Любимый грешник

Фейри. Как и почти все здесь. У нее закружилась голова.

Эйслинн предприняла еще одну попытку:

— А твои родители?

— Мой отец умер еще до моего рождения, — ответил он злым, а не печальным, как ожидала Эйслинн, голосом. — Но все, чем я являюсь, — это его подарок.

А фейри умирают?Она не знала, как отреагировать на эту странную речь, поэтому просто сказала:

— Моя мама тоже умерла. При родах.

— Мне очень жаль. — Кинан взял ладонь Эйслинн, нежно сжал и переплел свои пальцы с ее. — Уверен, она была замечательной женщиной и наверняка красавицей, раз ты ее дочь.

— Я не очень-то на нее похожа.

Эйслинн с трудом сглотнула. Все, что у нее было, — только фотографии, которые бабушка расставила по всему дому. На них мама всегда выглядела обеспокоенной, будто ее тревожило то, что она видит. Бабушка никогда не говорила о том, как мама прожила свой последний год, словно этого времени никогда не было.

— А твой отец? Он хороший человек?

Кинан остановился, держа ее за руку. Они стояли в толпе фейри, окруженные ими со всех сторон, и разговаривали о своих семьях.

Все казалось бы совершенно нормальным, если бы Эйслинн не видела их странной формы глаз и нечеловеческих улыбок. Она направилась туда, где продавали сладко пахнущие напитки.

— Эйслинн?

Она пожала плечами. Лучше говорить об отце, о котором она ничего не знала, чем о матери, от которой ей в наследство досталась способность видеть их.

— Кто знает? Бабушка понятия не имеет, кто он, а мамы больше нет, и она не сможет ничего рассказать.

— По крайней мере, у тебя есть бабушка. — Он погладил ее по щеке свободной рукой. — Я рад, что у тебя есть любящий человек, который заботится о тебе.

Она собиралась ответить, но прямо к ним, во главе с Остролицым, шли шесть фейри, те самые, которым так нравилось зависать в баре и беспокоить постоянных клиентов; те самые, из-за которых Эйслинн тогда пришлось уйти из бильярдной. Она застыла, не в силах даже пошевелиться. Годами выработанные инстинкты сейчас затмили логику.

— Эйслинн, что случилось? — Кинан встал перед ней, и она больше ничего и никого, кроме него, не видела. — Я обидел тебя?

— Нет, я просто… — Она улыбнулась ему как можно более убедительной улыбкой и солгала: — Замерзла.

Он снял куртку и накинул ей на плечи:

— Так лучше?

— Лучше.

И это действительно было так. Если бы он на самом деле был таким, каким казался — добрым и внимательным, ей было бы не по себе оттого, что она обманывает его.

Однако он таким не был. Он вообще не был настоящим.

— Давай пройдемся, — предложил Кинан. — Здесь всегда можно найти интересные игры.

Он снова взял Эйслинн за руку, и опять ее Видение заработало в полную силу.

Возле них, в самом центре детского бассейна стояла женщина.

— Приз за три дротика! — Призывала она.

Ее толстая коса свисала до самых колен. Лицо ее было похоже на лицо ангела со средневековой фрески, но в невинных глазах искрилась опасность. Даже несмотря на козьи ноги, выглядывавшие из-под длинной юбки, она была великолепна, но никто не приближался к ней.

У следующей палатки в длинной очереди стояли фейри и люди. Кроме фейри, лица которых Эйслинн замечала в городе, были и другие — такие, каких она и представить себе не могла: фейри с самыми разными крыльями, с покрытой колючими шипами кожей, одетые во всевозможные фасоны одежды. Это было сложно переварить.

Пораженная огромным количеством и разнообразием фейри, Эйслинн остановилась.

— Местные гадалки устраивают настоящие шоу, — заметил Кинан и придержал матерчатый вход в шатер, чтобы Эйслинн смогла заглянуть внутрь.

Там находились три женщины со слезящимися белыми глазами. За ними стоял целый ряд статуй, похожих на горгулий без крыльев. Они были до ужаса мускулистыми. И живыми! Их пристальные взгляды скользили по шатру, словно они искали того, кто мог бы ответить на их невысказанные вопросы.

Фейри отступили, и Кинан провел Эйслинн внутрь. Она подошла к одной из статуй. Фигура смотрела на нее широко открытыми, почти испуганными глазами, когда Эйслинн протянула к ней руку. Одна из женщин тут же оказалась рядом и схватила ее за запястье:

— Нет.

Все три женщины заговорили одновременно, обращаясь не к ней и не к Кинану, а так, будто говорили сами с собой — тихим, свистящим шепотом:

— Он наш. Справедливый обмен. Не тебе вмешиваться.

Женщина, державшая Эйслинн за руку, бросила на нее короткий взгляд белых глаз и спросила:

— Ну что, сестры? Что мы скажем?

Эйслинн отшатнулась, но хватка была крепкой.

— Значит, ты юная избранная, — сказала гадалка, глядя при этом на Кинана по-видимому слепыми глазами. — Новая возлюбленная.

За их спинами фейри придвинулись ближе, толкаясь и перешептываясь.

Старуха одарила Кинана обжигающим взглядом светящихся белых глаз и со значением произнесла:

— Она отличается от других, дорогой. Она особенная.

— Я это уже знаю, мать.

Кинан обнял Эйслинн за талию, будто имел на это право.

Нет у него такого права!

Эйслинн отступила так далеко, как только могла, учитывая, что ее до сих пор держали за руку.

Три старухи одновременно вздохнули.

— Жестокая она, да?

— Рассказать тебе, насколько она отличается от других? — Спросила Кинана та, что держала Эйслинн. — Какой особенной она станет?

Все фейри в шатре внезапно умолкли. Они наблюдали с интересом и нескрываемым любопытством, словно у них на глазах происходило стихийное бедствие.

— Нет, — запротестовала Эйслинн, освободилась от женщины и схватила Кинана за руку.

Он не сдвинулся с места.

— Такой особенной, как я мечтаю? — Спросил он слепых женщин громким голосом, чтобы все присутствовавшие фейри ясно слышали его.

— Такой, как она, ты никогда не встретишь.

Женщины закивали с ужасающей синхронностью, как будто у них на троих был один разум.

Ухмыляясь, Кинан бросил женщинам горстку незнакомых бронзовых монет. Все трое одновременно одинаковыми движениями рук поймали монеты прямо в воздухе.

Я должна убираться отсюда. Прямо сейчас.

Однако Эйслинн не могла просто взять и убежать. Если бы не ее способности, у нее не было бы причин так бурно реагировать: на вид женщины ничем не отличались от других работников ярмарки.

Не выставляй себя напоказ. Помни о правилах.

Она не могла себе позволить поддаться панике. Сердце Эйслинн бешено билось. Грудь сдавило так, словно ей нечем было дышать.

Держись. Сконцентрируйся. Ей нужно было убираться отсюда, подальше от них, назад к Сету. Ей вообще не стоило приходить сюда. Ей казалось, что она угодила в ловушку.

Эйслинн попятилась от женщин и потянула Кинана за руку:

— Давай чего-нибудь выпьем. Ну же, пойдем.

Он притянул ее ближе к себе и повел к выходу мимо толпы бормотавших фейри:

— Она избранная.

— Вы это слышали?

— Нужно передать сообщение.

— Бейра будет в ярости.

Вечер продолжался, и на ярмарку все прибывали и прибывали фейри, даже те, которых он не видел уже много лет. Это хорошо, даже несмотря на то что тут повсюду ведьмы-шпионки Бейры.Прибывали и представители других дворов фейри, некоторые — впервые за сотни лет . Они все знают.

— Кинан, — позвал один из охранников Донии и отвесил поклон.

Кинан покачал головой. Одной рукой он обнимал Эйслинн, не совсем изящно, но все же она была рядом. Эйслинн слабо мерцала в темноте. Солнечный свет уже наполнял ее изменяющееся тело. Иногда такое случалось: изменение происходило так быстро, что смертные девушки становились подозрительными. В том, что его королева должна меняться еще быстрее, был определенный смысл.

За спиной Эйслинн рябинник в обличии смертного перехватил охранника Донии.

— Что? — Спросила Эйслинн, глядя на Кинана широко раскрытыми глазами.

Ее губы были приоткрыты, словно она ждала поцелуя.