Убить Герострата

На первом этаже, кроме кухни и холла был еще небольшой кабинет, он же – библиотека. Письменный стол, на нем телефон, компьютер. А по стенам – полки с книгами. С одной стороны - в легких жанрах, с другой что-то техническое и финансовое, даже на иностранных языках. Еще я заметила книги по истории, духовную литературу и классику. Надо сказать, что Библию, к стыду своему, я читаю нечасто, а классикой за институтские годы объелась настолько, что только последние года два потихоньку начала ее перечитывать. И открывать столько нового! Ну что семнадцати-восемнадцатилетним соплякам Наташа Ростова или князь Мышкин? Давно вымершие идиоты. Зато сейчас читаешь и понимаешь: а ведь это все про меня!

Но сейчас читать про себя не хотелось. Поэтому я выбрала Акунина. В углу стояла мягкая кушетка, куда я и завалилась с книжкой. Вообще-то Акунина я люблю, и даже не столько приключения бравого сыщика Эраста Фандорина, сколько книги о монахине Пелагии. Но сегодня мне никак не удавалось перенестись в патриархальный Заволжск, потому что некие неприятные мысли то и дело выдергивали меня в настоящее.

Во-первых, о Лене Ладыниной. Во-вторых, о Герострате. А в-третьих, о них обоих. Неужели Антон прав? Неужели Корнилов действительно с ней спал? Потому что в данном случае “был знаком” – просто изящный эвфемизм. Нет, сам факт постельного приключения, как эти ни прискорбно, меня мало трогал, но вот то, что она узнала обо мне… От него? Или все-таки нет? Но на каком голубом глазу говорил, что не знаком с шефовой супругой!

Сделав еще пару попыток сосредоточиться на поисках убийцы белых бульдогов, я запихнула книжку под подушку.

Что мировая литература посоветует книжному червю Алле Мартыновой? Ну, имеются два основных варианта. Доведенная мерзким гадом буквально до ручки, несчастная дамочка бросается в объятья прекрасного принца и живет с ним счастливо, пока смерть и так далее.

Второй, более нестандартный вариант: дамочка опять же бросается в объятья прекрасного принца, но в последний момент понимает, что лю-у-бит, безумно и неисправимо любит гада, возвращается к нему и мучается, пока смерть… В особо слюнявых дамских романах, которые один мой знакомый называет не иначе как “сучья радость”, гад даже может в финале исправиться. Но мы-то знаем, что… этот остров необитаем. Наш пресловутый гад-Герострат не изменится, поскольку горбатого известно что исправит.

Послушай, Алла Валентиновна, а что, третьего не дано? Неужели нельзя обойтись и без гада, и без прекрасного принца? Или тебе непременно нужен объект для страдания? Отдохни хоть немного!

Впрочем, в том, что я отдохну от Герострата, сомнений нет. Ну почти нет. После того, как он позорно удрал в лес… Нет уж, no more Hiroshima! А вот что касается Антона…

С одной стороны, он мне нравится. А с другой… Да, пуганая ворона! Но так уж не хочется снова вляпаться. Во всех смыслах. И в любовь, и в неприятности. Вот я сейчас уши развешу, расскажу ему все и…

Дверь приоткрылась, в щель просунулась Петина голова. Луч солнца, раздробленный стеклом витража, красил его ежик в самые замысловатые панковские цвета.

- Не спишь? – шепотом спросил он. – Шеф звонил. Скоро приедет. Какие-то у него проблемы.

- Он здесь живет?

- Большей частью да. Но в городе тоже квартира есть. Небольшая. А ты что, приданым интересуешься? – ехидно фыркнул Петя.

- Да иди ты! – я швырнула в него думкой, и Петя ловко ее поймал.

- Да ладно, не тушуйся. Владимыч – завидный жених. Мне кажется, у тебя есть шанс. Глядишь, пригласите меня в крестные папы…

Тут уж я не стерпела, вскочила и бросилась к двери. Петя показал мне язык и вылетел, мерзко хихикая. А я подумала, что веду себя, как девочка младшего школьного возраста. Когда я училась во втором классе, мой сосед по парте Вовка Кулаков постоянно вопил, что я нравлюсь Сашке Звереву. Я лупила Вовку учебником по голове, будто бы в праведном негодовании, а сама была страшно довольна. Жаль только, это была неправда. Просто Вовка сам был в меня влюблен и таким сложным способом пытался обратить на себя внимание. Может, по аналогии, я произвела впечатления на Петра Петровича?

Еще раз перемерив все содержимое сумок, я остановилась на светло-серых бриджах и бледно-голубой водолазке без рукавов. С удовольствием накрасилась новой косметикой, зачесала волосы в пушистый хвост-фонтан, посмотрела в зеркало – ничего (“О-о!” – сказал вездесущий Петя).

Зашуршали шины, забился в истерике Спрайт. Открылись ворота. Пульс пошел в гору.

“Идиотина!” – прошипела я сквозь зубы.

Из окна было видно, что Антон разговаривает во дворе с Катей. Я спустилась в холл и села в качалку – спиной к двери! – с Акуниным в руках. Хорошо хоть заметила, что держу книгу вверх ногами.

Так, открылась дверь.

- Привет.

- Привет, - ответила я, стараясь, чтобы голос звучал лениво и равнодушно, а ноздри уже задергались, как у гончей: неужели?..

- Это тебе!

На колени упала охапка нагретой солнцем сирени. Я мысленно застонала: Господи, нет! Так не бывает. Так бывает только в одном случае: этот объект не для меня.

- Ехал по трассе, смотрю – куст. Удивился: сирень везде уже отцвела. Дай, думаю, нарву. Мне почему-то кажется, ты ее должна любить.

- Я люблю сирень, - медленно и глухо, совсем как женщина-вамп, сказала я и обернулась.

С минуту мы смотрели друг другу в глаза. Я почувствовала, что пальцы мелко дрожат, и спрятала их под букет. В этот миг я словно раздвоилась и посмотрела на сцену из камина.

Красивый мужчина в элегантном летнем костюме как зачарованный смотрит на сидящую в кресле взволнованную рыжую девушку, уткнувшуюся носом в охапку сирени.

Как мило! Как трогательно!

Мысленно я врезала себе кулаком в глаз и вернулась из камина обратно в качалку. Надо кончать с этой ехидной шизофренией. Может, это профессиональная редакторская болезнь? Психиатр подозревает всех без исключения в психических отклонениях, а я в каждой жизненной ситуации вижу книжную фальшь и надуманность, забывая, что любая из них, даже самая глупая, происходит на самом деле.

Кажется, я снова покраснела.

- Ужин готов! – завопила из кухни Катя.

Спасибо, что на свете есть Кати!

- Ты фотографию Ладыниной нашел? – спросила я, чувствуя, что краска наконец возвращается с лица на положенное ей место.

- Алла, хочешь на колени встану? – Антон аж зажмурился, его лицо забавно перекосилось. – Забыл. Закрутился и забыл. Алексей в Москву улетел на Леночку ябедничать. Сейчас позвоню ему.

Он снял с пояса мобильник, потыкал кнопочки, нахмурился.

- Черт! “Абонент временно недоступен”. Вот паршивец! Сказал же ему, будь все время на связи.

- Может, в плохую зону попал? Где не берет. Или батарейка села, - заступилась я.

Ничего не ответив, Антон снова набрал какой-то номер.

- Пожалуйста, 217-ый, - сказал он резко. – Вышел? Давно? Передайте, чтобы непременно позвонил… на работу. Как только появится. Спасибо.

Положив телефон на каминную полку, Антон мрачно посмотрел на меня.

- В гостинице его нет.

- Ну и что? Он, наверно, в Москву приехал не в гостинице сидеть? Позвони еще на сотовый минут через пять.

Но ни через пять минут, ни через двадцать пять Алексей так и не отозвался. Антон рассеянно ковырял вилкой рыбную котлету (как и просила – без костей!), время от времени обмениваясь с Петей тревожными взглядами. Я вспомнила слова бравого бодигарда о том, что у шефа проблемы. Очень скоро их напряжение передалось и мне. Как будто своего мало.

Мы уже заканчивали пить кофе, когда Антон вытащил из кармана телефон и с удивлением уставился на него. Его маленькая серебристая “Нокиа” без антенны лежала рядом с чашкой, а в руке он держал облезлый громоздкий “Эрикссон”. У меня екнуло сердце – прямо как селезенка у лошади.

- Что… это? – спросила я внезапно севшим голосом.

- Это? – переспросил Антон. – Это телефончик твоего дружка Корнилова. Ребята присматривали за вашей дачкой, в лесу побродили. Думали, может, объявится. Куда там! Наверно, удрал в Эстонию.