Ностальгия

Гляньте-ка, большинство — мужчины лет сорока, ну, или немного за пятьдесят, из карманов шариковые ручки торчат; все смотрят прямо, не прячутся. Один курит трубку. И глазки у него маленькие, как у всех остальных. Уже достаточно, чтобы развеять подозрения. Черты лица правильные, крупные, дескать, скрывать нам нечего. На общем фоне выделялся один, с улыбкой до ушей (снимок у самой двери). Лысый как коленка, при галстуке-бабочке в виде пропеллера — исключение среди прочих; по всей видимости, слабоумный. Если не считать гладких лбов, примечательных в людях их возраста, единственное, что выдавало преступников, — это, собственно, отсутствие каких бы то ни было «признаков» — как если бы по лицам их прошлась незримая рука; хотя почему-то у многих подбородки бритвой исцарапаны.

Как самая старшая среди замужних дам, миссис Каткарт облеклась в мантию вождя или выразительницы общих взглядов — и первая нарушила завороженное молчание: сперва шумно втянула сквозь стиснутые зубы слюну и воздух, затем пробормотала: «Негодники! Бездельники!» Остальные по-прежнему внимательно разглядывали фотографии; и миссис Каткарт не выдержала:

— Грязные свиньи! Я бы их всех расстреляла, всех до единого. Сколько ж они горя причиняют!

— Вот им и скажите, — зааплодировал Гэрри. Пока что ему куда как нравилось козырять своим холостяцким статусом. — А по мне, черт подери, их медалью наградить стоит — крестом Виктории! Две или три женщины на одного парня: да от одной и то неприятностей не оберешься! — Он обернулся к Филипу Норту. — И как им оно только удается?

— По собственному опыту судите? — поддразнила Саша, подразумевая, пожалуй, и Норта.

— Опять треклятая феминистка! Проходу от них нет! — парировал Гэрри.

Рыжеволосая гид подошла к нему.

— Почему бы вам не заткнуться? — рявкнула она ему на ухо. — Не смешно. — И обернулась к миссис Каткарт. — Я с вами целиком и полностью согласна.

Некоторые добродушно поулыбались, разряжая обстановку. Туристы разошлись вдоль стен. Едва ли кто-то расслышал, как Вайолет Хоппер прошептала:

— Знавала я одного двоеженца…

Заинтересовалась только Шейла. Она искоса глянула на пол.

— Должно быть, это был… — Но тут же изменила фразу на характерно тупиковый вопрос: — Как его звали?

Какая, в сущности, разница?

— Сдается мне, мужчины по природе своей слабовольны, — заметила Луиза.

А поскольку она почти всегда помалкивала и держалась особняком, все тут же обернулись — все тут же о ней вспомнили.

— А что еще скажешь о человеке, который никак не может решить, что ему надо, или врет внаглую? Интересно, а как они сами себя воспринимают?

Едва ли не все взгляды вновь обратились к Луизе: оно того стоило. Гэрри пошарил в карманах в поисках зажигалки.

— Идемте дальше, — позвала экскурсовод, щелкнув лассо. И подхватила Джеральда под руку, подавая пример остальным. Сзади они смотрелись идеальной парой.

За следующей дверью ждала отрадная перемена: вделанная в длинную стену ярко освещенная копия магазинной витрины. Нечто вроде Тиффани; только здесь на бархатных подставках и на вращающихся стендах поблескивали всевозможные обручальные кольца — без разбору, вперемешку. Приносящие несчастье опалы соседствовали с бриллиантами в сорок карат; и тут же — зеркальные кольца из Пенджаба и ультрамариновая ляпис-лазурь из Афганистана. Медленно вращающееся колесо — чертово колесо в миниатюре — зачерпывало кольца из общей груды и поднимало их наверх; достигнув высшей точки, кольца вновь дождем ссыпались вниз: вот вам и вечный двигатель.

Благодаря хитро установленному стеклу, одновременно разглядывать товар могло больше дюжины посетителей. Впрочем, прилипли к витрине носами и пальцами опять-таки женщины. Надевая на палец кольцо, жених символически воспроизводит священный половой акт. Кэддок, зажатый со всех сторон, мог лишь оглянуться назад поверх причесок.

— Ишь развлекаются, — благостно улыбнулся Дуг, отступая на шаг; он тоже радовался от души и, скрестив руки на груди, подмигнул Норту.

— Да женщины ни о чем другом и не думают, — буркнул Гэрри, демонстративно отходя в сторону. — Не понимаю, что за смысл в таком музее. А ведь небось целое состояние стоит. И зачем все это? Эй, а который, собственно, час?

Филип Норт располагал к себе людей уже одним своим присутствием. Многим нравилось держаться к нему поближе — мало ли, что-нибудь новенькое обсудить или переосмыслить. Норт умел слушать — и оттого всегда казался интересным.

Вайолет Хоппер отошла от витрины. Лицо ее отчасти смягчилось, хотя и не сияло внутренним светом в отличие от прочих.

Норт вежливо кивнул. Прежде они почти не разговаривали.

— Вас трудно удивить, — заметил он, кивая в сторону витрины. Такого рода замечания с Вайолет Хоппер вполне «прокатывали».

— Да, для меня это пройденный этап. В свое время пару раз оно было очень мило; но и тогда — не всегда. Неважно это все, на самом-то деле. А вы ведь были женаты, верно? — Вайолет отвернулась к витрине, к блестящим россыпям. — Саша — моя близкая подруга, — обернулась она к Норту. — Саша мне очень дорога.

Норт обдумал дело со всех сторон — и скользнул взглядом по стеклу.

— Я знаю.

— Разумеется, вы же не слепой, — резко бросила Вайолет.

Мимо, чуть не задев их, прошел Кэддок — на буксире у жены. Вновь обернувшись к Норту, Вайолет захлопала ресницами.

— Я опять влезла не в свое дело, да?

Саша стояла рядом: неслышно возникла словно из ниоткуда.

— Ничуть не бывало, — отозвался Норт.

Брак — это большой бизнес, еще больше, чем туризм. Экономические, политические, климатические спады затрагивают его разве что поверхностно. И речь идет не только о расходах на золото и бриллианты; вы только задумайтесь о свадебных кортежах и шоферах в парадной форме, о лентах и и о затраченном топливе; вспомните о ценах на новые костюмы и свадебные прически, о тоннах рассыпаемого риса и конфетти; а банкеты, а кружки с пивом, а «шампунька»; а стенографы, а фотографы (светочувствительная эмульсия, стоимость серебра); а ремонт обуви для официанток и священников; и, самое главное, — лавины подарков, обычно ширпотреб длительного пользования, зачастую электроприборы; столовые приборы и постельные принадлежности обходятся недешево; кабы не «медовые месяцы», мотели и кожгалантерейная промышленность, уж верно, пришли бы в упадок. Как видим, этими флюидами все секторы экономики пропитаны. Институт брака — топливо капиталистической системы.

Вопросы есть?..

Свахи, брачные агентства, консультанты по вопросам семьи и брака, частные детективы и судебные издержки.

По примеру девицы-экскурсовода Саша шла впереди в паре с Нортом, на глазах у всех держа его под руку, и, наклоняясь, прижималась к нему всей грудью — что еще больше подогревало интерес Саши к экспонатам. Позволяя девушке эти маленькие вольности, Филип Норт, возможно, всего лишь проявлял учтивость; учтивость, делающую ему честь; не исключено, что так. Но миссис Каткарт, по всей видимости, все еще вне себя от самой идеи двоеженства и памятуя о своем старшинстве, неодобрительно цокала языком (в ее времена это зачастую срабатывало) и качала головой, обращаясь ко всем вокруг и ни к кому в отдельности:

— А ведь только-только овдовел! Просто в голове не укладывается!

Андрогинные зоны… брака.

Все обступили рыжую девицу. Они с Джеральдом на пару раздавали распечатки: глоссарий терминов и ласковых прозвищ. Своего рода любовный словарь. Листочек можно было сложить и убрать в карман (или под подушку: как ни странно, у иных партнеров случаются трудности с самовыражением). Существительные и прилагательные, хотя и напечатанные в витиеватом стиле, читались легко. Двусмысленные словечки, невинная ложь, нашептываемые на ушко непристойности для счастливого брака необходимы, не так ли? Неологизмы, включая прозвища, прилипчивые нежности — со всей очевидностью некорректные — и вместе с тем так уместно смотрятся, будучи сведены в алфавитный список! Требуется всеобъемлющий новый язык — исключительно для нужд любви. Сколь можно более интимный.