Убить Герострата

Миннезингер фон Как-там-его!

Видимо, насытившись, он вышел во двор, а дверь захлопнулась. Нагулявшись вдоволь, пес соскучился и начал проситься в дом, воспитанно воздерживаясь от лая. А мы приняли его за передовой отряд нападения и начали организованно отступать.

Я попыталась растолкать Корнилова, но он буркнул что-то невежливое и продолжал храпеть. Вытащить палку тоже никак не удавалось. Спускаясь в очередной раз вниз, я сильно поцарапала руку. Ну просто тридцать три несчастья! В конце концов я плюнула, устроилась в уголке, на какой-то вонючей тряпке и уснула, свернувшись калачиком.

- Подъем! - рявкнул в ухо Мишка, стаскивая с меня одеяло.

Я открыла глаза и увидела Герострата. Именно увидела: через круглые окошки лился свет. Лучи были толстыми и ровными, казалось, их можно нарезать ножом, как колбасу. Углы подвала терялись в темноте, но рядом с отдушинами было вполне светло.

- Угадай, какую приятную новость я могу тебе сообщить, - бодро потребовал Корнилов.

- Не знаю. Говори!

Разве можно заниматься гаданьями утром без чашки кофе?!

- Мы еще живы!

Была такая забавная юмористическая передачка под названием “Каламбур”. И там ведущий так сочно и емко говорил про своего помощника: “Идиот!”, что просто душа радовалась.

- Я думаю, можно вылезать. Просто в дверь ломился герр Миннезингер.

- Уверена? - деловито уточнил Корнилов.

- Вполне! Иначе нас уже давно попытались бы отсюда выудить.

Когда мы выбрались из подвала и со всеми предосторожностями выглянули за дверь, Минька, вольготно развалившись, спал на веранде. Услышав шум, он проснулся, поднял голову и зевнул во всю пасть.

- Вот ведь паразит! - возмутился Андрей. - Он тут дрыхнет, а я всю ночь промучался на ящиках в грязном холодном подвале!

Ага, видели мы, как ты мучался в грязном холодном подвале! И слышали. Дрых, как сурок, и храпел, как бульдозер. У Мишки, кстати, было просто неоценимое достоинство - он никогда не храпел.

- Ладно, псина, - сказала я, присев на корточки и почесывая его лохматый двухцветный бок. - Будем считать, что ты проверил нашу бдительность. И за это тебе полагается награда в виде миски “Педигри Пала”. Пойдем на кухню.

- Интересно, а от чего пал Педигри? - затасканно пошутил Корнилов.

После завтрака мы устроились на веранде - я в шезлонге, а Андрей в гамаке, но долго не высидели. По-прежнему при ясном солнце дул ледяной северо-восточный ветер. Мне показалось, что он резвится уже как минимум неделю, но на самом деле прошли всего сутки с тех пор, как мы отправились в аэропорт в надежде отбыть на Туретчину.

Поеживаясь, я поднялась наверх. Герострат остался на веранде, но попросил принести ему плед. Спуститься вниз с пледом я поленилась, сбросила из окна. Клетчатое одеяло до ступенек не долетело, повисло на водосточном желобе. Глядя, как Корнилов неловко подпрыгивает, пытаясь его стащить, я испытывала какое-то злобно-мстительное удовлетворение.

Улегшись на тахту и глядя в потолок, я попыталась препарировать это малопочтенное чувство. Выходило все достаточно пакостно. Я его осуждаю, я на него злюсь, обижаюсь, но, тем не менее, из чувства долга не могу послать по определенному адресу - прямо как юный пионер из рассказа про честное слово. И вот все мои негативные эмоции размазываются по мелким гадким радостям исподтишка. На самом-то деле я совершенно не хочу ему помогать. С самого начала не хотела. И даже когда говорила возвышенные слова о том, что он может на меня положиться, - и тогда уже не хотела. Хотела только произвести впечатление, авось, подумает, поймет, какая я хорошая, самоотверженная, и вернется ко мне. Или так: мне хотелось, чтобы он попросил меня о помощи, но совершенно не хотелось эту самую помощь ему оказывать. А теперь вот уже никуда не деться. Опять я предложила что-то в надежде, что человек откажется - как кофе капитану Зотову. Только вот Герострат - не капитан, не отказался. Так тебе, Алла, и надо!

Ветер выл, я тихо подвывала в ответ: “Только мы с конем по полю идем...”. Слуха у меня нет, но петь я люблю. Просто очень. Будь способностей побольше, обязательно стала бы певицей. Оперной. Стояла бы на сцене в черном балахонистом платье, толстая и красивая, с килограммом грима на лице и заливалась соловьем, задрав голову и заламывая руки. Не мечты, а детский сад какой-то! Нет, бодливой корове Бог рогов не дает.

- Аля, не надо, и так тошно! - донеслось снизу. - И собака волнуется, сейчас подпевать начнет.

Он, кажется, хотел сказать что-то еще, но передумал. Я услышала какой-то шум. Наверно, вывалился из гамака, с прежней злобной радостью подумала я. Хоть бы ты кости переломал, что ли! Нехорошо так думать, но все равно думается.

Шум стал громче. Кто-то карабкался по лестнице. Минька? Что-то больно громко. Скорее, Корнилов, который по моему доброму пожеланию переломал ноги. Нет, он бы в таком случае помогал бы себе языком - то есть матерился бы в семь заходов с переплясом. Да и не полез бы он на чердак!

Я села, пригляделась, и тут мой собственный язык прилип к гортани. Я определила это по тому, что открыла рот и хотела взвизгнуть, но не смогла. Это был уже не детектив, а какой-то фильм ужасов!

Приставив пистолет, на этот раз без глушителя, к виску Герострата, воскресший монстр господин-товарищ Шрам тащил его по лестнице. Там, где он приложился лбом о железный лист, виднелась аккуратная нашлепка пластыря. Андрей, выпучивший глаза и ставший вдруг похожим на одного политического лидера, не слишком сопротивлялся. Ростом они с косорылым были примерно одинаковые, но, несмотря на то, что Корнилов примерно на одну весовую категорию больше, он казался описавшимся малышом в руках грозного воспитателя. Правда, воспитатели редко используют в качестве меры убеждения огнестрельное оружие...

- Здравствуйте, дети, Кати и Пети! - мерзко цыкнул зубом Шрам. - А вот и я! Как живете? Как животик? Вот этот, похоже, сейчас обделается, дрожит, как заяц.

Герострат и правда выглядел не лучшим образом. Уж можно бы уже и привыкнуть! Впрочем, мне пока к голове ствол не приставляли, не знаю, как бы себя повела.

При появлении этой живописной группы я на какое-то время оцепенела и упустила время. А ведь вполне могла бы удрать. Это со двора кажется, что в окно может выскочить только самоубийца. На самом деле мы с Валеркой все время прыгали из мансарды на крышу веранды, всего-то метра полтора. А потом по витым столбикам крыльца сползали вниз. Бабушка, конечно, ругалась, но мы делали вид, что не слышим.

Шрам подтащил Корнилова к окну, заслонив им и собою весь свет.

- Ну что, далеко убежали? - хихикнул он. - Спрятались, да? Да чего же я люблю лохов!

Его лицо против света казалось просто черным пятном, которое сливалось со всем остальным - черной майкой, черной курткой и черными джинсами. Зато ногти, с опять же черной траурной каймой, на руке, сжимающей пистолет, виднелись отчетливо. Меня начало подташнивать. Показалось, что он действительно какое-то ирреальное существо из параллельного мира.

Шрам отшвырнул Корнилова на тахту, и тот, словно Покатигорошек, закатился в уголок.

- Ты, сучка, диск у тебя, я знаю! Гони по-хорошему - или...

Он попытался схватить меня за волосы, но я увернулась. Тогда он сгреб меня за футболку на груди. Паршивый китайский трикотаж, не сопротивляясь, треснул. То ли бандюк предпочитал Памелу Андерсон, то ли его полностью захватила другая цель, но то, что было под футболкой, его не заинтересовало. Я изловчилась и укусила его за руку. За что сразу же получила по физиономии.

От боли я на секунду зажмурилась, а когда открыла глаза, на меня таращилось дуло. Прямо как за гаражом. Дежавю!

- Вот сейчас вышибу тебе мозги, а потом уже буду обыскивать! - с какой-то ласковой радостью пообещал Шрам.

Ребята, да он не шутит! Палец на курке, а рожа - как у естествоиспытателя. Господи, Отче наш!..

Слова молитвы вдруг напрочь выпали из моей головы. Я снова зажмурилась. Выстрел показался очень громким. У меня даже уши заложило.