Ностальгия

— А зонтов у нас что-то около восьмисот двадцати, — сообщил служитель, высморкавшись.

Гвен и Леон Кэддок синхронно дотронулись до его локтя.

— Мы заполнили бланк.

— Минуточку.

Он почесал локоть.

— Ну вот, мысль потерял.

Служитель обернулся к Норту, своему почти что ровеснику: этот, по крайней мере, похоже, искренне заинтересован.

— А чего удивительного-то? — Он снова почесал локоть. — Я слыхал, добытчики асбеста страдают каким-то особым легочным заболеванием. Вообразите, каково это — целыми днями разбирать потерянное имущество! Эффект, разумеется, сказывается. Я заметил, что постоянно что-нибудь да теряю: телефонные номера, перочинный ножик, бумажник. Теряю всякое представление о времени, теряю память. Это место все соки выпивает. Я то и дело теряю сотрудников. Я вам даже точную дату рождения жены не назову, если спросите.

— Все мы не молодеем, — утешил его Норт. И обеспокоенно нахмурился.

Он не так давно потерял жену; утрата эта ширилась и растекалась неустранимым белым пятном.

Балансируя на одной ноге, Кэддок нетерпеливо дожидался своего экспонометра; он слышал, как перешептываются и пересмеиваются Саша с Вайолет.

— Парень, что работал здесь до меня, Уайт по фамилии, в конце концов повадился «забывать» вещи в поездах, чтобы посмотреть, а вернутся ли они как «находки», — вспоминал служитель. — Вот это его, бедняги, дождевик. Прошу прощения, о чем мы говорили?

Норт уже его не слушал.

Что, если время состоит из разрозненных осколков — какие-то теряются, какие-то подчас складываются в подобие орнамента, прежде чем умалиться до крохотной точки? Возможно, с возрастом эти фрагменты расходятся все дальше, зазоры между ними все шире: руки и ноги проваливаются в зазоры и отчаянно пытаются ухватиться хоть за что-нибудь.

Из-за клеток с канарейками и нагромождения тросточек послышалось сдавленное хихиканье. Это была Саша.

— Я свою потеряла шесть лет назад, в Сент-Кильде, ну, ты помнишь когда — под Новый год. Я еще слышала, как часы бьют. По пьяни, не иначе. Боже, ну и упырь же он был!

Лучшая подруга хрипло рассмеялась.

— Оглядись по сторонам, малышка, глядишь, и отыщешь!

— Да пусть забирают, мне не жалко!

— Сплавили, и слава богу, верно, Саша?

Обе расхохотались.

Норт поджал было губы, но улыбки не сдержал. Они ведь еще кое-что добавили к сказанному.

— Говорите, говорите!

Тут внимание к себе вновь привлекли Кэддоки.

Служитель держал заполненные бланки на расстоянии вытянутой руки.

— Для начала, позвольте мне показать этим людям все остальное. У вас есть фотография вашего экспонометра? Нет? Ну, тогда…

— Что за нелепость!

— Я отлично знаю, как он выглядит, — отрезал Кэддок.

— Леон, позволь, я сама.

Служитель, отвернувшись, распахнул металлическую дверь. И подмигнул Норту.

— Гляньте-ка сюда!

Они прошли внутрь.

— Вы попугаев видели? Вон там, в глубине? — прошептала Саша.

Норт покачал головой.

Кэддок замыкал шествие, бурча что-то себе под нос.

Здесь, в пристройке балочной конструкции, размещался целый английский вокзал — по всей видимости, один из тех, что сгинули в ходе безжалостной модернизации шестидесятых. Каждый составной элемент, каждый фрагмент тяжелого оборудования помещался более-менее на прежнем месте — более-менее, да не совсем — билетная касса, платформа, скамейки, часы с римскими цифрами, буфет, — так что углы и пропорции были неуловимо смещены, особым образом ужаты, и, конечно же, все эти незакрепленные предметы устрашали своей неустойчивостью. Гости замешкались, отпрянули назад. Повсюду лежал тонкий слой пыли.

Кэддок словно клещами вцепился в локоть служителя. Тот стряхнул с себя его руку.

— Этот ваш приятель-коллекционер, как бы он на такое отреагировал? — промолвила Вайолет.

— В высшей степени интересное зрелище, — кивнул Норт. — Надо будет обязательно ему рассказать.

Ржавеющая, шаткая громада уже угнездилась в сознании Норта. Вот и Кэддок, сходным образом, хотя и витая где-то далеко, решил воспользоваться фотоаппаратом: снимок можно будет пустить по рукам в доказательство, что они здесь побывали.

— Об этой находке мы не трубим на перекрестках; о потере никто еще не заявлял. И кому попало, разным встречным-поперечным я ее не показываю. — Служитель побренчал ключами. — Но иностранные туристы — дело другое.

— Уфф, прям мороз по коже, — прошептала Саша. — А у вас — нет?

Норт нагнулся поближе рассмотреть птиц: североафриканские волнистые астрильды, серые попугаи (Psittacus enthacias), в том числе — чучело ракетохвостого, благородный попугай и розовый какаду с запада Нового Южного Уэльса. Клетки содержались в чистоте; воды было вдоволь.

Уже у самого выхода Кэддоки остановились. Сперва Гвен, затем Леон указали на полку с фотооборудованием. Служитель резко обернулся.

— Давайте забирайте, все что есть. Явились не запылились — и не угодишь на них! Теперь, надеюсь, вы довольны? А теперь уходите, все!

Автомобили, огни, автобусы, световые сигналы, пешеходы яркими вспышками либо с грохотом проносились мимо: коллаж «внахлест». В иные моменты улица погружалась во тьму.

— С вами все в порядке? — пригляделись спутники к Кэддокам.

— Я так перетрусила! — рассмеялась Саша.

— Уже девятый час!

За столом в гостинице оставались только Каткарты, заказавшие себе еще чаю.

— Хэлло, — приветствовал их Дуг.

Тяжело рухнув на стул и истекая потом, Кэддок поведал о злоключениях дня. Не следовало ему давать слова: он дословно цитировал соответствующие разделы из закона о государственной службе.

— Верно, все верно, — прогундосил Дуг. — Англичашки горазды нос задирать. Мы с этим не раз сталкивались.

Норт сидел молча, изучая собственные ладони. Затем вытряхнул из пузырька таблетку.

— У вас Н 20 не найдется? — спросил он у пробегающей мимо официантки. Вместе с энтеровиоформом он принимал крохотные таблетки хинина до и после еды — как контрмеру, учитывая состояние лондонских подземных трубопроводов. Ну сами рассудите: «Некоторым трубам уж не первая сотня лет пошла. Внутри небось облупились да растрескались. Так что не говорите мне, будто здесь чисто».

— Туалеты у них не ахти, — отметила миссис Каткарт, подравнивая пилочкой ногти. — Мы своим мылом пользуемся.

Чего она, то есть они, ненавидели всей душою, так это неопрятность. А чем дальше от дома, тем проблема вставала острее. Некоторым странам не помешала бы хорошая уборка. А эта ужасная вонища! Вот взять хоть Африку! Это многое говорит и о самом месте, и о его прогрессе, и о его надеждах на будущее.

Ах да, согласно последнему отчету Министерства по вопросам охраны окружающей среды, в Лондоне мух меньше, нежели в любом другом регионе Англии. В газетах все подробно прописано. Например: в среднестатистической лондонской квартире летом наличествует лишь 0,9 мухи в день. В Восточной Англии показатель — 5,7, самый высокий по стране! А теперь сравните эти цифры с Восточной Африкой! (Как насчет Алис-Спрингс? [41]) А метод подсчета очень даже прост: хорошее зрение, сосредоточенность, терпение. По всей стране в комнатах сидели наблюдатели, вооружившись карандашом и бумагой, и отмечали галочкой пролетающих мух. Да, признавали авторы отчета, многие мухи очень похожи друг на друга. И тем не менее промышленность извлечет из результатов немалую пользу, особенно для производителей аэрозолей.

Еще новости (вкратце): ДВАДЦАТЬ ЧЕЛОВЕК ПОСТРАДАЛИ В РЕЗУЛЬТАТЕ ВЗРЫВА НА ФАБРИКЕ СИФОНОВ ДЛЯ СОДОВОЙ ВОДЫ. «Более двадцати человек увезены в больницу в шоковом состоянии и с ожогами… На значительном расстоянии от взрыва окна разбились вдребезги». В газетах опубликовали аэроснимки разгромленной фабрики и бригадира: Л. Уиндхэм, 42, с характерным прищуром и заклеенным лейкопластырем носом. НОВОРОЖДЕННЫЙ БРОШЕН В МОРЕ; МАТЬ СМОТРИТ С БЕРЕГА. К месту событий кинулись репортеры. С крупноформатных газетных листов глядел гордый отец — гиппопотам Граучо, любимец публики из лондонского зоопарка (подпись под снимком: «Как насчет сигары, Граучо?»). БЕЗРАБОТИЦА ИДЕТ В РОСТ. Все как дома, никакой разницы, только в существительных ощущается некая отчужденность. Эти английские новости особого значения не имели: такие далекие, такие фрагментарные. Австралия? И слова-то такого не найдешь, даже на страницах с биржевыми сводками, мать их за ногу, заметил Гэрри Атлас. Австралия все равно что не существует. Только в Австралия-хаусе да промеж них Австралия обретала форму, естественным образом врастала в голоса и лица и в знакомые страницы их собственных газет. Но здесь? «УСОПШИЙ» СТУДЕНТ ЗАГОВОРИЛ. Любопытненько, эзотеричненько. Бильярдный стол, необходимый для понимания устойчивости и стабильности империи, вновь с нами! Парламент принимает невнятные, неактуальные законы. Ожидается кратковременное похолодание.

41

Город в центральной части австралийского континента.