Милый Каин

— Не понимаю, чем это могло пойти тебе на пользу. Скорее уж наоборот.

Нико покачал головой и посмотрел куда-то в сторону. С минуту они сидели молча.

— Знаешь, почему я его ненавижу? Он никогда не относился ко мне как к родному сыну. Я был для него будто приемным или незаконнорожденным. — Голос мальчика дрожал, в его глазах стояли слезы. — Я ощущал это каждый день, в любую минуту. Мама все равно его уже не любила. Вся наша семейная жизнь была сплошным фарсом. Ты и сам прекрасно это знаешь.

— Ну-ну, понятно. Так ты, значит, решил воссоединить подлинную семью, людей, достойных друг друга? Ты чувствовал себя вправе не только решать за других, как и с кем им оставаться, но и устраивать их личную жизнь, подталкивать к тем или иным поступкам.

Нико кивнул и сказал:

— Я знаю, что обвинил Карлоса в том, чего он не совершал. Но пойми и меня. Мне никто не поверил бы, если бы я обвинил его просто-напросто в том, что он меня презирает и не считает своим сыном.

Хулио был готов закипеть от злости, боялся сорваться, наговорить глупостей и предпочел излить всю полноту эмоций в игре. В несколько ходов он буквально разметал оборонительные порядки черных, оставив короля Нико едва ли не в полном одиночестве.

Он отомстил противнику хотя бы на шахматной доске и решил, что может вновь вернуться к разговору:

— Теперь послушай меня внимательно. Из того, что ты мне сейчас наговорил, я могу сделать лишь один вывод. Ты действительно сумел испортить мои отношения с твоей мамой, да так, что нам, пожалуй, уже не удастся восстановить их, снова сделать такими, какими они были раньше. Все, Николас, шутки в сторону, хватит прикидываться. Посмотри на себя. Думаешь, мы не видим, что ты считаешь нас людьми второго сорта по сравнению с собой, таким гениальным и непревзойденным? Ты решил, что можешь играть нашими судьбами, управлять нами, как марионетками. Презрение к окружающим просто переполняет тебя, ты купаешься в ощущении собственного превосходства. Тебе наплевать на друзей, семью, на всех вокруг. Ты думаешь, что один такой. Мол, тебе никто не нужен, ты вполне способен общаться с собственным отражением в воде, как тот самый Нарцисс. Вот только позволь тебе напомнить кое о чем. Ты уже отравился собственным ядом и никому не нужен, даже себе самому. Рано или поздно ты останешься совсем один.

Нико посмотрел на него. В какой-то момент Хулио почувствовал, что не знает, как отреагирует подросток на его жесткие слова. Он ничуть не удивился бы, если бы тот выскочил сейчас из-за стола, раскидал фигуры по всей комнате и устроил настоящую истерику. Ничего подобного не произошло.

Нико просто смотрел на него с нежностью, как и подобало искренне любящему сыну. От этого взгляда Хулио чуть не стошнило.

Доигрывать партию до конца Нико не стал и объявил, что сдается. После этого он выбрался из-за стола, подошел к ничего не подозревавшему Омедасу и столь же омерзительно ласково поцеловал его в щеку.

«Психопат хренов», — подумал в этот момент Хулио.

Больше всего на свете ему сейчас хотелось, чтобы Лаура победила Нико в ближайшем туре, еще до того, как начнутся полуфиналы регионального турнира. К игре с Николасом он готовил племянницу с особым пристрастием, прекрасно понимая, что никакое другое поражение не будет для того столь болезненным. Ведь за последние месяцы Нико привык воспринимать Лауру в качестве союзницы, а не соперницы. Кроме того, Омедас с удовольствием предупредил бы Лауру об опасности дружеских отношений с этим мальчишкой, но прекрасно понимал, что если начнет продвигать свою мысль слишком настойчиво, то племянница почувствует, что он сознательно настраивает ее против Нико. Тогда все его усилия могут не просто пойти прахом, но дать абсолютно противоположный результат.

Вечером, после четвертого тура, Хулио зашел к сестре. Они с Лаурой сели анализировать ее последнюю партию и общую турнирную ситуацию. В какой-то момент Хулио как бы невзначай доверительно сообщил племяннице, что считает Нико гораздо более опасным соперником, чем она предполагает.

— Нет, дядя, я так не думаю, — отмахнулась она. — Он ведь еще ни разу у меня не выиграл.

— Это верно, но вполне возможно, что свои лучшие ходы и комбинации Николас придерживает для решающих партий.

— Скажешь тоже! Неужели ты думаешь, что он играет со мной не в полную силу? Брось, в это я ни за что не поверю. Ты же знаешь, что этот мальчик хочет выигрывать всегда, везде и у всех.

— Вот увидишь, он действительно держит что-то в запасе. Я внимательно анализировал сыгранные им партии, в которых Нико неплохо разделался с гораздо более опытными и старшими по возрасту соперниками.

— Согласна. В дебютах он стал разбираться гораздо лучше, чем раньше, но все равно опыта ему не хватает, многие варианты еще просто незнакомы. Вот я и предложу ему что-нибудь такое, чего Нико пока не знает и знать не может.

— Неплохо задумано, но все равно учти, играть он может сильнее, чем ты думаешь.

— Сильнее, говоришь? А насколько?

— Этого я не знаю. По крайней мере настолько, чтобы стать для тебя достаточно неприятным и трудным соперником.

— Можно подумать, я не знаю его слабых сторон. Он частенько увлекается атакой и совершенно забывает о защите. Бросается вперед сломя голову и совершенно неожиданно обнаруживает крупные вражеские силы у себя в тылу. Все это мы с ним уже проходили.

— Смотри не попадись в какую-нибудь ловушку, подстроенную им. Он по этой части большой мастер.

— Перестань, дядя. Это же не шахматы, а цирк — фокусы для новичков. Если мне предложат что-то, не потребовав взамен ничего как минимум равноценного, неужели ты думаешь, что я не заподозрю неладное?

— Не все так просто. Он зачастую обставляет свои ловушки как вынужденную жертву фигуры ради комбинационного преимущества.

— Спасибо, что предупредил. Такой ход действительно может сбить с толку. Но ты не беспокойся. Я буду начеку.

Лаура откинулась на спинку стула, сложила руки на груди, затем нахмурилась и спросила:

— Я правильно понимаю, что он тебе не по душе?

— В каком смысле?

— Ты перестал его тренировать, да и вообще он явно тебе не нравится. Думаешь, я этого не замечаю? Ты, наверное, считаешь Нико самодовольным выскочкой, как думают и все остальные.

— А ты что о нем скажешь?

— По-моему, он очень милый и вообще — такой симпатичный. — При этих словах Лаура покраснела и даже захихикала от смущения. — Но уверяю тебя, за красивые глаза он у меня милости не получит. Дружба дружбой, а игра — это святое. Да, кстати, а ты знаешь, что он мне тут здорово помог? Была у меня в школе одна проблема…

— Какая же?

— Да так… Одноклассница просто достала меня, все время нарывалась на скандал и обзывала зубрилой. Я даже пожаловалась классной руководительнице, но после этого дело пошло еще хуже.

— А я и не знал, что у тебя в школе такие проблемы.

— Мама тоже не в курсе. Сказать почему? Да потому что я прекрасно знаю, что вы мне посоветуете. Нужно, мол, с этой девочкой поговорить и постараться решить вопрос по-хорошему. Знаю я ваши методы. Ну так вот, я с начала учебного года старалась договориться с ней, не хотела ссориться, скандалить. А она только доставала меня все сильнее.

— Замечательно. Нам, значит, ты ничего не рассказываешь и рассчитываешь в первую очередь на помощь друга. Интересно, что же он тебе посоветовал?

— Если хочешь, могу рассказать, — со смехом сказала Лаура. — Он предложил как следует оттаскать ее за волосы. Как видишь, все просто, но если бы ты знал, насколько эффективно это сработало! Нико посоветовал мне ухватить ее за лохмы и резко потянуть вниз. Так прямо и сказал: «Сама не заметишь, как она перед тобой на колени упадет». Я подумала-подумала и решила попробовать. На перемене зашла следом за ней в туалет и неожиданно вцепилась обеими руками ей в шевелюру, дернула в одну сторону, в другую, а потом резко потянула вниз. Представь себе, она действительно взвыла от боли и была вынуждена встать передо мной на колени. Видел бы ты, как она потом ревела! Но этим меня не проймешь. Я больше украдкой проплакала, пока она меня весь год изводила. В общем, я потребовала, чтобы она поклялась, что отстанет от меня раз и навсегда. Эту клятву ей пришлось повторить дважды, так, на всякий случай, чтобы лучше запомнилась. После этого я развернулась и ушла, а она так и осталась сидеть на полу, утирая слезы. Перед уходом я на всякий случай предупредила ее, что если она еще хоть раз ко мне сунется, то я ей на самом деле патлы повыдергиваю. Знаешь, подействовало! А главное — никаких синяков и царапин. Пошла бы она жаловаться учителям — и что? Ее слова против моих. Никто ничего не видел и не слышал. Короче, она решила, что лучше будет промолчать, и теперь обходит меня стороной. Знал бы ты, насколько мне жить стало легче!