Страница 49 из 66
Соболев и Марго.
Маргарита Филипповна вышла замуж за Григория Александровича по двум причинам. Во-первых, он был симпатичный, умный интеллигент, кроме того, приятный собеседник и хороший друг. С ним всегда интересно и всегда будет, о чем поговорить, с ним можно будет поспорить и посоветоваться на любую тему. А во-вторых, Маргарита понимала, что она сделала слишком много, вытащив из болота немолодого одинокого врача, который ничего в жизни не видел, и не увидел бы, если бы не она. Она дала ему все – жизнь в столице, статус, имя, деньги, связи, карьерный рост, не говоря уже о шикарных бытовых условиях. Маргарита была уверена, что его благодарности на ее век хватит. А благодарный мужчина для женщины после сорока – это величайший подарок и большая редкость в нашем мире, если, конечно, вообще существует такое понятие, как благодарный мужчина.
Маргариту с детства звали МаФиЯ. Ей безумно нравилось это прозвище-симбиоз ее имени, отчества и фамилии Янушкина. Когда они решили пожениться, Марго сказала Григорию: «Я ни за что не поменяю свою фамилию, мне слишком дорого прозвище МаФиЯ. К сожалению, не судьба». Их брак был скорее дружеским союзом, нежели чем-то еще. Маргарита не собиралась заводить детей. На момент замужества ей уже исполнилось тридцать шесть. Григорий тоже был холостяком, не привыкшим к пеленкам, соскам и бессонным ночам, поэтому вопрос о детях отпал сам собой, так и не возникнув. Маргарита была пробивной и уверенной в себе. Через год после тихой свадьбы, которую отметили вдвоем в дорогом ресторане, Григорий Александрович был уже известен в довольно широких кругах. Маргарита вращалась в мире политики и шоу-бизнеса, там многие пользовались услугами разных специалистов. Это было то ли модно, то ли престижно, то ли подчеркивало какой-то статус... Маргарита рекомендовала всем и везде хорошего психолога Григория Александровича Соболева, не афишируя, однако, их семейных связей. Буквально, через несколько месяцев, он стал обрастать знакомыми и клиентами. В его профессиональном уровне никто не сомневался. Он многим помогал, и это было очевидно.
Аделина.
Как и все дети, в соответствующем возрасте Аделина ходила в детский сад. Тучная молодая воспитательница ее группы терпеть не могла детей. Она работала в саду, чтобы быть поближе к собственному сыну, такому же тучному и вредному. Мальчик постоянно дрался с другими детьми, ломал игрушки и плевался компотом. Аделина его ненавидела. Однажды он ударил ее ложкой по голове. Аделина заплакала, но воспитательница прикрикнула на нее и произнесла единственно возможную в данном случае фразу: «Сама виновата!» Аделина решила, что должна отомстить. Во время тихого часа она лежала и ждала удобного момента. Воспитательница восседала на своем стуле и смотрела куда-то вдаль пустыми тусклыми глазами. Минут через десять она вышла из помещения. Вероятно, заскучав в одиночестве, женщина решила поболтать с подругами из соседних групп. Аделина, поймав момент, выскользнула из спальни и побежала на кухню. Она достала чашку, налила в нее воды, а затем пробралась обратно в спальню. Сын воспитательницы спал, посапывая, и положив руки под щеку, как и положено примерному ребенку-детсадовцу. Аделина отогнула краешек одеяла и стала медленно лить воду прямо на кровать обидчика. С соседней кровати поднялась чья-то голова, но вытянутый вовремя кулак заставил ее лечь обратно и затихнуть.
Когда закончился тихий час, оказалось, что сын воспитательницы – примерный во всем ребенок, как принято было считать, намочил кровать. Дети хохотали и показывали на него пальцем. Наконец-то, они смогли законно оторваться на противном мальчишке. Ребенок ревел. Воспитательница рвала и метала. Ведь она всегда строго наказывала детей за подобные провинности. Теперь она была поставлена в тупик.
Когда Аделина училась в девятом классе, ей несправедливо поставили двойку по химии. Она была уверена в этом. Немолодой учитель проработал в школе лет тридцать пять, поэтому был заражен неизлечимой учительской болезнью – патологической неприязнью к детям школьного возраста. На уроках он постоянно пил «Нарзан», чтобы промочить горло, пересыхающее от постоянных визгливых криков на обнаглевших учеников. Конечно же, те тоже в долгу не оставались, поэтому к учителю прочно прилепилась кличка Нарзан. Однажды, во время очередной лабораторной работы, Аделина перепутала какие-то жидкости, опыт не получился, а преподаватель не дав возможности переделать его, поставил ей неудовлетворительную оценку. Кроме того, он при всем классе обозвал ее тупицей, и начал отчитывать, стуча руками по столу и брызгая слюной. Он трясся и вопил: «Я научу тебя химии! Я заставлю тебя распознавать реактивы! Я заставлю запомнить, что нельзя путать жидкости!» В довершении всего, от переизбытка эмоций, пожилой химик с силой бросил стакан с недопитым «Нарзаном» об пол. Аделина затаила злобу. Никто не имел права называть ее тупицей, тем более, этот выживший из ума старикашка. Через пару недель, после этого случая, Аделина дежурила в кабинете химии. В лаборантской обычно не убирались, но Аделина зашла туда. Конечно же, не для того, чтобы вымыть пол. План мести был выработан заранее, но сегодня представилась замечательная возможность осуществить его. Аделина медленно обвела взглядом все полки с колбами, в которых хранились реактивы. Она нашла нужную надпись…
На следующий день урока не было. Вместо этого в класс вошел директор школы и сообщил, что учитель химии в больнице. Как позже выяснилось, бедный пожилой преподаватель просто перепутал две одинаковые бутылки. В одной была минералка, в другой – серная кислота. Почему серная кислота хранилась в бутылке от «Нарзана», было неизвестно. На бутылке даже была наклеена облезлая этикетка с надписью H2SO4. Скорее всего, преподаватель забыл или не обратил внимания, что поставил «Нарзан» на полку с реактивами, а серную кислоту на свой рабочий стол. Конечно же, такое хранение опасных реактивов было грубейшим нарушением техники безопасности, ведь содержимое злосчастной бутылки могли случайно выпить школьники. Конечно, им не место в лаборантской, но кто же их проконтролирует, этих детей? Аделина слушала директора и удивлялась сама себе. Никакой жалости, никаких раскаяний. Да, бедный учитель в коме. Он теперь вряд ли встанет, он никогда не сможет сам есть и говорить. Ай-ай-ай, учитель, а не сумел распознавать реактивы! Нельзя путать жидкости!
Через неделю преподаватель умер. Конечно же, было заведено уголовное дело, ленивые опера приехали в школу, поговорили с учителями и с детьми, написали пару бумажек и уехали. Следствие пришло к выводу, что произошел несчастный случай, так как учитель плохо видел, а, кроме того, в последнее время он был очень нервным и раздражительным. На том дело и закончилось. После смерти старого преподавателя, Аделине стало немного не по себе. Конечно, она не ожидала такого поворота. Она хотела наказать, но не убить! Надевая резиновые перчатки, переливая кислоту в пустую бутылку от «Нарзана» и, переклеивая этикетку, она не думала о том, чем может закончиться ее маленькая детская месть. Она знала, что разбавленная серная кислота не имеет запаха, но не представляла масштаба возможных последствий. Но вскоре образ преподавателя смылся из ее памяти, и жизнь потекла по своему руслу.
В пятнадцать лет Аделина начала курить. Наверно, не существует в мире подростка, который не прошел через этот способ самоутверждения. Конечно, речь идет о нормально развивающихся, в меру умных, в меру испорченных улицей детях. Однажды, смачно затягиваясь очередной сигаретой в компании друзей, Аделина увидела свою младшую сестру Галию. Та уверенно шагала по улице с подружками.
- А, Дилька, ты что куришь? – Галия удивленно остановилась. Ей было только одиннадцать, поэтому она пока не понимала всей прелести и крутизны курения в подворотне.