Страница 65 из 70
На этот раз выстрел показался мне очень громким. Наверно, потому, что это был не один выстрел, а два, прозвучавшие одновременно. Ваза на полочке чуть выше моей головы разлетелась вдребезги, а Вера… Вера лежала рядом с Натальей, точно так же раскинув руки. И даже выражение на лице у нее было точно такое же – удивленное. Маленькая аккуратная дырочка прямо над переносицей была похожа на кружочек, который рисуют или приклеивают индианки. Как же он называется-то? И о чем, спрашивается, я думаю?
Антон стоял в дверях, прислонившись к косяку, и молчал.
Я сидела все в том же углу, на том же самом стуле, погрузившись в прохладные волны прострации.
Тела Веры и Натальи осматривал эксперт – грузная пожилая женщина в неожиданно оранжевых резиновых перчатках. Молоденький мальчик – следователь и прибывший с получасовым опозданием Стоцкий в четыре руки катали протокол. С равномерностью часового механизма они задавали вопросы. Вообще-то, мне, но отвечал на них Антон. Потому что максимум, на что я была способна, - это кивнуть или покачать головой. На самый худой конец, выдавить пару слов.
Еще до появления Стоцкого Антон посвятил его областного коллегу в предысторию, а теперь рассказывал ему самому о новостях, так сказать, последнего часа. В его редакции они звучали следующим образом.
Я, разумеется, совершенно неожиданно для себя, вспомнила о тайнике в квартире Брянцева и решила проверить, а нет ли там чего-нибудь эдакого. Взяла у Инны Замшиной ключи, зашла в квартиру и нашла в тайнике мобильник. (Стоцкий гневно запыхтел). После «моего» убийства я случайно обнаружила в памяти телефона целый компроматный клондайк и решила выманить Чинареву «на живца». (Стоцкий запыхтел еще сильнее, но перебивать не стал). Но у Веры были на этот счет свои соображения. Одним махом она решила убить сразу трех зайцев – меня, сообщницу Полосову и свидетельницу Замшину. И повесить все это опять же на меня-покойницу. Плюс Брянцева в нагрузку. И волки сыты, и овцы целы, и пастуху – вечная память. Для этого меня выследили и похитили прямо от прокуратуры, куда я пришла каяться в сокрытии найденной улики – телефона.
- Я приехал, - рассказывал Антон. – Смотрю, у входа, где мы договорились встретиться, никого нет. Я подумал, что вы уже вернулись и Елизавета Андреевна прошла к вам в кабинет, - видимо, чтобы не ставить Стоцкого в неловкое положение перед коллегами, он обращался к нему на вы и по имени-отчеству. – Но дежурный сказал, что вас сегодня уже не будет. Тогда я позвонил Елизавете домой – трубку никто не брал.
Короче, Ракитский подумал было, что я еще не доехала до дома, и хотел отправиться ко мне, но что-то ему стало, как он сказал, не по себе. Тут он увидел пацана, который ошивался у неработающей телефонной будки и сдавал в аренду мобильник. Антон вспомнил, что видел этого самого мальчишку и раньше, и решил его допросить. Всего за сто рублей пацан все прекрасно вспомнил: и меня, и тех, кто затащил меня в машину, дабы увезти в неизвестном направлении. Видимо, мое похищение выглядело достаточно эффектно, поэтому парень подробно описал внешность похитителей, их машину и даже номер вспомнил.
Поскольку среди знакомых Ракитского имеются немаленькие милицейские чины, оперативно сделали «всем постам». Очень скоро «шестерку» засекли на выезде из города – меня везли в южном направлении. Сложив два и два, Антон рванул в Саблино.
Как выяснилось, очень даже вовремя.
- А разрешение на оружие имеется? – уточнил коллега Стоцкого.
- Пожалуйста! – Антон помахал у него перед носом какой-то бумажкой.
Хэппи энд. Это только в книге или в кино он вызывает легкий привкус раздражения: как, опять все закончилось благополучно?!
Верину дачу опечатали, нас отпустили на все четыре стороны. Чем мы не преминули воспользоваться. Сели в Антонов «Пежо» и поехали с орехами. Я пребывала в блаженной эйфории, словно подверглась одновременному воздействию теплого пушистого пледа, хорошего красного вина и тихой музыки. И даже совесть моя наконец-то замолчала. В конце концов, я же покаялась и получила отпущение грехов!
- Марина не сердится на меня? – спросила я, с трудом ворочая языком.
- Ее из-за тебя выгнали с работы, - Антон потянулся было за сигаретой, но спохватился и бросил пачку обратно.
- Кошмар! – огорчилась я.
- Ничего и не кошмар, - фыркнул Ракитский. – Ты, я думаю, успела понять, с кем имеешь дело? Вторую такую лентяйку еще поискать надо. Ей не нравилась эта клиника, но искать другую работу – «ле-е-ень». А тут она оторвала толстую задницу от дивана и за два дня нашла себе другое место. С гораздо больше зарплатой. Она же классный специалист. Так что, Мариша тебе крайне признательна. Кстати, она, как чумовая, носится по магазинам и скупает барахло для зайца Игоря. Или для зайца Севы.
- Чего?! Я уже привыкла думать о нем как о зайце Феде. Так что извини подвинься.
Антон рассмеялся, но смех его как-то вдруг погас, в машине, перекрикивая Луи Армстронга, повисла тишина. - Антон… - нерешительно выдавила я. – Я должна тебе кое-что сказать. Я…
- Не надо! – резко оборвал меня он.
- Но…
- Не надо, Лиза. Я все и так знаю. Спасибо, что наконец-то решилась, но не надо.
- Как хочешь.
Ну что ж, несказанного, как говорится, нет.
Небо расчистилось, вечер стоял тихий и ясный. В такой хорошо сидеть на даче, смотреть на закат и ждать, когда поспеет самовар. Спокойно и безмятежно. Но…
Еще высоко поднимается солнце,
Травы и листья все еще живы.
Но лето смеется –
И дни его лживы…
Оно умирает под маскою счастья,
Под яростной синью уставшего неба,
Пресытившись властью,
Смешно и нелепо…
Это Ольгино стихотворение, одно единственное из всех ее аляпистых «шедевров», я почему-то хорошо запомнила. Концовка там неважная, оказывается, и не лето вовсе умирает, а чья-то заморенная любовь. А вот эти строчки мне понравились, и я вспоминаю их каждый год, когда лето вдруг незаметно переваливает за середину. Грустно и тревожно.
Глупости! Чего тревожиться? Все, слава Богу, кончилось. И хотя на свете есть еще множество грабель, на которые не ступала нога человека, будем считать, что этимною все-таки преодолены. Впереди – куча хлопот. Официальное воскрешение меня из мертвых и оформление смерти Насти, разгон кучки интриганов под названием БВС (особо достанется под зад коленом Паше!), регистрация наших с Ракитским отношений (брать его фамилию или оставить свою?), переезд к нему. И, разумеется, рождение зайца Феди. Или Нади? Насчет Анфисы – это я погорячилась.
- Надо бы это дело отпраздновать? – с легкой ноткой сомнения спросил Антон, когда мы въехали в город. – Как насчет итальянской кухни?
«Соглашайся, соглашайся!» – завопила нудная пискля, сменившая Михрютку.
Я заколебалась. Переодеваться, делать «лицо», сидеть целый вечер в прокуренном зеле и делать вид, что все хорошо…
- Извини, Антош, я так устала. Давай лучше затоваримся по полной программе и дома посидим.
- Как скажете, миледи. Чего изволите?
Мы как раз подъехали к большому супермаркету. Высказав свои пожелания, я осталась ждать в машине. Мое благодушие испарялось, словно кусок сухого льда. Или эйфория была просто следствием шока?
24.
Антон вытаскивал из багажника пакеты с продуктами, а я рылась в сумке, пытаясь найти ключи от квартиры. И хотя содержимое ее изрядно поредело – сотовый Брянцева и ключи от его квартиры я торжественно, в присутствии понятых сдала Стоцкому, - под руку упорно попадались всякие бесполезные в данный момент вещицы. Рассвирепев, я вытряхнула сумку на капот «Пежо».
- Осторожнее! – поморщился Антон. – Краску сдерешь!
Среди всевозможной мелкой дребедени красовались ключи. От квартиры Левкиной тещи.
- Блин! – чуть не заплакала я.
- Не это ищешь?
Я обернулась так резко, что записная книжка, пудреница, кредитка и прочая мелочь полетела в разные стороны. У подъезда стоял Левка, одетый в «штатское», и крутил на пальце мои ключи. Ситуация выглядела несколько двусмысленно. Антон напрягся.