Пассажир

Половина третьего. Анаис катила по шоссе на Медок. Теперь она вспоминала свою встречу с психиатром. Вкусное на третье.

Матиас Фрер представлял собой типичный образец мрачного красавца. Черты лица правильные, но мимика! Мимика выдавала в нем внутреннее беспокойство. Темные до черноты глаза, надежно хранящие все секреты своего обладателя. Еще более черная волнистая шевелюра. Прямо-таки романтичный герой, дьявол его побери! Одежда… К одежде очевидно равнодушен. Халат весь мятый, как будто он в нем спал. Но, как ни странно, это только добавляло ему сексапильности…

Успокойся, Анаис!Ей уже случалось смешивать в одну кучу работу и чувства, и ни к чему хорошему это не привело. В любом случае позиция, занятая психиатром, ее совершенно не устраивала. Он будет до последнего защищать интересы своего подопечного, наплевав на ее расследование. И уж точно не бросится к телефону, стоит ему узнать что-нибудь новое…

А вот и щит с указателем поля для гольфа в Леже. Если честно, она радовалась возможности работать в воскресенье. По меньшей мере, не придется киснуть на диване, слушая «Wild horses» [8]в исполнении «Роллинг стоунз» или «Perfect day» [9]Лу Рида. Работа — вот последняя надежда всех потерпевших крушение в личной жизни.

Поле для гольфа начиналось сразу за рядом длинных деревянных строений пепельного цвета, архитектурой напоминавших постройки Багамских островов, — обшитых вагонкой из лиственницы, с кровлей из виргинского можжевельника. Зеленеющие ложбины обступали их серые стены с обеих сторон неким дополнением к обязательной программе.

Анаис завела машину на парковку, втиснувшись между внедорожниками «порше-кайеннами» и «астон-мартинами». Выбираясь наружу, она больше всего хотела плюнуть на какой-нибудь сияющий капот, а то и вовсе расколотить парочку зеркал заднего вида. Она ненавидела гольф. Ненавидела буржуазию. Ненавидела Бордо. Ненавидела до такой степени, что возникал закономерный вопрос: зачем она сюда вернулась? Впрочем, ненависть тоже нуждается в подпитке. Ее надо кормить, как кормят хищника. Лично ей эта негативная энергия помогала выстоять в трудные периоды жизни.

Она пешком дошла до «Клаб-хауса». И, уже переступая порог, вдруг представила себе, что вот сейчас столкнется нос к носу с отцом. Она все время боялась, что рано или поздно это случится. Лишняя причина держаться подальше от этого города.

Она окинула быстрым взором гостиные, заглянула в бутик, торговавший спортивным инвентарем. Ни одного знакомого лица. Оказываясь в местах, подобных этому, где собирались так называемые сливки общества, она со страхом ждала, что кто-нибудь признает в ней дочь Шатле. Связанный с этим именем скандал, прогремевший в высших кругах Бордо, не забылся до сих пор.

Она прошла в бар. Странно, но пока никто не попросил ее, явившуюся в джинсах и подкованных металлом сапогах, покинуть помещение. Любители гольфа, в основном мужчины, сгрудились вокруг полированной барной стойки. Все, как один, были одеты в приличествующие месту костюмы. Брюки в клетку. Обтягивающие вязаные свитера поло. Ботинки, подбитые гвоздями. Марки напропалую соперничали между собой — «Ральф Лорен», «Гермес», «Луи Вуитон»…

Анаис окликнула бармена, незаметно показала ему удостоверение и объяснила, что ей нужно. Бармен подозвал старшего над мальчиками, подающими клюшки. Если верить прикрепленному на груди беджику, его звали Николя. Да, доктор Давид Тио сейчас на поле. И Николя повел Анаис за собой. Они уже собирались сесть в мини-кар, но тут их остановили: врач только что вошел в раздевалку. Анаис снова последовала за своим провожатым.

— Вот, это здесь, — сказал Николя, когда они добрались до деревянной виллы, выстроенной у подножия холма. — Но женщинам туда вход запрещен.

— Проводите меня.

Они проникли в мужскую цитадель. Их окружили шум воды из-под душа, гомон голосов, запахи пота, перемешанные с ароматами духов. Некоторые мужчины одевались перед своими шкафчиками с деревянными дверцами. Другие выходили из душевой, мокрые и голые. Третьи причесывались или натирали тело увлажняющим кремом.

У Анаис возникло ощущение, что она в буквальном смысле слова вторглась в святая святых мужского всемогущества. Здесь говорили о деньгах, власти, политике и спортивных победах. Ну и, разумеется, о сексе. Каждый отчитывался в своих подвигах в постели и бахвалился любовницами — так же, как горделиво сообщал, сколько очков набрал на зеленом поле. Пока что на Анаис никто не обращал ни малейшего внимания.

— Который тут Тио? — спросила она Николя.

Парень указал на мужчину, застегивавшего ремень. Крупный, высокий, судя по седине на висках — лет пятидесяти. Анаис приблизилась, и ее снова охватило беспокойство. Мужчина отчетливо напоминал ее отца. То же загорелое широкое и величественное лицо. То же выражение на нем — собственника, предпочитающего ступать по своейземле.

— Доктор Тио?

Мужчина улыбнулся Анаис. Дискомфорт, который она ощущала, только усилился. На нее смотрели те же льдистые глаза, что у отца. Глаза, прикидывающиеся прозрачными, чтобы утопить тебя в своей глубине.

— Это я.

— Анаис Шатле. Капитан судебной полиции Бордо. Я хотела бы поговорить с вами о Филиппе Дюрюи.

— А, Филипп! Понимаю…

Он поставил ногу на скамейку и принялся завязывать шнурок. Творившаяся вокруг суета его словно не касалась. Анаис выждала несколько секунд.

Доктор перешел ко второму ботинку:

— У него что, неприятности?

— Он умер.

— Передоз?

— Именно.

Тио выпрямился и медленно, с видом фаталиста, покачал головой.

— Кажется, новость вас не слишком удивила.

— Зная, что он вкалывал себе в вены, удивляться не приходится.

— Вы выписывали ему субутекс. Он что, пытался соскочить?

— У него были периоды улучшения и ухудшения. Когда он был у меня в последний раз, мы дошли до четырех миллиграммов препарата. Выглядел он совсем неплохо, но особых надежд я не питал. И вот доказательство…

Врач натянул пальто из плотной шерсти.

— Когда вы видели Филиппа в последний раз?

— Мне надо посмотреть свои записи. Примерно две недели назад.

— Что вам о нем известно?

— Не много. Раз в месяц он приходил на прием в диспансер. Собаку оставлял на улице. О себе особо не распространялся.

— Как в диспансер? Разве вы принимали его не у себя в кабинете?

Он застегнул деревянные пуговицы и задернул молнию спортивной сумки.

— Нет. По четвергам я дежурю в квартале Сен-Мишель. В МПЦ. Это медико-психологический центр.

У Анаис и так плохо укладывалось в голове, как этот лощеный буржуа соглашался впустить к себе в кабинет такого грязного побирушку, как Филипп Дюрюи. Но вообразить, что доктор Тио ведет в обшарпанном помещении диспансера прием местных отбросов общества, — нет, это было выше ее сил.

Он как будто прочитал ее мысли:

— Вас удивляет, что такой врач, как я, соглашается на дежурства в диспансере. Можете считать, что я делаю это для очистки совести.

Он произнес это с нескрываемой иронией в голосе. Анаис чувствовала, как в ней поднимается волна раздражения. Царящий в раздевалке гомон мешал ей собраться с мыслями. Звуки, издаваемые этим стадом торжествующих самцов, счастливых, что они вместе, что могут смаковать сознание своей силы и богатства, так и лезли в уши.

Тио меж тем продолжил:

— Для вас, полицейских, да и вообще для всех левых, мы являемся источником всех зол. Что бы мы ни делали, мы всегда не правы. Ибо нами движет исключительно корысть или буржуазное лицемерие.

Он направился к выходу, на прощание помахав рукой кое-кому из спортсменов. Анаис догнала его:

— Филипп Дюрюи когда-нибудь рассказывал вам о своих родных?

— Не думаю, чтобы у него была родня. Мне он, во всяком случае, ничего такого не говорил.

— А друзья?

8

«Дикие лошади» (англ.).

9

«Идеальный день» (англ.).