Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 92 из 112

За окном падает хлопьями снег. ОНА сидит на кушетке и читает книгу — свой любимый английский роман «Тристрам Шенди». ОН заходит, садится. ОНА поднимает голову, будто и впрямь рада его видеть.

ОНА: Почему бы вам не рассказать мне какую-нибудь историю?

ОН: Историю?

ОНА: С меня довольно философии. Да и вы не настоящий философ, разве не так?

ОН: Надеюсь, что настоящий, что бы там ни говорил Фридрих. По крайней мере я разумный человек.

ОНА: Монархи сами назначают философов. А сегодня я предпочитаю назначить вас рассказчиком историй.

ОН: Хорошо. Вот история о двух знаменитых путешественниках, двух великих людях, о которых вы, конечно, много слышали. Первый — француз Монтескье. А второй — его друг, англичанин, граф Честерфилд.

ОНА: Конечно, я знаю обоих. И что же?

ОН: А скажите, вы знаете Венецию, город Марко Поло?

ОНА: Нет, я никогда не была там. Знаю, что это великая республика. Необычный город на воде, город масок и карнавалов…

ОН: Шарлатанов, фокусников, гадалок, канатоходцев. Дож в рогатой шляпе, дамы с обнаженными грудями. Толпы, оперы. Фейерверки, публичные представления. Национальности — арабы, азиаты, турки, армяне. Смесь языков, город сильных характеров, невероятных приключений, тайн и темных вод. Известно ли вам, что там даже монахи и священники большую часть времени ходят в маскарадных одеяниях и в непристойных масках?

ОНА: Чудесное, должно быть, местечко.

ОН: Изумительное. Возможно, поэтому его так любят высокопоставленные и власть имущие европейцы. Двусмысленность, разгул, секреты, острова, церкви, разрушающиеся дворцы, каналы — все очень напоминает Петербург.

ОНА: Картины, хрусталь, серебро…

ОН: А также женщины — удивительно разнообразные. Двадцать тысяч куртизанок. Публичные дома, сводни.

ОНА: Казанова рассказывал мне, что венецианские монашки — самые соблазнительные женщины в мире.

ОН: Вам также известно, что Венеция — это город-государство, республика, на которую никогда не покушался ни один король. Даже Папа Римский сказал, что не хотел бы управлять этим городом. Правительство состоит из дожа и Совета, в который входят представители уважаемых семей и избрание которого представляет собой странную процедуру…

ОНА: Я ожидала услышать от вас прославление республиканского духа. Хотя как-то вы утверждали, будто бы на примере Венеции видно, что порой республика опасней и агрессивней тирании…

ОН: Это так, Ваше Величество. Венецианские законы безмерно жестоки, там бесчинствует инквизиция. Вероятно, Казанова говорил вам об этом. Сам по себе Совет достаточно влиятелен, но его члены ограничены строгим законом: под страхом смерти не заговаривать с иностранцами.

ОНА: Я слышала об этих законах. Но ведь бывают времена, когда подобные ограничения вызваны государственной необходимостью…

ОН: Так же считали и в Венеции. Но для этого нужно множество шпионов, обо всем докладывающих в тайную полицию. И частенько это заканчивается крупными неприятностями. Например, один из главных сенаторов находился в незаконной любовной связи с дамой, столь им обожаемой и желанной, что он едва мог дождаться окончания заседаний во Дворце дожей и сразу же бросался в объятия своей возлюбленной.

ОНА: Мне знакомо это чувство.

ОН: К несчастью, кратчайшая дорога к ее палаццо проходила через французское посольство. Любовь слепа, вы знаете, но тайная полиция не дремлет. Вскоре пылкий сенатор был пойман, брошен в тюрьму дожа и допрошен Советом Десяти. Он мог спасти себя, назвав имя любовницы. Но как человек чести предпочел спасти ее. Его обезглавили, а отрубленную голову, надетую на пику, выставили на всеобщее обозрение.

ОНА: Дама должна была заговорить.

ОН: Ее муж был один из инквизиторов Совета Десяти.

ОНА: Простите, что перебиваю, дорогой Дидро. Но я назначила вас рассказчиком историй. Вы способны досказать до конца хотя бы одну? Вы начали о Монтескье и Честерфилде…

ОН: Конечно, конечно. Спасибо, что напомнили. Писатель нуждается в читателе, а рассказчик историй — в благодарном слушателе. Итак, случилось им встретиться в Венеции. И вышла у них небольшая ссора из-за национального вопроса: страны-то их никогда не были особенно дружны…





ОНА: Это так. И часто к нашей выгоде.

ОН: Милорд признавал, что французы, безусловно, остроумнее англичан, но первым недостает здравого смысла. Мсье же отвечал, что в таком случае он предпочитает быть французом: ведь лучше иметь гибкий острый ум, нежели плоский здравый смысл.

ОНА: Очень может быть…

ОН: Итак, любознательный Монтескье всегда интересовался обычаями чужестранцев, всегда задавал вопросы и записывал все ответы.

ОНА (весело):Кого-то это мне напоминает.

ОН: И как-то ночью, когда он делал свои записи, появился незнакомец, француз, но очень скверно одетый. «Сэр, — сказал он, — я живу в Венеции вот уж двадцать лет, но остаюсь вашим соотечественником. Потому я и пришел, чтобы предупредить вас. В Венеции вы можете делать все, что захотите, кроме одного: никогда не вмешивайтесь в дела государства».

ОНА: Именно так, мсье Дидро.

ОН: «Одно неверное слово, один компрометирующий документ может стоить вам головы. Я заметил, что тайная полиция наблюдает за вами. Шпионы — а их здесь батальоны — знают каждый ваш шаг, все ваши настроения и докладывают обо всем».

ОНА: Естественно. Такие расследования проводятся в каждом государстве с хорошо организованной полицейской службой.

ОН: «Я наверняка знаю, что вскоре за вами придут. Вероятно, в самый темный час ночи».

ОНА: Четыре часа утра — лучшее время.

ОН: «Так что, если вы делаете заметки, отметьте, что это может стоить вам жизни».

ОНА: Полагаю, тот незнакомец рассчитывал на достойное вознаграждение.

ОН: Нет. Монтескье предложил ему деньги, но тот отказался наотрез. «Нет, господин, я одной награды прошу, — сказал он. — Если я все-таки опоздал и меня арестуют, не выдавайте меня, не лишайте головы».

ОНА: Резонная просьба.

ОН: Как только незнакомец ушел, Монтескье собрал свои венецианские заметки и бросил их в огонь. Потом позвал слугу и приказал в три часа утра подать ему фаэтон. Он решил бежать, чтобы спасти свою жизнь. И тут раздался стук в дверь.

ОНА: О боже!

ОН: Это был граф Честерфилд. Конечно, Монтескье рассказал другу, что произошло. Честерфилд подумал и ответил: «Подожди-ка. Этот тип… Ты никогда раньше не видел его?» — «Никогда». — «Плохо одет, говоришь? Наверное, приходил за деньгами?» — «Нет, я предлагал ему много денег, но он отказался». — «Все более странно, — сказал Честерфилд. — А с чего он взял, что за тобой следят?» — «Не знаю. Я думаю, что это сведения из Совета Десяти или из тайной полиции». — «Но с какой стати им болтать о таких вещах?»

ОНА: Быть может, незнакомец сам работал на полицию?

ОН: Именно так. «Послушай, — сказал Честерфилд, — никто не станет рисковать работой и жизнью, просто чтобы предупредить тебя. Это лишено всякого смысла».

ОНА: Ваш Честерфилд говорит разумные вещи.

ОН: «Что же происходит? — спросил Монтескье. — Кто этот тип?» Честерфилд немного подумал, поднял брови. «Вариант первый. Представь, что этот парень был…» — «Кто? Агент-провокатор? Возможно». — «Ну давай же, думай, кто мог его послать?»

ОНА: Разумеется, дож или тайная полиция.

ОН: «Дож, разумеется, или тайная полиция», — сказал Монтескье. «А вот и нет. Это сделал человек куда более умный и расчетливый, — ответил Честерфилд. — Его зовут Честерфилд, и он просто хотел показать тебе, что унция английского здравого смысла стоит тонны французского остроумия. Имей ты хоть каплю здравого смысла, рукописи твои не пострадали бы».

ОНА громко хохочет. В комнату заглядывают ПРИДВОРНЫЕ…

ОНА: Надеюсь, мсье поблагодарил милорда.