Страница 105 из 116
Уходя, Марсель поцеловал меня в щеку. Прикосновение его бороды было приятным. Поцелуй в щеку можно было бы расценить как братский, если бы он не был таким крепким и долгим.
Иногда мы вместе обедали. Как-то я предложила потанцевать и мы отправились на негритянский бал. Но едва мы вошли, Марсель словно впал в паралич — он боялся танцевать. Ему было страшно притронуться ко мне. Я пыталась затащить его на танцевальный круг, но-ничего не получилось. Он упирался и был в ужасе. Когда все-таки он меня обнял, то весь дрожал. А я только радовалась тому смятению, причиной которого оказалась сама. Наслаждалась его близостью, наслаждалась хрупкостью его тела…
— Тебе грустно? — спросила я. — Ты хочешь уйти?
— Да нет, мне не грустно, но что-то мне мешает. Кажется, все мое прошлое меня не пускает. И я двинуться не могу. Эта музыка такая варварская. У меня ощущение, будто я вдохнул и не могу выдохнуть. Не по себе, как-то неестественно.
Тащить танцевать его не имело смысла, и я нашла отличного негра себе в партнеры.
Мы вышли из клуба в прохладную ночь, и Марсель все время рассуждал о спазмах, страхах, параличе чувств. Я понимала, что чуда не произошло, а я хотела высвободить его чудесным способом, не напрямую, не словами, теми, которые находила для других страдальцев. Я знала, чем он болен. Этой болезнью переболела и я когда-то. Но я-то ведь была знакома и с Марселем свободным, раскованным. И мне хотелось освободить его, выпустить на волю, расковать.
Однако, когда мы добрались до моей баржи и увидели там Ганса, а потом после полуночи появился и Густаво, Марсель, видя, что тот намерен остаться после его ухода, взревновал. Я заметила, как потемнели его голубые глаза. Целуя меня на прощание, он шепнул мне: «Выйди со мной на минутку». И посмотрел на Густаво со злостью.
Я вышла вместе с ним на пустынную набережную. Как только мы остались одни, он набросился на меня с поцелуями. Целовал страстно, жадно. Его большой, плотоядный рот просто выпивал все мое существо. И я снова раскрыла ему навстречу мои губы.
— Когда ты придешь ко мне? — спросил он.
— Завтра, Марсель, завтра я обязательно приду к тебе.
Он решил удивить и встретил меня на следующий день в своем пристанище одетым в лапландский костюм. Эта одежда напоминала одеяние русских зимой: на нем была меховая шапка и высокие сапоги из черного меха, доходящие почти до бедер.
Его комната напоминала жилище путешественника, наполненное вещами, привезенными со всех концов света. Стены были увешаны красными коврами, на кровати лежали звериные шкуры. Замкнутое, уютное и очень интимное место, дышащее чувственностью, как места, где курят опиум. Ярко окрашенные красные стены, предметы, напоминающие амулеты африканских колдунов, — все дышало сладострастием, все было необычайно эротично. Мне хотелось лежать голой на шкуре и отдаваться среди звериных запахов, чувствуя, как меня ласкает этот мех.
Я стояла посреди красной комнаты, и Марсель меня раздевал. Он крепко сжимал в руках мою талию, его руки жадно исследовали все мое тело. Он пробовал, достаточно ли упруги мои бедра.
— Первый раз настоящая женщина, — вздохнул он. — Так много их здесь перебывало, но первый раз здесь настоящая женщина, перед которой хочется на колени встать.
Все животное, что таилось в нем, казалось, смешалось с запахом шкуры и ощущением ее прикосновений, когда я легла на кровать. Ревность уничтожила робость Марселя. Он в самом деле превратился в зверя, жадного до всякого нового ощущения, каждой новой возможности познать меня. Он жадно целовал меня, кусал мои губы. Лежал на звериной шкуре, облизывая мои губы, ощупывая мои ноги, ягодицы, лобок. Потом в полумраке пополз по мне и сунул свой член ко мне в рот. Я прихватила его плоть зубами, пока он двигался во мне взад и вперед, но ему это только понравилось. Он смотрел на меня, любовался и ласкал меня. Пальцы неустанно бродили по мне, ему хотелось побывать всюду, не пропустить ни одного уголка.
Я закинула ноги ему на плечи так высоко, что он мог видеть, как входит в меня и выходит его пенис. Он хотел видеть все. Он хотел видеть, как блестит от моей влаги член, мелькая в моем лоне. Я подставила себе под зад обе сжатые в кулак руки, чтобы податься еще больше ему навстречу, чтобы глубже принимать его удары. А он перевернул меня и вошел теперь в меня сзади, сжимая руками мои груди, лаская их и с силой проталкиваясь в мою утробу. Он был неутомим. И он не хотел кончать. Я готова была ждать его, но он явно не спешил, оттягивал последний момент. Он хотел остаться во мне навсегда и бесконечно длить свое наслаждение. Но мои силы были на исходе и я взмолилась: «Кончай же, Марсель, кончай!» И наконец он ускорил свои движения, все быстрее и все яростнее, пока я не закричала от счастья, и он рухнул головой мне на плечи, и мы содрогнулись почти одновременно.
Мы лежали в полумраке на жарких мехах, окруженные странными предметами: колокольчиками из-под дуги, меховыми сапогами, расписными ложками из России, кристаллами, раковинами. Там были и непристойные китайские гравюры на стенах. Но не только эти гравюры, все, даже кусок лавы из вулкана Кракатау, даже бутылка с песком из Мертвого моря — все звучало, словно сладострастные нашептывания.
— Ты очень чувствуешь мой ритм, — сказал Марсель. — Обычно женщины слишком торопливы для меня. Меня это просто в панику вгоняет. Они очень быстро получают свое и потом я боюсь продолжать. Они не дают мне времени почувствовать их как следует, узнать их, вытащить из них все, что в них есть. Я просто с ума схожу после их ухода, вспоминая их наготу, и никогда не получаю полного удовлетворения. А ты не спешишь. Ты — настоящая, я тебя люблю.
Все это он сказал, когда мы, уже одетые, разговаривали, стоя возле камина. Марсель скользнул рукой мне под платье и снова принялся ласкать меня. У нас обоих потемнело в глазах от желания. Я стояла, сомкнув веки, вся отдавшись ощущению его рук, ласкающих мое тело. Вот он своей тяжелой крестьянской лапой сжал мои ягодицы, и я подумала, что мы сейчас рухнем на кровать и он снова войдет в меня.
Но вместо этого он сказал: «Подними платье».
Я прислонилась к стене, подавшись всем телом ему навстречу. Его руки раздвинули мне ноги, обхватили мой зад, и он пустил в ход язык, высасывая и вылизывая меня, пока я не стала опять вся мокрая. Тогда он вытащил пенис и вошел в меня, словно припечатал к стене. Он вталкивал, врубал, ввинчивал в меня свой крепкий, как бурав, член, пока я не растворилась целиком в его страсти.
И все-таки я получала больше удовольствия, занимаясь любовью с Густаво. В нем не было комплексов, страхов, нервозности Марселя. Он, казалось, засыпал, когда мы своими ласками загипнотизировывали друг друга. Я гладила его по затылку, запуская пальцы в густые черные волосы. Ласкала его живот, ноги, бедра. Когда проводила рукой по его спине, начиная от шеи и заканчивая ягодицами, он вздрагивал от удовольствия. Он любил ласки, как любит их женщина. Его член возбуждался, но я не прикасалась к нему, пока он окончательно не вставал. Густаво испускал вздохи, я брала его член в руки, сжимала его, двигала рукой вверх и вниз по нему. Еще трогала самый кончик языком, и он начинал двигаться вперед и обратно в моем рту. Иногда он изливался мне в рот и я проглатывала его сперму.
В другой раз он первым приступал к подобным ласкам. Сок из меня начинал вытекать почти сразу же — пальцы Густаво были так жарки и умелы. Случалось, я испытывала оргазм, едва он трогал меня своими пальцами. Ощутив мой трепет, он возбуждался. Не дожидаясь, когда содрогания отпустят меня, он быстро пускал в ход пенис и проникал в меня во время моих последних конвульсий. Его член, казалось, был сделан по моей мерке: он заполнял меня полностью и легко скользил внутри. Я смыкала вокруг него свои нижние губы, и они так же, как верхние, сосали его. Случалось, что пенис его делался еще толще, чем обычно, и был словно заряжен электричеством, и тогда наслаждение было безмерным и оргазм бесконечным.