Страница 56 из 72
- Стеклова? – Герострат изобразил лицом мыслительный процесс. – Нет, не знаю. Или не помню. Но если не помню, это значит, никаких особых отношений не было. Я всех помню, с кем… того, - хвастливо добавил он.
Я сцепила зубы так, что в висках противно хрустнуло.
- Ну смотри, парень! Если врешь… - Петя на секунду обернулся, и мне показалось, что его глаза сверкнули каким-то дьявольским пламенем.
- Можно узнать, куда вы меня везете? – теперь уже с нарочитой вежливостью, будто бы и не услышав угрозы, спросил Герострат.
- На курорт. От Ладыниной подальше.
- Ну вы, ребята, даете! Такой кодлой – и не справиться с одной наглой бабой!
- Если бы она была одна – проблем не было бы, - пояснил Петя. – Так ведь и менты еще. Тоже вас ищут.
Мне до смерти надоел весь этот “обмен любезностями”, и поэтому я была просто счастлива, когда за деревьями внизу мелькнула темная гладь озера. Ворота распахнулись, из сторожки вышел незнакомый парень, видимо, Генин сменщик. В окне у Катерины зажегся свет. Лотта ластилась то к Антону, то ко мне, то к Пете, настороженно косясь на Андрея. Спрайт бегал вдоль проволоки и утробно лаял, всхрапывая и брызгая слюной.
Было уже около четырех часов. Растрепанная Катя бегала взад-вперед с кипами постельного белья. Корнилова устроили в одной из пустующих верхних комнат. У меня слипались глаза, и я видела сны наяву – совсем как в тот последний вечер, когда наелась снотворного. Антон что-то спросил меня, я, не вникая в суть, кивнула, упала на свой излюбленный диван и немедленно уснула.
Мне снились просто потрясающие кошмары: бесконечные погони, взрывы и пожары (утром выяснилось, что ночью была гроза). Потом я назло кому-то – интересно, кому? – хотела повеситься, но никак не могла найти место, куда можно было привязать веревку, легла спать и уснула. И в этом втором слое сна – ну просто “В полдневный жар в долине Дагестана” - Герострат сделал мне предложение, а я, зная, что должна отказать, почему-то никак не могла.
Когда мне наконец удалось продрать глаза, часы показывали половину двенадцатого. Настроение было просто отвратительное, чугунная голова никак не хотела отрываться от подушки. Сердобольная Катюша притащила мне кофе “в постель” и тут же стала интересоваться меню, но я фыркнула на нее, как разъяренный кот, и поплелась наверх, в свои апартаменты. Приняла душ, оделась во все новое, накрасилась. Но даже эти столь милые и приятные процедуры не смогли меня развеселить. Причина, как заноза в заднице, сидела, а точнее, лежала прямо за стеной – заливистый храп был слышен так, словно я храпела сама.
Низкое небо хмурилось, сильно парило – похоже, гроза готовилась идти на второй круг. Желтые цветочки на клумбе, похожие на гигантскую куриную слепоту, закрыли поникшие головки.
Петюня, втиснутый в узкое креслице, сидел на веранде и играл в тетрис. Похоже, это было его любимое место.
- Твой… этот… дрыхнет еще? – спросил он, не отрывая глаз от экранчика и быстро-быстро нажимая кнопочки.
- Он не мой! – огрызнулась я.
- Да-да! Наверно, мой!
Я все больше и больше ненавидела весь белый свет. Хотелось визжать, плеваться и топать ногами. И говорить самые гадкие ругательства в адрес первого встречного. И второго – тоже.
- Где Антон? – процедила я сквозь зубы, чтобы не выпустить что-нибудь лишнее.
- Как где! В банке.
Я развернулась и пошла обратно в дом. Нырнула под лестницу, распахнула дверь кухни.
- Ну и слава Богу! – защебетала Катя, помешивая что-то в большой кастрюле. – Как же без завтрака! Что вы будете?
“Зверствовать буду!” – мрачно пообещала я про себя, прошла мимо нее, как мимо деревца стоячего, и полезла в битком набитый холодильник. Порылась там, извлекла ветчину, сыр, колбасу с шампиньонами, сделала пару гигантских двухэтажных бутербродов. Прихватила литровый пакет апельсинового сока и гордо удалилась, чтобы расположиться со всей этой икебаной на нижней ступеньке лестницы.
С веранды донеслись первые такты “Турецкого марша” – это проснулся Петин сотовый. Поговорив, Петя вошел в дом и, не заметив меня, скрылся в кабинете.
- Эй, Алка, тебе тут “емеля” пришла! – услышала я через некоторой время.
Он вышел, увидел меня и вздрогнул от неожиданности: я тупо жевала бутерброд и запивала его соком прямо из пакета.
- Владимыч звонил, сказал, тебе письмецо пришло на домашний комп. Он его сюда скинул. Получи и распишись.
Я со всех ног рванула в кабинет. Петя – за мной.
- To Martyshka from Baibak 1, - прочитал он, стоя у меня за спиной. – Ну и ники у вас! Еще какой-нибудь дружок?
-------------------
1Мартышке от Байбака (англ.)
- Блюдешь честь начальства? – съехидничала я, бегая глазами по строчкам.
Из этих самых строчек явствовало, что ни одна Елена Сергеевна Стеклова в 1973 году в Сочи не рождалась. Равно как и в 72-ом и в 74-ом. И вообще – никогда там не жила.
- Черт! Черт! Черт! – завопила я и так тряхнула бутербродом, что ошметки ветчины полетели в разные стороны. – Кстати, где фотография Ладыниной? Так и не нашли?
- Нет. Сергей об этом просто забыл. Да и зачем тебе фотография? Теперь-то не все ли равно, знала ты ее или нет?
- Не все ли! Если окажется, что мы знакомы, то я, может, пойму, зачем ей понадобилось использовать для своих дел не кого-нибудь, а именно нас с Корниловым.
- Интереснее другое, - отмахнулся Петя. – Она что, с липовыми документами за Ладынина замуж вышла? И кто же она тогда на самом деле?
- Вот и выясняйте, - надулась я. – У Динки в Москве есть двоюродная сестрица. Не она ли? Очень даже может быть.
Я выключила компьютер, и мы вышли в холл. По лестнице, позевывая, спускался Герострат. Картина маслом! Из больницы мы его умыкнули в казенной пижамке из застиранной бурой байки. Петин гардероб отпал в полуфинале, а вещи Антона были ему длинны и узки. Синяя футболочка с загадочной надписью “Миру – Beer 1!” обтягивала брюшко, нависающее над серыми шортами, которые, в свою очередь, обтягивали зад и спускались ниже колена. Довершали явление все та же “идиотка” поверх бинтов и сандалии на босу ногу. Я только и смогла, что поморщиться и покачать головой. Петюня забросил глаза под потолок и растянул рот в ироническую лягушачью улыбку.
-----------------
1Пиво (англ.)
- Иди на кухню, Катя тебя покормит, - отрезала я и отвернулась, чтобы не видеть это убожество. – Хотя скоро уже обед.
- Аль, ты сердишься? – жалобно проблеял Корнилов.
Вот идиот! Еще не хватало, чтобы он при Пете начал выяснять отношения. Я скосила глаза – Петя продолжал ехидно улыбаться, но уходить не спешил. Оно и понятно.
Проигнорировав Корнилова вместе с его дурацким вопросом, я вышла на улицу. Лотта бросилась мне навстречу, заплясала, заулыбалась. А потом повалила на траву и стала целовать. Я смеялась и отбивалась.
- С ума сойти! – вышедший из флигеля Гена с удивлением наблюдал эту сцену. – Как она вас полюбила. Знаете, она без вас скучала. Ходила вся потерянная, скулила. Сядет на берегу и смотрит в воду. Собаки, они хорошего человека чуют. Кроме Спрайта, конечно, тот с рождения на голову хромой.
Он сел рядом на камешек. Странно, но я сразу почувствовала к нему расположение. Может, потому что мы оба рыжие? Гена был моложе меня, высоченный, худой. Непонятные - не прямые, но и не вьющиеся – волосы апельсинового оттенка подстрижены во что-то, напоминающее сэссон, за конопушками не видно лица, дымчато-голубые веселые глаза. Короче, Гена был до жути похож на Андрея Григорьева-Аполлонова, одного из “Иванушек-International”, с которым мы были шапочно знакомы еще в те далекие времена, когда он работал в сочинском Доме Моды.