Пограничник

— Однако, Хурмага к нам пожаловал… Жди беды…

И несмотря на то что майора и Цырена разделяло не менее двадцати метров, майор остановился и, обернувшись назад, посмотрел именно на Бадманова. И взгляд этот не предвещал ничего хорошего. Скосив глаза, Иван обнаружил, что смелый бурят, который в семнадцать лет в одиночку ходил на медведя, покрылся испариной.

Вечером в каптерке, когда они остались вдвоем, Иван тихо спросил:

— Цырен, а кто такой Хурмага?

Бадманов долго молчал. Потом бесшумно встал, выглянул за дверь, убедился, что никто не слышит.

— Хурмага — злой дух, — шепотом объяснил он Ивану, наклонившись к нему, — живет в Саянах на Черной шишке, гора такая есть. У него большие крылья и очень большие зубы. Он прилетает по ночам и забирает души людей. Этот майор, Иван, нехороший человек, наверное, он и не человек вовсе, — Ивану пришлось напрячь слух, чтобы расслышать, что говорит Цырен. — Будет беда, большая беда. Поверь мне… — в узких глазах Бадманова появился страх.

— Взво-од! Смир-но! — заорал кто-то рядом, Иван подхватился, вскочил на ноги, дверь с шумом распахнулась, и Иван не удивился, если бы на пороге возник грозный майор Хенкер, но в каптерку ввалился круглолицый и румяный с мороза Васька Поплавский в тулупе и в унтах — только что вернулся с патрулирования.

— Отставить! — шутливо скомандовал он, подражая взводному, и засмеялся, видя, что его появление произвело впечатление на приятелей.

— Не шуми! — шикнул на него Иван. — Вон, лучше послушай нашего охотника. Он говорит, что майор наш — злой дух…

От его голоса Бадманов съежился. Помолчали.

— Дух не дух, — серьезно сказал Васька, закуривая вонючую папиросу, — а вот то, что он непростой, — факт. По мне, лучше бы старый командир остался. Душевный был человек. А с этим ухи надо держать востро. Съест.

Как в воду глядел Васька…

— Зачем сказал? — с укором спросил Ивана Бадманов, когда Васька, докурив и раздавив окурок в пепельнице, вышел из каптерки. — Я же только тебе одному это доверил! Не надо так. Больше не говори никому!

— Извини, Цырен, не подумал… — ответил тогда Иван.

И даже сейчас, через пять лет, он все еще чувствовал вину перед бурятом, который первым разглядел надвигающуюся на них опасность.

Зима в том году выдалась снежная, с частыми буранами. Почти каждое утро солдатам приходилось чистить снег на плацу, ну а тропинки, ведущие от пунктов временной дислокации к караульным постам, либо утаптывали, либо тоже расчищали лопатами. С начала зимы морозы стояли несильные, но к январю так прижало, что трещали толстые стволы кедров. По ночам термометр опускался до минус сорока семи, а маленькая котельная усиленно коптила черным дымом блекло-серую простыню северного неба, тщетно стараясь разогнать стужу.

Солдаты замерзали даже в овчинных тулупах и теплых унтах. В блиндажах дежурные жались поближе к печкам.

В остальном на заставе все осталось по-прежнему. Несмотря на мороз, майор вместе с замом по тылу пропадали в тундре, только вот почему-то они очень редко привозили с охоты трофеи. Да еще стала чахнуть жена зама по тылу. Ивану как-то довелось увидеть ее близко — столкнулись на узкой тропинке. И когда он шагнул в снег, пропуская ее, то заметил, что столичная красавица сильно похудела за прошедшие три месяца, под глазами залегли темные круги, а нос заострился. Она отвернулась от любопытного Иванова взгляда, склонила голову. А Иван удивился. Если бы его жена на далекой заставе выглядела так, он давно бы отвез ее в город — в больницу. Но заму по тылу, видимо, не было до этого никакого дела. А может, он сам довел свою жену до такого состояния, кто знает?

Еще один тревожный «звоночек» раздался, когда к ним неожиданно пожаловали два офицера из вертолетной части. Пожаловали на снегоходе, но не к заставе, а прямо к дальнему ПВД.

— Здорово, мужики! — крикнул один из них, когда они еще только подъезжали. Взводный, невысокий светловолосый крепыш Михаил Барков, которого за глаза все звали Бара, жестом скомандовал насторожившимся солдатам «вольно», вышел вперед. О чем он говорил с «летунами», стоявшими на краю траншеи, Иван не слышал, но вернулся Бара озабоченный. А когда шум снегохода затих, он оглядел всех и вздохнул.

— Пропали у них двое. Два дня назад. Ушли на охоту и не вернулись. Кто-нибудь был на девятом ПВД позавчера? О, братья Савченки были! Савченки? Были?

— Были… — озадаченно ответил один из братьев-близнецов Савченко.

— Были… — как эхо откликнулся второй.

Одного из них звали Виктором, второго Юрием, но никто не мог запомнить, кто из них кто, поэтому все звали их по фамилии.

— Ничего подозрительного не заметили?

— Никак нет, не заметили, — сказал первый Савченко. — Росомаха там ходила. Два раза нити рвала. Но мы ее видели. Витька вон ее застрелил потом. А так больше ничего.

— Майор приезжал еще, — ответил второй Савченко, — с замом по тылу. И все. А че больше-то? Кому надо в такой холод собачий куда-то переться?

— Ну вот кому-то понадобилось… Пропали люди.

— Да замерзли, поди, господин лейтенант, да и все! Снегоход сломался, долго ли в такой мороз в тундре продержишься? Дров нет. А если пешком, да заблудились? Тогда и не найдут никогда, разве только весной…

Бара махнул рукой, глянул на часы:

— Пора сменять ребят! Савченки, Логинов, Бадманов — на выход!

А через две недели пропал Леха Пиякин — худенький, тихий, всегда чуточку сонный парень, с которым Иван прибыл на заставу из «учебки». Его хватились на вечерней поверке. Обыскали заставу, оповестили все посты, но результатов это не дало. В обед на построении он был, был и на построении после учебы. И вот — на тебе! Обошли заставу и дорогу до ближайших постов по периметру. Следов с заставы не было, весь транспорт оставался на месте. Был бы на заставе старый начальник — схватился бы за голову: ЧП в мирное время, дезертирство!

Но майор Хенкер остался невозмутим. После того как ему доложили, что пропавшего рядового так и не нашли, он молча ушел к себе, запер за собой дверь.

— Странно это как-то, — сказал Васька Поплавский вечером в казарме, — я разговаривал со связистом, он сказал, что в часть еще не сообщали.

— Может, майор надеется, что Пиякин найдется? — предположил один из братьев Савченко. — А может, Пиякин — того? Туда ушел?

— Скорее уж, улетел, — сказал Васька Поплавский, — потому что КСП никто не пройдет, ну разве только тушканчик…

— Ага, тундровый тушкан, новая разновидность, — съязвил второй Савченко.

Цырен Бадманов промолчал.

Но Пиякин не нашелся ни утром, ни через день. КСП была чистой.

Связист по секрету сообщил Ваське Поплавскому, что майор сам лично разговаривал с Москвой по спутниковой связи. После чего всем объявили, что Пиякин дезертир и что военная прокуратура взяла его в Иркутске.

Как мог безоружный, безденежный и бестранспортный рядовой преодолеть за трое суток более семисот километров, из которых триста километров шли по тундре, по тайге, по заметенным снегами дорогам, для всех осталось загадкой. Однако вслух задавать вопросы никто не решился.

Зато явно оживились китайцы. Иван сам из бинокля — днем и через инфракрасный прицел ночью — видел, как на той стороне ездили туда-сюда то большие аэросани, то вездеходы, то грузовики с автоматчиками.

А через неделю ночью прямо с поста двух солдат утащил медведь-шатун. Иван спал, когда его среди ночи разбудил Цырен Бадманов.

— Иван, пойдем с нами. Там двоих шатун утащил. Меня позвали — следы смотреть.

Сон быстро слетел с Ивана. Оделся быстрее, чем по сигналу тревоги. Вдвоем с Бадмановым, закутанные в тулупы, они вывалились на мороз. У крыльца ждал вездеход. Рядом с водителем сидел Бара. Друзья забрались в кузов.

— Мы там сильно не топтали! — Бара старался перекричать шум движка. — Так что следы должны быть видны! Это точно шатун! Что вот только делать? Надо его найти! А как? Собак нет! Собак только с части привезти, так ведь это когда будет! Уйдет! Я всем нашим передал, чтобы смотрели в оба!