1968

— Что вы имеете против распоряжений господина префекта?

— Нам не дают средств для их выполнения!

— Вот, помню, — сказал Пелле, — господин Папон хорошо нами командовал, когда мы гоняли арабов. На один удар ответим десятью, вот как он говорил! Уж он умел поднять боевой дух!

— Хватит! — отрезал комиссар. — Ваши профсоюзы ведут переговоры с министром внутренних дел. Выступайте больше, тогда точно ничего не получите! Речь идет о повышении зарплаты на 20 процентов, о смягчении правил внутреннего распорядка, о повышении служебной категории… Вы что, хотите все испортить?

Комиссар знал, что наверху все по-настоящему испуганы. Полиция не имела права на ошибку. Только что на улице Лилль в здании центристской газеты «Ла Насьон» взорвалась бомба. Поскольку много отрядов республиканской безопасности пришлось отправить для наведения порядка в провинцию, в Елисейском дворце подумывали о том, чтобы призвать на помощь армию. В лагере Фрилез стоял наготове военно-морской десант, в Сатори ждала приказа тысяча жандармов на бронетранспортерах АМХ-13, еще две такие же дивизии расположились в Рамбуйе и Вердене. Прибывшие из Кастра и Каркассона парашютисты расквартировались в Понтуазе, в Монтлери, у Дома Инвалидов. И все в состоянии боевой готовности. 24 мая мобильным жандармским отрядам не выдали настоящих патронов, но что будет теперь? Всеобщая конфедерация труда назначила на сегодня после обеда

большую демонстрацию, шествие должно было пройти от Бастилии к Сен-Лазару. Как там все обернется? В министерстве внутренних дел считали, что активистам Конфедерации могли выдать оружие. Что, если они отправятся на Елисейский дворец?

Вот уже неделю генерал почти не спал. Он предупредил потерявшего уверенность Жоржа Помпиду, что уедет отдохнуть в Коломбе. Де Голль чувствовал себя совершенно разбитым, ему нужно было перевести дух и подышать свежим воздухом. Совет министров перенесли на завтра, четверг, на обычное время. Как бы то ни было, генерал вручил своему сыну Филиппу конверт с завещанием, а потом передал, чтобы тот подготовился присоединиться к отцу вместе с женой и детьми за пределами Парижа. Где состоится встреча? Де Голль сообщит об этом в подходящий момент. Пусть они соберут вещи, скажем так, для длительного путешествия. Потом генерал отменил назначенный в Елисейском дворце обед и принялся расспрашивать начальника Генерального штаба о настроениях в армии. Что можно сказать о регулярных войсках? А как насчет элитных частей? Можно ли на них положиться? Солдаты, запертые в своих казармах, без почты и телефона, были настроены против забастовок. Сегодня утром дважды больше чем на час отключали электричество. Чего добивается Всеобщая конфедерация? А коммунисты? Чем закончится их сегодняшняя демонстрация от Бастилии к Сен-Лазару? Достаточно будет, если какая-ни-будь разгоряченная компания крикнет: «На Елисейский дворец!», как когда-то: «На Версаль!», чтобы толпа ринулась на штурм. Что ж, дворец будет пуст, во всяком случае кровь там не прольется и президент Республики не станет заложником.

В одиннадцать часов тридцать минут за витую решетку с изображением петуха [77]в конце сада выехал в сопровождении эскорта черный лимузин, свернул на проспект Габриэль и доехал до Исси-ле-Мулино. Там уже ждало три вертолета. Напряженный, осунувшийся генерал в сером костюме вместе с супругой и одетым в военную форму адъютантом сел в военный вертолет модели «жаворонок-111».

У четы де Голлей было с собой три чемодана, один большой и два маленьких, явно больше, чем они брали с собой в Ла-Буассери на обычные выходные. Вертолет поднялся в воздух и направился на восток. Впереди летел вертолет жандармерии, сзади — еще один «жаворонок», где расположились полицейский комиссар, телохранитель и личный врач президента с внушительным набором лекарств и инструментов. Было без четверти двенадцать.

Вместо того чтобы приземлиться в Коломбе, три вертолета совершили посадку в Сен-Дизье и вновь наполнили баки горючим. Потом они проследовали в направлении Арденн. «Жаворонок» генерала и сопровождение летели очень низко, в ста метрах от земли, чтобы их не засекли радары, а также избегая возможного столкновения, ведь маршрут перелета никому заранее не сообщался. Так они пересекли Эльзас, перелетели через Рейн. В кабине стоял страшный шум, ничего не было слышно, так что де Голль нацарапал на оборотной стороне конверта записку своему адъютанту, сидевшему впереди рядом с пилотом. Это была конечная цель полета: «Резиденция командующего нашими силами в Германии». Иначе говоря, Баден-Баден — резиденция генерала Массю, с которым не удалось связаться раньше из-за забастовки на почте. Во время последней посадки на аэродроме в Баден-Оос его все же предупредили, и вертолеты опять поднялись в воздух. Массю в пуловере отдыхал после обеда, развалившись на диване и закрыв лицо журналом. Генерал сразу же вскочил, хотя с перепоя у него раскалывалась голова, поскольку накануне он до глубокой ночи хлестал водку в компании своего советского коллеги. Массю распорядился, чтобы на газоне световыми сигналами и дымовыми шашками обозначили посадочную полосу. И как раз вовремя. Вот уже показались «жаворонки». Среди порывов сильного ветра, который поднялся от крутящихся лопастей, де Голль вышел из вертолета и большими шагами направился к Массю, вытянувшемуся по стойке «смирно».

— Все летит к чертям, — сказал он.

— Простите, господин генерал?

— Страна парализована, коммунисты заняли улицы, а я прилетел сюда к вам, чтобы поразмыслить.

— Неужели все так серьезно?

— Вчера, когда моя жена остановилась на красный свет, ее оскорбил какой-то водитель. Все хотят, чтобы я ушел. Я проиграл.

Они продолжили разговор наедине в кабинете Массю. Де Голль был подавлен и говорил, что пора все бросить. Даже голлисты хотят, чтобы он ушел, и строят глазки его давнему врагу Мендесу Франсу.

— Вы не можете уйти просто так, — сказал Массю.

— Еще как могу.

— Вы уйдете в отставку, если народ проголосует против вас на выборах. Иначе будет похоже, что вы сбежали с поля боя!

— Да, это похоже на бегство. Массю, мне семьдесят два года, моя жена будет только рада, если я уйду

на пенсию, и не только она одна.

После стольких часов тяжелого перелета де Голль наконец согласился перекусить, и разговор продолжился за омлетом, стаканом воды и чашечкой кофе. Было чуть больше трех часов пополудни.

— Кого вы предупредили о том, что летите сюда?

— Никого. Да, могу себе представить, в Париже сейчас все сходят с ума. Тем лучше.

— Что вы решили? — спросил Массю,

— Некоторые воображают, будто я ушел в монастырь…

— Господин генерал, вы не можете вот так отказаться от власти! Соберитесь с духом! Вам и не такое приходилось пережить!

— Продолжайте, Массю, продолжайте.

— Надо бороться! Да, положение дерьмовое, ну и что, оставайтесь на своем месте, вернитесь в Париж и продолжайте руководить страной!

— Будьте так любезны, предупредите нашего посла в Бонне, что я в Германии.

Массю удалился на несколько минут, возмущаясь про себя: «Что за упрямец!» Вернувшись к себе в кабинет, он увидел, что де Голль уже встал из-за стола. Генерал обнял своего сторонника и сказал только:

— Я уезжаю.

В восемнадцать часов де Голль с женой прилетели в Коломбе, в свой большой загородный дом на краю 404-й трассы, охраняемой жандармами. Генерал пошел прогуляться по парку со своим адъютантом.

— Рейн, печальный свидетель стольких бед и тревог, / Вечно слезы людские твой сбирает поток. Знаете, чьи это стихи?

— Нет, — ответил адъютант, — Гюго?

— Нет.

— Ламартина?

— Мои. Откуда вам было это знать?

И де Голль улыбнулся, глядя на деревья.

Все теперь казалось возможным. В толпе быстро передавалась новость: де Голль бежал, правительство вот-вот падет под нажимом народа. Множество столпившихся на площади Бастилии людей в это поверило, пожилые дамы аплодировали, забравшись на скамейки, студенты развернули у основания Июльской колонны плакат: «Народному правительству — да! Миттерану — нет!» На краю бульвара Бомарше возникло еще одно шествие. Жорж Сеги и коммунисты сегодня допустили в свои ряды политические лозунги, вроде: «Де Голля в отставку!», все время звучал призыв: «Народное правительство!» Всеобщая конфедерация не смогла противостоять воле большинства и довольствовалась тем, что кое-как сдерживала эту разношерстную армию недовольных, в которой смешались все поколения. Над головами развевались бесчисленные красные флаги, некоторые из них были изготовлены вручную, из палок и платков. Кругом распевали самые известные строчки из «Интернационала», люди держались за руки, чтобы не потеряться в толпе. Послышалось несколько криков: «Долой де Голля!» Студенты, по собственной инициативе присоединившиеся к этой демонстрации, повторяли друг другу радостные вести. Другие шествия шли по улицам Ниццы, Лиона, Сент-Этьенна, Каэна, Лиможа, движение протеста перекинулось и за границу. По примеру французских студентов заволновалась молодежь в Берлине, Мадриде, Женеве, Риме, Буэнос-Айресе, Дакаре, Лондоне — вплоть до Перу. «Мы победим, и победим на всей планете». Старая власть повсюду сдавала свои позиции.

77

Петух, еще в римские времена чеканившийся на галльских монетах, с конца XIX века считается одним из официальных символов Французской Республики. Решетка при въезде в Елисейский дворец относится к той же эпохе.