Страница 32 из 82
— Нет, ты бы охотно пожертвовал своим счастьем ради блага нашего народа.
— Но не твоим. Ты до сих пор не поняла. Я бы не пожертвовал твоимсчастьем. Я бы никогда не позволил, чтобы ты была так несчастна. Я противен сам себе, когда узнал, через что ты была вынуждена пройти, живя в одиночестве, чувствуя себя отверженной и нежеланной.
— Тогда это был ребенок, Габриэль, не женщина. Моя жизнь была наполнена смыслом и имела цель. То, что я устала, не означает, что я не наслаждалась прожитыми годами. Я жила хорошо и постаралась, по мере своих сил, сделать свою жизнь стоящей. У меня был опыт, который не удалось приобрести ни одной женщине нашей расы. Я была независимой и любила это. Да, я избегала иметь семью, но были другие вещи, которые занимали меня. Эта жизнь не была ужасной. И у меня всегда был выбор. Я могла показаться тебе вновь. Я могла встретить рассвет. Я даже могла вернуться на свою родину, где, по крайней мере, земля и компания наших людей дали бы мне утешение. Но я не захотела. И это было только мое решение, не твое. Я сильная женщина, а не ребенок, подкрадывающийся и прячущийся в тени. Все, что я делала, я делала по собственной воле. Я не жертва, Габриэль. Пожалуйста, не пытайся выставить меня ею.
— Ты не любишь Брайса, ты только что призналась мне в этом. У вас просто есть что-то общее. Тебе нравится, как он ведет себя с детьми, уважаешь его способность лечить и его сосредоточенность на медицине. Но у тебя есть и некоторые сомнения в отношении его.
— Нет, нету, — категорично начала отрицать она. — Почему ты так подумал?
— Если бы их не было, Франческа, то ты бы связала с ним свою жизнь. Я был в твоем сознании…
— Ну, так держись от него подальше.
— Это не так-то легко сделать, милая. На самом деле, ты требуешь от меня невозможного. Тебе не нравится, как Брайс обращается с пациентами, кому повезло меньше, у кого нет дома. Тебе не нравится, что он в состоянии полностью забыть своих пациентов, которых когда-то вылечил. Много чего вызывает у тебя сомнения. Ты многое разделила с ним, так много детей, которые были больны, но часть тебя знает, ему необходимо лечить ради его собственного эго.
Она метнула на него взгляд.
— Может быть, именно поэтому я тоже занимаюсь этим, — в его словах было слишком много правды для ее спокойствия, и за это она была больше зла на себя, чем на него. Она держалась за Брайса, потому что он никогда не смог бы причинить ей такой же боли, как в свое время Габриэль. Ее Спутник жизни разорвалее сердце. Его голоса, такого спокойного, такого правдивого, было достаточно, чтобы заставить ее мучиться от чувства стыда. Она была решительной женщиной, не ребенком, скрывающимся за спинами смертных, тем не менее, в итоге, именно это она делала, чтобы не сталкиваться лицом к лицу со своим Спутником жизни.
— Ты делала это, потому что ты прирожденный целитель, чей дар не имеет сравнения. Ты никогда не оставишь Скайлер дома наедине с незнакомыми людьми после всего, через что ей пришлось пройти. Тебе бы это никогда не пришло в голову. Если бы ты не могла лично заботиться о ней, ты бы всегда наблюдала за ней. В этом ты вся. Доктор просто забыл бы о ней.
— Ты не совсем справедлив к нему, Габриэль. В конце концов, он не разделил с ней ее воспоминания. Он не знает, через что она прошла, — Франческа обнаружила, что защищает Брайса чисто автоматически.
— Он тщательно ее осмотрел, — сказал Габриэль. — Он видел, какой замкнутой она была. Это последствия травмы. Он знал. Вероятно, он знал все, во всяком случае, про физическую сторону, и он мог догадываться о душевной и эмоциональной травме. Это перестанет волновать его, как только она перестанет быть его пациенткой. Вот что беспокоит тебя.
Франческа отвернулась от него и пошла дальше по тротуару.
— Может, ты и прав, Габриэль. Я не знаю. Я невероятно смущена, — он разбил ей сердце.И сделает это снова, когда последует за своим близнецом… как должен сделать. Она почувствовала прикосновение его сознания, нежно дотрагивающегося до ее, и поспешно заставила себя думать о Скайлер, сосредоточиться на подростке.
— Я знаю, что ты смущена, любимая, и это неудивительно, — тихо сказал Габриэль, тем не менее всматриваясь в нее напряженным пристальным взглядом. — Сейчас мы должны сосредоточиться на том, как привести в дом Скайлер и обеспечить ей достойную жизнь. Мы должны решить, какие воспоминания стереть полностью, а какие свести к минимуму.
— Я не думаю, что мы имеем право уничтожать ее воспоминания о пережитом, но лучше притупить их, чтобы она могла жить с ними и дальше. Самое важное — это помочь ей почувствовать себя в безопасности, научить доверять нам. Я считаю, она нуждается в этом больше, чем во всем остальном, — промолвила Франческа тихо, обеспокоенно. — И конечно, она пропустила большую часть обучения.
Габриэль равнодушно пожал плечами.
— Это последнее, о чем нам следует волноваться. В случае чего, мы сможем вложить в нее необходимые знания. На данный момент она нуждается в стабильности и нормальном доме. Как только у нее будет все необходимое, чтобы вернуть назад ее уверенность, можно будет подумать и о школе.
— Помощь ей будет являться огромным обязательством, Габриэль. Я не прошу тебя разделить это со мной.
— Я чувствовал ее боль. Пока она еще ребенок, но скоро станет женщиной. Женщиной, психически одаренной.
Франческа развернулась, чтобы еще раз посмотреть ему в лицо.
— Ты уверен? Я думала, что это возможно, потому что связь между нами была такой сильной.
— Я не могу ошибиться с таким даром. Я думаю, она не могла оказаться в лучших руках, чем в наших. Мы можем присмотреть за ее счастьем, защитить ее и сделать так, чтобы немертвые не узнали о ее существовании. Она так молода и уже так много перенесла, что мы не можем позволить, чтобы ей причинили вред. И когда она вырастет, то может стать Спутницей жизни кому-нибудь из наших мужчин.
Франческа застыла.
— Она будет свободна, Габриэль, сама выбирать свою собственную судьбу. Ты не посмеешь вызвать мужчин нашей расы и передать ее им. Я не шучу. Она и так достаточно настрадалась от рук мужчин, а наша раса отличается властностью и подчас жестокостью. В глубине души она хочет избежать любых отношений такого характера, и мы должны уважать ее желания. Она может никогда полностью не оправиться от нанесенных ей ран.
Он тихо рассмеялся и обвил рукой ее хрупкие плечи.
— Мы, мужчины, никогда не бываем жестокими с нашими Спутницами жизни. А ты очень грозная леди, настоящая мамаша-тигрица. Именно такая, какую я бы выбрал в матери своему ребенку.
Франческа скорчила гримаску.
— Я не думаю, что тебе стоит поднимать этот вопроса сейчас. Это может вовлечь тебя в неприятности, — проговорила она так, словно это ее не слишком волновало. Тон голоса был спокойным, даже поддразнивающим. В глазах тлел огонь, но мягкость вокруг рта опровергала грядущую вспышку темперамента.
— В нашем доме Скайлер будет всеми любимой юной леди. Я буду лелеять ее и обеспечу защиту, как своей родной дочери. Она будет счастлива, очень счастлива. Я никому не позволю заявить на нее права — безжалостно, без ее согласия — как я поступил с тобой. Ты позабыла, она может не подойти ни одному из наших мужчин. Я верю в судьбу, и если ей суждено стать парой одному из наших мужчин, позволь ему самому найти ее и поухаживать за ней так, как она того заслуживает. От этого он будет ценить ее еще больше. Как я ценю тебя, — он произнес это мысленно, и слова замерцали в воздухе между ними.
Франческа сильно покраснела, ее длинные ресницы опустились вниз, скрывая довольное выражение, появившееся в глазах. В Габриэле было столько искренности. Она любила его старосветский акцент и силу его страсти, тлеющей в нем под едва заметной завесой цивилизованности. Его эмоции были сильными и опустошающими, обжигающими и настоящими. Он смотрел на нее с таким желанием, с таким голодом, что у нее перехватывало дыхание.
Франческа заставила себя смотреть только прямо, потому что Габриэль мог с невероятной легкостью подавить ее, поглотить своей голодной страстью. Никто и никогда не нуждался в ней раньше так, как, кажется, нуждается он. Она всегда думала о нем, как об абсолютно независимой личности, но теперь видела, что он был крайне одиноким. Воином, бесконечно шагающим по земле в поисках врагов. Ей не хотелось сочувствовать его одиночеству, восхищаться его честью.