Ностальгия

— Ни тебе великих поэтов, ни художников — нет-нет, еще чего! — пожаловался Джеральд. — Вот об этом я и говорил.

— Зоологов я тоже ни одного не вижу, — откликнулся Норт, обводя витрину взглядом. — Что ж, мы, зоологи, всегда в тени…

А вот превосходная модель выдающегося английского мозга — возможно, величайшего из всех (сэр Исаак, опять вы!) — из пластилина и воска; эффектная, почти как настоящая. Эта, предназначенная для дилетантов и школьников, помешалась рядом с мозгом слона, в четыре раза крупнее ньютоновского, но, если верить подробной схеме, безнадежно неполноценного.

Несколько мозгов приводились в действие!

К тем, что у окна, применялся слабый (?) электрошок. Если попасть в нужную точку, удивительный замурованный орган вздрагивал, доказывая, что мозг — это «извитый сгусток нервной системы». Воспроизвести речь пока что не удалось; зато поглядите, на одном мигают цветные огоньки, ни дать ни взять глаза. Еще один, погруженный в формалиновую ванну, вырабатывал пузырьки (мысли?). Норт отпрянул; Джеральд пощелкал переключателями. Мозг решал простейшие арифметические задачи; потенциальные стимуляторы науки. Что, если подсоединить эти мозги к громкоговорителям? Услышим ли мы, как они кричат от боли?

Норт откашлялся. Наука ставила мириады вопросов, не давая ответов.

Теперь Норт с Джеральдом сосредоточились на спазматической партии в шахматы между мозгом некоего франко-американского гроссмейстера (никаких имен, пожалуйста!) — и предположительно (если верить надписи) мозгом Леонардо да Винчи. Оба хорошо сохранились. От колб отходили разноцветные проволочки. Первый — не мозг ученого в строгом смысле этого слова — обладал тем не менее научным складом ума и сохранил немало былой элегантности и дерзости. Второй никогда не играл прежде, но справлялся неплохо, поскольку вовремя произвел рокировку. Серолицый служитель, восседая на стуле, приглядывал за игрой и манипулировал таймером.

Джеральд со скучающим видом обернулся к Норту.

Группа южноамериканцев вломилась в зал не в ту дверь — хором загомонив, они обступили «шахматистов». Иные отошли к колбам и принялись подзывать друзей.

Джеральду с Филипом Нортом пришлось к выходу проталкиваться. Норт отстраненно глядел в пространство. Он бы предпочел остаться, побродить по музею в свое удовольствие, посидеть в кафешке, и так — до самого вечера. Металлические углы и грани, резкие, острые, — альтернатива неопределенной округлости плоти. Но Джеральд, морща нос и недовольно бурча, в следующем зале не задержался.

— Вот вам ваша великая идея. Вот она, здесь, — указал он и уронил руку. — Подумать только, что великий музей прославляет эту штуковину, выставляет ее в интересном свете. Что за чудо техники, восклицают люди. И ни слова о ее пагубности. Как это симптоматично! Вульгарная, лицемерная эпоха! Вы приглядитесь хорошенько: великий «уравнитель», поставленный на службу толпе, обесценивающий ценности. Прошу прощения. Оставайтесь, если хотите. А меня наизнанку выворачивает.

Частично (артистично) собранные воедино фрагменты самого первого турбореактивного двигателя сэра Фрэнка Уиттла [48]— того самого, что развалился на части, чуть не обезглавив своего конструктора. Тут же, на собственном поддоне, высился центрифужный монстр с трансатлантического воздушного лайнера — в безупречном рабочем состоянии.

…Вторник. Нынче — четверг. Придержите лошадей. Что же это было?.. Несколько воскресений растянулись — и миновали. Беда — или прелесть — в том, что каждое утро припахивало «воскресеньем»: открытость финала, подкрашенная вероятностями — или пустотой. Но стоило выйти наружу — и ситуация выправлялась. Итак, утро. Пятница; ну, слава богу! День капал и сочился влагой; туристы доели гренки. Снаружи улицу заполонили офисные служащие — по пять, по шесть в линию, они проходили насквозь, точно идущие контрмаршем войска, а из-под земли, из метро, появлялись все новые: резко замирали на мгновение перед пеленой сверкающих капель, изливающихся в сточные канавы, и шли дальше — на фоне дыма, вибрации и деловитости пробуждающегося большого города; грузовики, фургоны, почта, тачки — утренняя доставка, в оркестровке полиции. Все это происходило снаружи, пока туристы болтали за завтраком: звон вилок и посуды радовал слух.

Подняв глаза от заляпанной скатерти, Филип Норт посочувствовал Джеральду — Джеральду с его изборожденным морщинами лбом. И предложил ему еще чашку. Невелик труд — но Уайтхед благодарно заморгал. Завтрак как завтрак, в обычном ключе. В финале Дуг Каткарт, на миг скосив глаза, проглотил таблетку — своего рода страховой полис; а Гэрри откинулся назад, заложив руку за голову, и принялся выпускать кольца сигаретного дыма.

Когда в десять они загрузились в микроавтобус, Вайолет проявила себя с неожиданной стороны. И сторона эта несла на себе явственную печать одного из генеалогических обществ.

Вайолет села рядом с Гэрри Атласом — соседа напрочь проигнорировав.

— Звезды, — обернулась она, — звезды говорят, что сегодня — благоприятный для путешествий день.

— Ну, слава богу, — пробормотал Хофманн.

— Есть ли среди нас Весы? — вопросила Вайолет.

— Ох, только не это! — Борелли прикрыл глаза ладонью. — Только не звезды, пожалуйста!

— Вайолет совсем чокнутая. Помешалась на астрологии и бог знает еще на чем, — шепнула Саша на ухо Норту.

Вечно я вожу киви, да гребаных оззи, да кануков, [49]— хрипло подал голос водитель.

За последний год возник целый бум: жители колониальной глубинки вдруг разом захотели узнать о своем происхождении и соприкоснуться с древней почвой. Они наезжали толпами. Жизнь, она как-то осмысленнее становится, если докопаться до корней; причем речь идет не только о месте и стране, откуда ты родом. Предки — они чьих чресел плод, каторжников или вице-адмиралов? Генеалогические общества объединялись в воюющие фракции и вели международные рекламные кампании, хотя большинство сходилось на том, что более прочих заслуживает доверия леди Памела Хант-Гиббонс. Ее проспекты, отпечатанные на лимонного цвета «туалетной бумаге», распространялись повсюду.

СОСТАВЛЕНИЕ И НОТАРИАЛЬНОЕ ЗАВЕРЕНИЕ РОДОСЛОВНЫХ

ИЗУЧЕНИЕ И ИЗГОТОВЛЕНИЕ ГЕРБОВ

ГЕНЕАЛОГИИ

ПАРИКИ

Пожалуй, невозможно подсчитать точное число людей, что в наш век, с его неограниченными возможностями разнообразить досуг, открыли для себя захватывающее времяпрепровождение — изучение семейной истории; однако число их со всей очевидностью стремительно растет! Немного найдется интеллектуальных развлечений, что пробуждают такой бурный энтузиазм, дарят чувство глубокой удовлетворенности достигнутым и радость от возможности поделиться своим знанием с родными и близкими! И в придачу — удовольствие познакомиться с родственными душами из иных сословий, найти новых друзей за пределами своего профессионального круга и даже — будем честны! — социального класса, насладиться общением, обменяться идеями. Новообращенные поймут, о чем я…

Зеленые листья, трава, бледно-зеленые воды, длинные водоросли в ручьях — а если присесть, то разглядишь, что столбы и камни внизу поросли мхом. А деревья — все одеты в яркую, переливчатую зелень. Туристы то и дело разражались восторженными восклицаниями и указывали пальцем, однако не все. Как он ласкает глаз, этот пастельный цвет затянувшихся каникул! Они шли; с деревьев падали яблоки. Для завершения картины, в самом конце проулка показался коттедж леди Памелы — домик с соломенной крышей.

— Класс какой! — искренне восхитился Дуг. — Будет о чем домой написать.

Домик словно сошел с открытки или календаря.

— Хризантемы цветут. — Миссис Каткарт качнула подбородком в нужном направлении.

А Кэддок уже выскочил из микроавтобуса и заметался по саду, то и дело наступая на клумбы, — выискивал подходящий ракурс. Вайолет, на цыпочках прокравшаяся вперед — отыскать леди Памелу, вместо того заплутала в лабиринте высоких, по пояс, лавандовых изгородей, что неизменно уводили ее прочь от сводчатых окон. Вот вам — зеленая архитектура во всей красе. Если глядеть сверху, безупречно подстриженные изгороди образовывали архисложный герб и девиз (Nosce te [50]) семейства леди Памелы; хотя Вайолет, находясь внизу, на земле, о том и не подозревала. Она посмеялась над собой; затем покраснела. Ощущая на себе взгляды спутников, она остро осознавала, какой бестолковщиной выглядит.

48

Фрэнк Уиттл (1907–1996) — выдающийся английский инженер-конструктор.

49

Киви — прозвище новозеландца; оззи — прозвище австралийца; канук — прозвище канадца.

50

Познай себя (лат.).