Улица Теней, 77

Ему требовались темнота, влажность, тепло. На какое-то время. Идти он никуда не собирался, никаких дел не осталось. Он мог отдохнуть. Темнота, влажность, тепло. Прошлое вернулось к нему. Случайные воспоминания, не в строгом временнóм порядке, не связанные друг с другом, проигрывались в голове, словно короткометражные фильмы, и во всех речь шла о том, что происходило с ним в ночи, совсем как это было с Марсденом, который из всего прошлого мысленным взором мог увидеть только ночные эпизоды. В кромешной тьме ванной — свет выключен, ни одного окна, — уйдя в менее темные воспоминания, Логан вздохнул, а потом набрал полные легкие густого теплого пара, который еще больше успокоил его. Темнота, влажность, тепло. Он вдыхал все три, наполняя себя темнотой, влажностью, теплом. Сидел спокойный, умиротворенный, расслабленный, хладнокровный. Очень хладнокровный. Идти ему никуда не надо, делать ничего не надо, не надо и кем-то быть. Скоро воспоминания прошлого растаяли, и в душе воцарилась такая же темнота, как в душевой, где он сидел. Какое-то время он рылся в памяти в поисках воспоминания, того или другого, хоть какого-нибудь, но превратился в слепца, попавшего в лабиринт пустых комнат. В любом случае идти ему никуда не надо, делать ничего не надо, не надо и кем-то быть. Он расслабился. Перестал рыться во внутренней темноте. Сидел в темноте, и темнота сидела в нем. Через какое-то время почувствовал, как внутри его что-то слепо нащупывает путь.

Микки Дайм

Он перекатил грузовую тележку через приподнятый порожек и закрыл дверь в помещение ЦООУ. Потом подкатил тележку к завернутому в чехол телу Вернона Клика.

Вокруг мерно гудели, урчали и булькали машины. Собранные в одном месте машины, независимо от их предназначения, вызывали у Микки сексуальные ощущения. Мощь. Эффективность.

Однажды он отправился на экскурсию в демонтированную шахту для запуска межконтинентальных ракет. Из нее давно убрали и саму ракету с ядерной боеголовкой, и пусковое оборудование. И тем не менее шахта обладала огромным эротическим эффектом. Даже затхлый воздух пах высохшей спермой.

Теперь, где-то в машинном лабиринте, открылся клапан распределения потока. Микки услышал, как побежала по трубе вода высокого давления. Распорное кольцо лежало на люке. Микки поднял его. Схватился за кольцо и потянул. С чавкающим звуком люк оторвался от уплотнительной прокладки, поднялся и повернулся на опорном шарнире.

Яркий флуоресцентный свет проникал в черную дыру лишь на чуть-чуть. Из дыры не подул ветерок, и это говорило о том, что глубокая пещера, к которой вела лавовая трубка, больше нигде с поверхностью не сообщалась. Воздух внизу чуть отдавал лаймом. Возможно, запах этот шел от массивного железобетонного фундамента «Пендлтона», а не из трубки в базальтовой толще под ним.

О базальтовой трубке Микки узнал от матери. Ей рассказал о трубке Гэри Дей, знаменитый создатель компьютерных видеоигр и основатель социальной сети. Гэри прочитал о лавовой трубке в брошюре о «Пендлтоне», которую получал каждый владелец квартиры после ее приобретения. Мать Микки брошюру не читала. Она читала только эссе и книги, которые писала сама… и все, что писали о ней. Микки не читал вовсе.

Никто не знал, на какую глубину уходит лавовая трубка. Эксперты говорили на милю или две, может, и глубже. Когда Эндрю Норт Пендлтон строил здесь особняк, предпринималась попытка заглушить эту естественную шахту. Свинцовый груз опустили на 1522 фута, прежде чем он на что-то натолкнулся. Поначалу решили, что это дно. Однако, когда в трубку высыпали металлические шарики диаметром с дюйм, стало понятно, что на этой глубине вертикальный тоннель сменяется пологим. Шарики падали до плавного поворота, а потом покатились по стенке дальше. И услышать звук, свидетельствующий об их остановке, не удалось. Они катились и катились, пока шум не стих полностью.

Если трубка не становилась шире пяти футов в месте поворота, а она, скорее всего, становилась, если верить вулканологу, цитата которого приводилась в брошюре… тогда эти два трупа могли там застрять. Но Микки полагал, что они, пролетев 1522 фута, наберут достаточную скорость, чтобы проскочить поворот и продолжить свой путь к центру Земли.

В следующий месяц он намеревался каждые несколько дней заглядывать в помещение ЦООУ, чтобы открывать люк и нюхать воздух. Если бы начало пованивать, он бы понял, что трупам не удалось миновать поворот. Тогда пришлось бы каким-то образом направить в лавовую трубку поток воды и смыть мертвецов.

Если же неприятный запах не появится, тогда лавовая трубка могла помочь довести до логического конца его фантазии о Спаркл и Айрис Сайкс. Он мог грезить не только о том, как овладевает ими, но и о продолжении: как убивает и сбрасывает в лавовую трубку, и такая фантазия обещала больше удовольствий, чем только изнасилование. Микки надеялся, что скоро столкнется с ними в коридоре. Постарается приблизиться, чтобы уловить их запахи, чтобы разжечь воображение.

Когда Микки повернулся, чтобы отправить тело Вернона Клика в долгий полет, синий свет спиралью поднялся по стенам лавовой трубки, выплеснулся в открытый люк и штопором вонзился в потолок, чтобы, мягко потрескивая, расползтись по бетону и быстро исчезнуть.

Айрис

Ее комната безопасна. Другие комнаты квартиры менее безопасны. Мир за пределами квартиры опасен, невыносим. Так много людей. Всегда все меняется. Она хочет остаться в своей комнате.

Ничего не меняется в ее комнате. Изменения пугают. Она хочет быть там, где ничего не меняется. Ее комната, ее комната.

Но мама зовет ее на путь Бэмби. Путь Бэмби — принимать все, как есть. Доверять природе и любить мир.

Любить мир так трудно. Бэмби верит, что мир любит его, создан для него. Айрис не верит, что мир любит ее. Хочет верить, но не верит, не может верить.

Она не знает, почему не может. Не знать, почему она не может любить мир, так же плохо, как не любить его. Мир в книгах вроде бы достоин любви. Но она не может любить мир. Она его боится.

Будучи олененком, Бэмби часто боится. Хорька. Голубых соек. Многого. Он пересиливает свои страхи. Он великий и очень умный олень, потому что пересиливает свои страхи. Айрис любит его за это. И завидует ему. Но очень сильно его любит.

Она боится любить кого-то еще, кроме Бэмби. Или боится показать свою любовь. Она любит свою маму, но не решается это показать. Любовь к людям притягивает их. А близости она терпеть не может. Не может дышать, когда люди близко. Малейшее прикосновение — это удар. Она не выносит прикосновений.

И она не знает почему. Ночью, в постели, она иногда пытается думать, почему она такая. Но подобные мысли приводят только к слезам. Когда она одна в темноте и плачет, ей хочется жить в книжном мире, а не в этом.

Она может любить Бэмби, потому что он живет не в этом мире. Он живет в книжном мире. Они в разных мирах, и она может любить его сильно-сильно, но он никогда не окажется слишком близко.

Теперь мама зовет ее на путь Бэмби, и Айрис собирает волю в кулак, готовясь к тому, чтобы покинуть квартиру. Здесь этот мальчик, Уинни, и его мать Туайла, и это уже плохо, слишком много людей. Но теперь все четверо собираются покинуть квартиру, а это означает еще больше людей и новые места, перемены и снова перемены.

Айрис следует за мамой в коридор, потому что Бэмби следует за своей мамой, если та говорит ему, что он должен. Они огибают угол, направляясь к двери черного хода квартиры Туайлы. Айрис уже бывала в коридоре, но в квартире этих людей — никогда. Поэтому теперь все будет новым. Все — новое. Новое опасно, враждебно. Теперь все враждебно. Все-все.

Она должна превратить все в знакомое и дружелюбное. Она должна стать Бэмби, а окружающий мир воспринимать лесом, потому что только тогда сможет быть смелой и чувствовать себя в безопасности. Она пытается смотреть только на спину матери. Все остальное она видит краем глаза, а когда случайно бросает взгляд направо или налево, представляет себе, что видит не то, что есть на самом деле, а разные места ее любимого леса.