Милый Каин

Кораль тем временем пристегнула девочку ремнем безопасности и срывающимся голосом напомнила ей, чтобы та не болтала ногами и не пачкала сиденье. Несмотря на поток возражений со стороны дочери, она села за руль и завела машину.

— Папа! — кричала Диана, пытаясь развернуться на сиденье и посмотреть в заднее стекло.

— Он остался в садике, чтобы поговорить с воспитательницей.

— Вы с ним поругались?

— Ты лучше расскажи, что вы сегодня рисовали на уроке.

— Потом расскажу. Я папе хотела показать рисунок. У него еще такая штука на шее. А мы сейчас куда поедем, домой?

— Нет, дорогая, пока нет.

— А почему не домой? Я хочу, чтобы папа поехал с нами!

— Детка, ты видишь, я сижу за рулем. Значит, мне нельзя разговаривать. Диана, успокойся, я тебя прошу.

Кораль через зеркало заднего вида бросила последний взгляд на сиденье, убедилась в том, что Диана надежно пристегнута, и отъехала от детского сада.

— Когда придет папа? Когда придет папа? — повторяла девочка. — Почему он не поехал с нами, если уже не в больнице и доктора больше не запрещают с ним видеться?

Еще ей хотелось знать, из-за чего папа такой грустный, почему родители поругались.

«Почему он не поехал вместе с нами? Почему мы не едем домой? Почему мама как будто убежала от папы? Почему?.. Почему?!»

Кораль казалось, что ее голова вот-вот взорвется.

Диана не столько поняла, сколько почувствовала, что мама не на шутку рассержена, и на некоторое время замолчала.

— Извини, дорогая, просто сейчас я не могу говорить с тобой. Когда человек сидит за рулем, ему лучше не отвлекаться. — Этими словами Кораль постаралась заполнить напряженную тишину, повисшую в машине. — Если будешь вести себя хорошо, то я куплю тебе мороженое.

— А что, я плохо себя вела?

— Нет, милая. Я только прошу тебя немного помолчать.

Кораль нужно было и самой немного побыть в тишине, чтобы привести свои мысли в порядок. Судя по всему, Карлос совершенно искренне отстаивал свою невиновность. Чутье подсказывало женщине, что он не лгал. Она достаточно хорошо знала этого человека и умела читать его мысли по глазам. Тем не менее все улики работали против него. Кроме того, обвинение подкреплялось и свидетельскими показаниями. Саму Диану, впрочем, до сих пор никто об этом не спрашивал. Кораль просто не хотела беспокоить девочку, давать ей повод для лишних переживаний и тем самым, вполне возможно, дополнительно травмировать детскую психику.

Все же оставаться в неведении для матери было невозможно. Кораль подъехала к киоску с мороженым и остановила машину. Внимание Дианы мгновенно переключилось с семейных проблем на бесконечные шеренги контейнеров с разноцветным лакомством, расположенным как раз на высоте ее глаз. Мама разрешила ей выбрать любое, за исключением ромового с изюмом.

После долгих размышлений Диана остановила свой выбор на двух шариках — шоколадном и фисташковом. Она, как завороженная, следила за действиями волшебницы, стоявшей за прилавком. С точки зрения Дианы, умение в одну секунду создать из бесформенной массы два идеально ровных шарика могло быть сравнимо с самым настоящим колдовством.

Кораль попросила себе сливочное мороженое со вкусом лимона. Потом мама с дочкой, как это было у них заведено, дали друг другу попробовать из своих стаканчиков.

Они огляделись, нашли свободную скамейку под деревом и с удовольствием расположились в тени.

— Мама, ты больше не сердишься?

Кораль только улыбнулась в ответ и погладила дочь по голове.

Диана сидела на краешке скамейки, болтала в воздухе ногами и увлеченно лизала мороженое. Мать с умилением наблюдала за ней и вдруг непроизвольно вздрогнула. Воображение нарисовало ей чудовищную в своей омерзительности картину, которую она тотчас же попыталась выбросить из головы. При этом Кораль поняла, что просто не имела права оттягивать и дальше неприятный разговор.

— Послушай, Диана, я хотела тебя кое о чем спросить. Вопросы серьезные и важные, а еще они очень трудные — и для тебя, и для меня. Нужно было давно с тобой об этом поговорить, но все как-то не получалось. Впрочем, это не важно. Давай Попробуем сейчас.

— Это что, новая игра?

— Нет, детка, это не игра. Поэтому отвечать нужно по-честному, ничего не придумывать и ни о чем не умалчивать.

Диана согласно кивнула. Правду так правду, почему бы и нет?

— Хорошо, давай начнем. Только еще раз прошу, говори только правду, самую настоящую, честную-пречестную. Если не поймешь, о чем я тебя спрашиваю, то сразу скажи. Я постараюсь лучше объяснить, о чем хочу узнать, потому что мне очень важно, чтобы ты правильно поняла меня.

— Хорошо.

— Папа ведь тебя часто купает. Скажи, что вы делаете, когда остаетесь вдвоем в ванной?

— Он моет меня мочалкой с мылом, меняет в ванне воду и напускает в нее пену. Я потом играю в ней с лягушатами.

— Очень хорошо. А когда вы в ванной одни, он тебя где-нибудь гладит?

— Он трет меня мочалкой со всех сторон, даже за ушами и под мышками — прямо щекотно.

— Это правильно. Он тебя моет, чтобы ты снова стала чистенькой. Ты мне лучше вот что скажи. Он тебя случайно между ножек не щекочет? Не гладит там, не ласкает?..

Диана удивленно посмотрела на маму, явно не понимая смысла этого вопроса, затем молча покачала головой.

— Он тебя никогда не просил, чтобы ты где-нибудь потрогала его? — продолжала гнуть свою линию Кораль.

— Где потрогать?

— Ты же понимаешь, о чем я тебя спрашиваю?

Девочка молча кивнула.

— Вы не играете в такую игру, когда нужно трогать друг друга за разные места?

— А что это за игра такая? Она интересная?

Кораль снова погладила Диану по голове. Девочка немного подумала и решила, что мама просто захотела выяснить, правильно ли папа купает ее. Тогда она пустилась в пространные объяснения, сказала, что папа всегда начинает с головы и моет ей волосы шампунем. При этом он никогда не забывает помыть ей ушки, а потом потереть локти, коленки и пальчики на ногах специальной мочалочкой.

Диана почувствовала, что ссора между папой и мамой как-то связана с тем, как папа купает ее, и не хотела, чтобы мама и дальше сердилась на него. Она была готова рассказывать маме все, во всех подробностях. Главное — объяснить, что папа моет ее хорошо и никогда не оставляет грязной.

Кораль кивала и внимательно вслушивалась в каждое слово дочери. При этом она ненавидела себя и весь мир за то, что ей приходилось задавать ребенку такие ужасные вопросы.

— А когда папа укладывает тебя спать, он ложится с тобой на кровать?

— Нет, он только сидит на краешке и рассказывает сказки. Я никогда не видела, чтобы он тоже уснул.

— Он гладит тебя под пижамкой?

— Нет, потому что мне тогда будет щекотно и я долго не усну. Хотя иногда бывает, что я сама прошу его почесать мне спину — ну, когда очень чешется и самой не достать. Помнишь, вы еще пижаму мне купили колючую, от которой я потом вся чесалась?

— Конечно помню. Мы ее постирали, и она перестала колоться.

— А меня вы тогда порошком лечили. Ну, этим, который тальк называется. Потом около бассейна меня слепень укусил.

— Было дело. Помню. У тебя после этого вот такой волдырь вскочил.

— А уж чесалось-то как!

— Значит, папа тебя не гладит и ни о чем таком непонятном или непривычном не просит? Ну, я имею в виду, когда укладывает тебя спать?

— Он рассказывает мне сказки и поет песенки. Я ему говорю: «Сегодня хочу, чтобы ты рассказал мне сказку». Или наоборот: «Хочу, чтобы ты спел песенку». Вот только он никогда не соглашается, чтобы была и сказка, и песенка. Папа говорит, это потому, что он строгий. Мама, давай в другую игру поиграем. Эта какая-то скучная.

— А что еще вы делаете в кровати?

— Ничего. Если я не засыпаю сразу, то он целует меня и уходит. Но ведь ты тоже целуешь меня на ночь и просишь, чтобы я тебя поцеловала.

— Конечно, детка, конечно.

Диана обрадовалась и чмокнула маму в щеку холодными, липкими от мороженого губами.