Страница 5 из 8
– Ну, вообще-то мы с тобой действительно много пьем, Юра, – осторожно начал Дейнин. С заведующим ПАО он мог себе позволить мужское панибратство, которое было бы непростительной ошибкой по отношению к коллегам женского пола. – Правда, этот процесс почему-то носит слишком индивидуальный характер. Может, ты таким способом намекаешь на то, что пора бы встретиться и вместе, сплоченными усилиями раздавить зеленого змия?
– Да это всегда пожалуйста, – великодушно ответствовал Кемарский. – Только я тебе не по этому поводу звоню…
Судя по его голосу, он действительно был чем-то расстроен.
– Ну, я слушаю тебя, – сказал Дейнин, беря карандаш и начиная рассеянно чертить загогулины на первом попавшемся под руку листе бумаги. – Какие проблемы? Может, кто-то из твоих подопечных ожил и сбежал?
– Вот именно! – огрызнулся Кемарский, сопя в трубку. – Только не мой подопечный, а твой, понятно?!
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Дейнин. Он слишком хорошо знал «главного по мертвецам», чтобы не уяснить, что случилось нечто из ряда вон выходящее.
Кемарский мученически вздохнул: мол, тяжело, когда до собеседника доходит как до жирафа.
– Ты мне сколько трупов сегодня собирался передать? – деловым тоном спросил он.
– Восемь, – растерянно произнес Дейнин. – Тебе что, Белла не давала мой список?
– Давала, давала! – сказал, словно отмахнулся, Кемарский. – Но это в теории, друг мой Ярослав… А по факту их оказалось семь! У вас там что, нелады с арифметикой? Или вы в последний момент решили одного помиловать? Короче, разбирайся сам, но полчаса назад Зарубина сдала мне только семерых!
– Как – семерых? – тупо удивился Дейнин. – Подожди-ка, подожди… Ты можешь продиктовать мне номера тех, которых она тебе принесла?
Он перехватил поудобнее карандаш и принялся писать в столбик под диктовку собеседника.
Потом глянул в сводную таблицу.
Действительно, номеров в списке было семь, а не восемь, и среди них не хватало сто восемьдесят пятого.
– Ты можешь мне хоть что-то объяснить, Слава? – устало поинтересовался Кемарский.
Дейнин с досадой швырнул карандаш на стол.
– Завтра, Юра, – пообещал он в трубку. – Сейчас разберусь, а завтра перед тобой отчитаюсь.
И с досадой бросил трубку.
Посидел, барабаня пальцами по столу и уставившись в окно, за которым начинало смеркаться.
Потом поднялся, подошел к сейфу и достал из него коробку с инъектором, которую ему около часа назад вернула Шура. Повертел в руках аппарат, потом осторожно разрядил его.
Дозатор был пуст.
Дейнин пожал плечами, убрал инъектор обратно в сейф и сделал несколько звонков подряд.
Телефон в каморке Зарубиной не отвечал. Сестра-хозяйка ее тоже не видела.
Дежурный охранник бодро отрапортовал, что Зарубина вышла из Центра примерно сорок минут назад.
– У нее было что-нибудь в руках? – перебил его Дейнин.
– То есть? – тупо переспросил вахтер.
– Ну, сумка, пакет, сверток… что-нибудь в этом роде! – позволил себе повысить голос Дейнин.
– Да-да, сумка была, – торопливо доложил дежурный. – Черная такая, большая, из искусственной кожи… Да она с ней каждый день ходит… И что она только в ней таскает? Кирпичи, что ли?
Дейнин закусил губу.
– Such a bitch![2] – с чувством провозгласил он.
– Простите, Ярослав Владимирович? – вежливо осведомился вахтер.
– Это я не вам, Петр Ильич, – преувеличенно ласковым голосом сообщил Дейнин и брякнул трубку на рычаг.
Шура жила в старом пятиэтажном доме. Эти развалины собирались снести еще лет двадцать назад, но у градоначальства не то иссяк реформаторский пыл, не то просто закончились деньги, отведенные на социальные нужды. Как бы там ни было, ветхие памятники старины, отнюдь не охраняемые государством, продолжали скученно ютиться в недрах кварталов для бедноты.
Поднимаясь по лестнице, смахивавшей на тренировочную полосу препятствий для пожарников или спецназовцев (чего стоили хотя бы шаткие перила, державшиеся на одном-двух прутьях!), Дейнин думал, что он скажет Шуре, когда она откроет ему дверь.
Однако на его звонок никто не ответил.
Дейнин приник ухом к двери. В квартире царила какая-то странная, ватная тишина.
«Все ясно, – сделал вывод Дейнин. – Эта дуреха даже не подумала о том, что ребенок долго не проживет. А теперь, наверное, прикидывает, как избавиться от его трупика так, чтобы не привлечь к себе внимания. Клон клоном, а хлопот потом не оберешься. Так что теперь она вряд ли откроет кому-нибудь. Будет думать, что это милиция. Забаррикадировалась и сидит тише воды, ниже травы… Черт, что же делать, а? Я ведь не могу, в самом деле, обратиться к официальным инстанциям! А ломать дверь тоже не будешь – хотя ребята внизу томятся, им только намекни – с петель дверь снесут, стену головой проломят. Силы-то у них есть – хоть отбавляй, не случайно их посылают эвакуировать самых буйных головорезов…»
Он еще раз нажал на кнопку звонка и повернулся, собираясь уходить.
Но замок за его спиной щелкнул, и дверь со скрипом отворилась.
Шура была в домашнем ситцевом платье, которое еще больше подчеркивало ее нездоровую полноту. Лицо у нее было каменным, и Дейнин понял, что она знает, зачем он пришел.
Здесь, в скудной домашней обстановке, она казалась еще более жалкой, чем в Центре, и он смотрел на нее, утратив дар речи, и сердце его сжималось все больнее с каждым мигом.
– Это я, Шурочка, – каким-то отвратительно заискивающим голосом наконец выдавил Дейнин. – Я хотел бы с тобой поговорить. Но только не здесь…
На секунду ему показалось, что сейчас, не произнеся ни звука, она захлопнет перед его носом обшарпанную дверь и больше не откроет, но Шура отвела в сторону взгляд и хрипло проговорила:
– Заходите, Ярослав Владимирович.
Оказавшись в полутемной прихожей, наполненной запахом заношенной обуви и еле освещаемой пыльной лампочкой, Дейнин нарочито бодро осведомился:
– Ну-с, куда можно пройти?
Шура на миг замялась, но потом махнула рукой куда-то в глубь коридора:
– Туда. Там – кухня.
– Та-ак, понятно, – протянул Дейнин, двигаясь в указанном направлении. – Там – кухня, тут – санузел… конечно же совмещенный… Там – комната… А вот еще одна комната…
– Соседки, – тихо сказала ему в спину Шура. – Только ее сейчас нет, она уже много лет здесь не живет…
– Я-асно, – протянул Дейнин, входя в тесную кухоньку. – Значит, одна здесь хозяйничаешь?
Шура шмыгнула носом и кивнула.
– Или теперь уже не одна? – грозно вопросил Дейнин, резко разворачиваясь, чтобы в упор уставиться на хозяйку дома. – Где он? В комнате?
– Вы о ком, Ярослав Владимирович? – пролепетала Шура, покрываясь багровыми пятнами.
– Ты знаешь, о ком, – прищурился Дейнин. – Знаешь, не за тем я пришел, чтобы мы с тобой играли в прятки… Давай-ка сядем и обсудим все как следует…
Не ожидая приглашения, он опустился на колченогий табурет.
Шура гороподобно возвышалась над ним, опустив глаза и теребя подол платья, словно заранее признавая свою вину.
«Что это я? – вдруг подумал Дейнин. – Ворвался, как какой-нибудь головорез из полицейского боевика… Приемчики какие-то дешевые использую. Не хватало еще пообещать ей, что правосудие учтет ее чистосердечное признание. Ты же врач, ученый, так неужели ты не можешь найти другие слова, чтобы поговорить с ней по-человечески? Или все, что тебя интересует, – это чтобы она вернула тебе ребенка?»
– Прошу тебя, Шура, присядь, – резко сменив тон, проговорил он. – Ничего, что я буду называть тебя на «ты»?
Она невпопад кивнула и осторожно присела на край массивного стула, видимо, специально рассчитанного на ее вес.
– Шура, дорогая, – начал Дейнин и тут же мысленно поморщился: так фальшиво прозвучало это ласковое обращение. – Я знаю, что сегодня ты не до конца выполнила то, что обычно выполняла без тени сомнения. Я знаю, что сто восемьдесят пятый номер сейчас находится здесь. И я, в принципе, догадываюсь, почему ты попыталась его спасти. Ты уж прости меня, дурака, но, видно, в последнее время я чересчур часто использовал тебя для этой грязной работы… Но одно мне непонятно: зачем он тебе, этот уродец? – Губы Шуры дрогнули, словно ее ударили по лицу, но Дейнин безжалостно продолжал: – Он ведь нежизнеспособен, Шурочка, и ты сама должна это понимать. Все-таки не первый год работаешь у нас, должна была всякого навидаться…
2
Вот сучка! (англ.)