Пассажир

Всю обратную дорогу она ощущала у себя внутри присутствие яда. Вот тогда-то ее и посетило чувство, что она не только душой, но и телом предана своему делу. Она не внедрялась в преступный мир — преступный мир внедрялся в нее. Конечно, она никого не арестовала, поскольку не обладала на чужой территории никакими полномочиями. Она просто немного пожила их жизнью.С тех пор она дала себе слово, что всегда будет работать только так и не иначе. Отдаваясь расследованию целиком, от макушки до пяток. И больше ей ничего не нужно.

Раздался стук в дверь.

Через минуту в кабинете уже толкались четверо ее подчиненных. Ле-Коз, в безупречно выглаженном костюме и при галстуке, выглядел так, будто собрался на воскресную мессу в церковь. Амар по прозвищу Джафар являл собой полную ему противоположность — небритый, нечесаный, в измятой одежде, не иначе позаимствованной у какого-нибудь бомжа. Конант — длинная куртка с капюшоном, прикрывающим начинающую лысеть голову, — обладал столь заурядной внешностью, что это само по себе выделяло его из толпы. Закрауи, или попросту Зак, в своей маленькой аккуратной шляпе напоминал бы грустного клоуна, если бы не шрам возле рта — знаменитая тунисская улыбка, [6]— придававший лицу пугающее выражение. Четыре мушкетера. Один за всех, и все за Анаис…

Она раздала всем размноженную фотографию трупа и спокойно ждала их реакции. Ле-Коз скривился. Джафар улыбнулся. Конант недоуменно покачал головой. Зак недоверчиво потрепал узкие поля своей шляпы. Анаис объяснила стратегию расследования. Если найти убийцу невозможно, надо попытаться установить личность жертвы.

— Вот с этим? — спросил Джафар и потряс листком с фотоснимком.

Она пересказала им свой разговор с судмедэкспертом. Смертельная инъекция. Исключительно высокое качество наркотика. Предположение, что потерпевший был бомжем. Все это существенно сужало поле поиска.

— Джафар! Ты займешься бездомными. Знаешь, где они тусуются?

— Много где…

— Судя по прическе и возрасту, наш клиент, скорее всего, родом из какой-нибудь трущобы. Бомж не по призванию, а по жизненным обстоятельствам. Молодой парень, помешанный на неформальной музыке и рейве.

— Тогда бульвар Виктора Гюго, улица Сент-Катрин, площадь Генерала Саррая, площадь Гамбетты, площадь Сен-Проже.

— Про вокзал не забудь. С него и начни.

Джафар кивнул.

— Когда прочешешь эти места, пройдись по церквям, бесплатным столовкам и сквотам. Показывай снимок всем уличным попрошайкам, панкам, бездомным, — всем без исключения. Загляни в ночлежки, больницы, в отделения социальной «неотложки». В общем, побывай везде, где оказывают помощь неимущим.

Джафар разглядывал изуродованное лицо погибшего на фото и задумчиво скреб подбородок. В свои сорок лет он и сам, хоть и был полицейским, практически не имел дома. После развода он наотрез отказался выплачивать бывшей жене алименты и теперь скрывался от судебного исполнителя. Ночевал в дешевых гостиницах. Пил. Баловался травой. Играл на скачках и в покер. Поговаривали даже, что он не брезгует брать деньги у одной проститутки с улицы Этабль. Достойная компания, ничего не скажешь. Зато городское дно Джафар знал как свои пять пальцев.

— Ты, — обратилась Анаис к Ле-Козу, — возьмешь на себя дилеров.

— А где я их найду?

— Спроси у Зака. Если на рынке появился белый героин, это не могло пройти незамеченным.

— А разве героин не всегда белый?

Ле-Козу, отлично подкованному в вопросах процедуры расследования, не хватало полевого опыта.

— Героин никогда не бывает белого цвета. Он коричневый. Нарки употребляют так называемый браун, в порошке или в виде комочков. Обычно в нем содержится от десяти до тридцати процентов чистого героина. Наш клиент скончался от дозы, содержавшей восемьдесят процентов отравы. Такая дурь на дороге не валяется.

Ле-Коз, как прилежный школьник, строчил в блокноте.

— Позвони в жандармерию межрегиональной группы Бордо-Аквитании. У них есть соответствующая база данных. С именами и адресами.

— Не думаю, что они встретят меня с распростертыми объятиями.

— С войной между полицейскими покончено. Объяснишь им, в чем дело, и они тебе помогут. Свяжись с тюрьмой в Бордо. Опроси каждого заключенного, отбывающего срок за наркоту.

— Так они же за решеткой! Что они могут знать?

— Не волнуйся, они всегда в курсе. И всем показывай фотографию.

Ле-Коз старательно записывал указания своей сверкающей ручкой «Монблан». У него была матовая кожа, длинные, как у женщины, загнутые кверху ресницы, тонкая шея и блестящие от геля волосы. Глядя на него, напомаженного как актер немого кино, Анаис засомневалась: стоит ли посылать его на такое опасное задание?

— Обойди еще и аптеки, — добавила она. — Наркоманы — их лучшая клиентура.

— Так воскресенье же!

— Начни с дежурных. А там узнай домашние адреса остальных аптекарей.

Анаис повернулась к Конанту. Тот поднял на нее покрасневшие глаза — всю ночь просматривал видеосъемку вокзальных камер наблюдения.

— Что-нибудь нашел?

— Черта с два. К тому же ремонтная яма вообще вне поля зрения камер.

— А на парковке?

— Ничего особенного. Поднял с постели двух стажеров, велел переписать номера всех автомобилей, стоявших там в последние двое суток, разыскать владельцев и вызвать для опроса.

— Очевидцы? Сотрудники вокзала? Сквоттеры из близлежащих домов?

— С ними говорили ребята из антикриминальной бригады. Но пока, судя по всему, по нулям. Никто ничего не видел.

Анаис и не рассчитывала на чудо.

— Возвращайся на вокзал. Покажи фотографию охранникам, ребятам из железнодорожной полиции и привокзальным нищим. Может, парень тусовался где-нибудь в том районе.

Конант кивнул из-под капюшона куртки. Анаис обернулась к Заку. Бывший хулиган, наркоман и угонщик, он пришел работать в полицию, как другие вступают в Иностранный легион. Перечеркнув прежнюю жизнь и начав ее с чистого листа. Ему она поручила исследовать «бычий» след.

Продолжая подпирать стену и не вынимая рук из карманов, Зак монотонным голосом отчитался:

— Я с утра пораньше обзвонил фермы. В районе Больших Ланд, Страны Басков и Гаскони их примерно десяток. Вместе с Камаргом и Альпиями — около сорока. Пока ничего не нарыл.

— С ветеринарами разговаривал?

Закрауи подмигнул ей, но она не обратила на фамильярность внимания.

— Перебудил всех до одного, шеф.

— Скотобойни? Крупные предприятия по переработке мяса?

— В процессе.

Он отлепился от стены:

— Шеф, можно вопрос? Чисто из любопытства.

— Давай.

— Откуда ты узнала, что эта башка от бойцового быка?

— Мой отец был помешан на корриде. Я все детство провела на аренах. У toro bravo рога не такие, как у обычных быков. Есть и другие признаки. Но читать тебе лекцию я сейчас не буду.

Анаис испытала мимолетное чувство удовлетворения. Она вслух сослалась на своего отца, и это нисколько ее не взволновало. Даже голос не дрогнул. Впрочем, она не собиралась поддаваться иллюзиям. В это утро сильной ее сделали возбуждение и адреналин.

— Мы вот все про жертву, — заговорил Джафар. — А убийца-то? Кого мы хоть ищем?

— Бездушного, жестокого манипулятора.

— Надеюсь, у моей бывшей твердое алиби, — тряхнул он головой.

Остальные засмеялись.

— Кончайте дурака валять, — одернула их Анаис. — Учитывая мизансцену, мы исключаем непредумышленное убийство, равно как и убийство в состоянии аффекта. Он все приготовил заранее. Продумал мельчайшие детали. Шансов на то, что это убийство из мести, тоже мало. Остается одно — чистое безумие. Расчетливое, холодное безумие на фоне помешательства на греческой мифологии.

Анаис встала, давая всем понять, что инструктаж окончен. Пора за работу. Офицеры потянулись к дверям.

На пороге Ле-Коз остановился и бросил через плечо:

— Чуть не забыл. Нашли этого мужика с вокзала. Ну, того, с потерей памяти.

6

Тунисская улыбка— разрез от уголка рта до уха (пытка или способ убийства).