Кроссовки для Золушки

Все мое существо словно сжалось в комочек, а потом – потянулось навстречу голосу. Легкая дрожь пробежала по спине. Вот-вот теплая тяжелая рука проведет по моим волосам, скользнет по щеке, а потом моих губ коснутся другие губы – и мир исчезнет. Ожидание этого мгновения стало нестерпимым, оно причиняло почти физическую боль. Я открыла глаза.

На подоконнике стояли кроссовки. Белые, с голубыми полосками и грязноватыми шнурками.

Разочарование было таким острым, что захотелось зарыдать снова, еще сильнее. Я набрала побольше воздуха и… расхохоталась.

Все встало на свои места.

Сварив кофе и вытащив из шкафчика «гостевую» бутылку коньяка, который сама потребляю в исключительных случаях, я села за стол и стала рассказывать Кроссу о происшедшем – уже не жалуясь, а посмеиваясь над собой, над Валькой и над коллегами. Реплики Кросса были в том же ключе, и вскоре я опять забыла, что беседую с кроссовками, хотя прекрасный принц с поцелуями мне больше не мерещился. Словно просто болтала с хорошим приятелем. Почти как с Димкой или Ванькой, но не совсем. Димку я давно уже не воспринимала как мужчину. В качестве духовного лица он периодически вправлял мне мозги и выслушивал ворох пакостей, который я тащила ему на исповедь. Поскольку любые другие отношения между нами исключались, я даже о прошлом старалась не вспоминать: с одной стороны, было жаль, что сделала глупость, а с другой, подобные воспоминания только мешали – на той же исповеди или когда, к примеру, надо было поцеловать ему руку при благословении. Хотя еще не известно, стал бы он священником, если бы мы поженились. Скорее, вряд ли. Ну а Котик – тот вообще не мужик, а отросток компьютера.

А с Кроссом я болтала именно как с представителем противоположного пола. И не просто, а который меня заинтересовал. Может быть, я даже строила глазки и по-всякому кокетничала – не помню, потому что была, скажем так, не вполне трезвая. А может, и внешний облик собеседника меня именно поэтому не интересовал? Или уже пошли вариации на тему «Аленького цветочка» и «Красавицы и чудовища»?

- Кошмар! – прервала я свою оживленную болтовню. – Кажется, я жутко пьяная. Вообще всегда настоящий кошмар, когда один пьяный, а другой трезвый. Пьяный думает, что он просто веселый и раскованный, а трезвый смотрит на него и говорит себе: «Фу, какая мерзкая пьянь!». А уж если трезвый – мужик, а пьяная – баба…

- Ну, не такая уж ты и пьяная… еще, - тактично отозвался Кросс.

- А если была бы совсем пьяная? В стельку? Что бы ты сделал?

- А что, у меня есть выбор?

- Нет, если бы ты был не ты, а… ты?

- Ну… - задумался Кросс. – Наверно, я бы водил тебя от кровати до туалета и держал над унитазом. А если бы ты уже не могла ходить, то принес бы тебе тазик и следил, чтобы ты не захлебнулась.

- И тебе не было бы противно? – поразилась я.

- Я думаю, мыть обкаканную попу своим детям не более противно.

- Что, вспомнил? – я чуть не протрезвела от ужаса. – Богатый опыт мытья обкаканных детских поп?

- Нет. Это теоретически, - успокоил меня он.

- А-а… Да, пожалуй, ты бы прошел мой поносный тест.

- Какой тест? Поносный? Вас ист дас?

- Да как тебе сказать… - замялась я. – Просто я еще со школы всех своих знакомых мужского пола проверяла. Реакцию на определенные раздражители. Глупость, наверно…

- Ну уж нет! Давай колись! Или ты боишься, что сейчас мне расскажешь, а потом я твой тест пройду, потому что знаю условия?

- Видишь ли, одна моя знакомая сказала, что тест тестом, а замуж я если и выйду, то исключительно по любви и за козла, который этот тест все равно не пройдет. Тем более от единственного мужчины, который его прошел, я сама сбежала.

- Тем более. Рассказывай.

- Началось это в седьмом классе. Мне жутко нравился один мальчик из параллельного. Эдакий мачо, за ним почти все девчонки бегали. Ну, страдала я страдала, а потом он сам ко мне подошел. Дня три я была на седьмом небе от счастья. А потом мы с ним куда-то в трамвае поехали. Сидим, вдруг бабка входит, старая-престарая, с палкой. Я заерзала, а прынц мой и в ус не дует. Ну, я не выдержала и встала, бабка села. Так что ты думаешь, он мне потом такого наговорил, когда мы вышли. Оказывается, по моей милости он вынужден был целых две остановки страдать рядом со старой вонючей грымзой. Ну, всю мою любовь-морковь в одночасье как отрезало. И вот начал мой тест потихоньку складываться. Что-то сама придумала, что-то вычитала.

- А что еще, кроме готовности уступать место бабкам? – заинтересовался Кросс.

- Во-первых, готовность расстаться ради меня с некоторой денежной суммой. Это проверка на жадность. Не подумай, я подарков не требовала. Просто тихонько намекала… А там уж по возможностям – неважно, бриллиант или мороженое. Есть такие, которые и мороженое не купят. Или купят, но словно от сердца оторвут. Во-вторых, готовность помочь в грязной работе по дому. В-третьих, готовность проигнорировать мою подругу. У меня была одна такая – и есть. Красивая стерва. Я специально всех с ней знакомлю, а она, дура, тащит их в койку и думает, что потихоньку сделала мне гадость. Ну а круче всего – это понос. Это уже фигура высшего пилотажа.

- Просишь вынести за тобой ночной горшок?

- Фи, зачем же так грубо? – фыркнула я, пряча бутылку в шкаф. – Я просто приглашаю кавалера к себе домой, а сама каждые пять минут бегаю в туалет, только и всего. Нинка, эта самая моя подружка, жутко меня ругала. Ты что, говорит, мужики – они ведь такие деликатные натуры, такие эмоциональные и чувствительные. А тут такая грубая проза жизни.

- Ну, Катька, с тобой не соскучишься! Кстати, ты так сочно все это расписывала, что я даже одну вещь вспомнила. Не одна ты мастерица на пакости, мы тоже кой-чего могем.

- Ну-ка, ну-ка! – оживилась я. – Очень интересно.

- Была у меня девушка одна. Жили мы у нее, кажется, где-то в Автово. Ну жили и жили. А потом я куда-то уехал. И, как водится, вернулся раньше времени. А у меня ключи были. Ну, и сама понимаешь.

- И ты страшно отомстил? – я потерла руки в предвкушении чего-нибудь эдакого.

- Ну, страшно не страшно, а отомстил. Знаешь, как говорят, я не злопамятный. Отомстил – и забыл. Мадам с кавалером сбежали от греха подальше, а я остался вещи собирать. Решил позавтракать на дорожку. Кофейку сделал, бутербродик. Яичко сварил вкрутую. А потом взял это яичко и спрятал. Там за батареей щель была – в аккурат. Мне очень хотелось убить их обоих, но представил, как через пару-тройку дней у них будет Мацеста на всю квартиру, а они будут друг на друга коситься: кто же воздух испортил…

Я даже завизжала от восторга:

- Вот это да! Кросс, я тебя обожаю!

Он как-то странно хмыкнул, и я смутилась:

- Ну, в смысле, что это ты здорово придумал. Похоже, мы с тобой похожи.

- Похоже, дорогая Катрин, что даром преподаватели время с тобою тратили. В смысле, что филолог из тебя филологовый, то есть фиговый.

- Ну и пусть! Даром преподаватели время со мной тратили. Даром со мною мучился самый искусный маг, - фальшиво запела я. – Ой, не надо про магов.

- Кажется, тебе пора на боковую, - посоветовал Кросс.

Тут он был абсолютно прав, потому что мне и в правду стало как-то плоховато. Наскоро приняв душ, я рухнула в постель и подумала, что хотя мне и плохо, но все равно хорошо. Потому что раз Кросс вспомнил такую историю, он уже никак не мог быть женщиной.

Ну и сны мне снились!

Проснувшись, я покраснела и даже под одеяло спряталась, словно кто-то мог подсмотреть, что же это я такое вспоминаю. Разумеется, Кросс был в этих героико-эротических сновидениях главным персонажем. Кто бы сомневался! Внешностью его мое ночное воображение не обидело, пойдя по пути Агафьи Тихоновны: базовая фактура Юрия Васильевича Седова была облагорожена отдельными чертами Димки и еще пары-тройки симпатичных мне мужчин. В результате получилось ого-го! А уж чего мы с ним вытворяли! И на лошадях скакали, и с бандитами сражались, и на дельтаплане летали. А уж в каких романтичных местах любовью занимались! В сосновом бору, например, на зеленом бархатном мху. Или на морском берегу.