демонстрируя Уиллу свою шейку. Видна граница между бледной кожей и еще более бледным тональным кремом. Как он любит. Около горла небольшая плоская родинка. Под подбородком чуть заметно пульсирует бирюзовая вена. Он делает глубокий вдох носом и улавливает ее легкий запах — много никотина, плохое питание, резус-фактор отрицательный.

— Вампирская кровь! — Она опускает голову. — Забавно!

— Если хочешь, могу назвать это сиропом, или нектаром, или соком жизни. Но знаешь что? Я не люблю эвфемизмы.

— Так, — спрашивает она, все еще смеясь, — а зачем ты пьешь кровь вампиров?

— Она делает меня сильнее.

Джули в восторге. Она думает, что это игра.

— Ничего себе. Ну же, покажи мне свою силу, мистер Дракула.

Он перестает пить, закрывает бутылку пробкой и ставит ее на место.

— Мне больше нравится «Носферату», но Дракула тоже сойдет.

Она жеманно смотрит на него:

— Так, значит, ты меня укусишь?

Уилл колеблется.

— Джули, опасалась бы ты своих желаний.

Она придвигается ближе, садится перед ним на колени и осыпает его лицо поцелуями, двигаясь ото лба вниз к губам.

Уилл отстраняется, потом утыкается носом ей в шею, снова вдыхает аромат, предвещающий ее вкус, стараясь не обращать внимания на дешевые духи.

— Давай, — говорит она, даже не догадываясь, что это ее последняя просьба. — Укуси меня.

Закончив, Уилл смотрит на лежащее перед ним тело Джули в пропитанной кровью униформе и чувствует пустоту, как художник, созерцающий одно из своих наименее удачных творений. Он проверяет голосовую почту, прослушивает одно-единственное сообщение.