Наследство Империи

Спасти положение могло бы, пожалуй, внезапное явление Адретт, но она была уже не в том возрасте, чтобы шнырять во флайере посреди урагана, и не в том состоянии духа, когда получают удовольствие от разговоров о прошлом. Эстергази – они больше Империя, чем сам экс-Император, потому что остались самими собой. Облаченные в собственное достоинство, они выглядят маленькими, одинокими и нелепыми. Особенно Адретт.

Да и сама Натали перешагнула уже критический рубеж, именуемый средним возрастом, вполне для себя уяснив, что в ее жизни не случилось и чему уже не случиться никогда. Кириллу вольно щебетать, делая вид, словно его миновало смятение духа на четвертом десятке, но сама она – иной случай. Респектабельная дама с ребенком и чувством собственного достоинства, даже будь оно трижды неладно. А что у нее вообще есть собственного, кроме достоинства?

Адретт – Адретт-Которая-Необходима-В-Любой-Щекотливой-Ситуации – совершенно неожиданно возродилась в Брюсе. Дети, усаженные с взрослыми за один стол, становятся если не невыносимы, то – совершенно незатыкаемы. Это от убеждения, что ради них-то все и собрались. Причем... в данном случае это чертовски походило на правду.

Так что оба ребенка пели дуэтом, а Натали с Харальдом переглядывались, делая выводы. Каждый – свои.

Это же кому сказать – никто не поверит. Космическая контрабанда! «Я сохранил Империю, – с комическим пафосом заявил Кирилл, – правда, в составе одного человека! Себя!» Чем себя и выдал с головой. Каждый из нас па четвертом десятке мечтает повернуть время вспять.

Где-то там, в детстве, я был счастлив.

Жалюзи на окне, выходящем на мол, Натали оставила открытыми: привычно, чтобы контролировать ситуацию. Вода струилась по окну снаружи, вдобавок стекло запотело изнутри, так что на нем можно было писать пальцем. Время от времени хозяйка поднималась, чтобы протереть его: иначе не было никакого смысла держать его открытым.

– А вам не опасно жить одной, с ребенком, в столь уединенном месте?

Задумавшись, Натали не в ту же секунду сообразила, что от нее ждут ответа.

– Людей я не боюсь. Нереида в плане преступности – заповедный галактический уголок. Взять здесь особенно нечего, если себя уважать, а буйной молодежи проще уехать и реализовывать себя в более развитых мирах, где и искушения, и соблазны. Да что я вам рассказываю!

– Угу, – согласился Кирилл с набитым ртом. – Мне уже сообщили, что даже ночных клубов тут нет.

– Не то что клубов, тут и правительства как такового нет. Одни ответственные службы.

– А погода? Вот как сегодня, к примеру?

– Наш маленький домик только выглядит неубедительно, – встрял Брюс. – Сваи у нас пласталевые и уходят в монолит, стекла – бронированные, по ним стрелять можно. Внутренняя конструкция – пористый пластик-рот. Монтируется за полчаса, а камышовая кровля и дощатая обшивка – это косметика. На Нереиде иначе не строят.

Харальд кивнул.

– Местная метеослужба очень хороша, – добавила Натали. – За двенадцать лет я не помню, чтобы она хоть раз дала неадекватный прогноз. Домик наш покрепче, чем кажется, приливы и отливы ходят в назначенное время. Опасность может представлять только торнадо или цунами. Но о движении волны нас должны предупредить заблаговременно. На площадке за домом стоит флайер, пяти минут нам для эвакуации хватит.

– А если вы не сможете взлететь?

– Тогда нас подберет коптер ЧС. Здесь это хорошо продумано: дома, как верно выразился Брюс, восстанавливаются за час, имущество застраховано. Прекрасный повод полистать каталоги и сменить обстановку. Домашних животных тут держать не принято. Ураган на Нереиде не бедствие, а часть повседневной жизни. Можно даже сказать, тут нет других развлечений.

– Вы ведь до конца были в зиглиндианском деле? – спросил Брюс. – Чем оно по правде закончилось?

– В каком смысле – по правде?

– В учебниках написано: «Объединенные силы союзников очистили сектор Зиглинды, отбросив противника к его базам, а после окончательно его разгромили». Потом пара-тройка намеков относительно «свободного волеизъявления электората Зиглинды», а дальше – снова скучная политэкономия Новой Надежды. Как оно было?

Кирилл послал Натали вопросительный взгляд, и в ответ она чуть заметно покачала головой. Для Брюса отец погиб. Бессмысленно и вредно бередить фантазию подростка: его устремлениям следует находиться в креативном русле. Учиться, искать себе место в механизме связей, пронизывающих Галактику, а не гоняться наобум в поисках артефактов минувших эпох и экзотических технологий сомнительной этической ценности. В день, когда Рубен предложил ей ключ от своей ячейки, ей стало ясно: он дал ей все, что мог. Кроме себя. В сущности, у нее не было выбора. Между будущим и прошлым выбора нет.

– В оговоренный срок Федерация прислала несколько транспортов спецназа. Знаете, из тех, кого одного запускаешь на вражеский АВ, а через сутки тебе остается только вынести трупы, залатать переборки и оформить трофейную коробку по своему ведомству. К тому времени аналитика передала разведке все возможные прыжковые векторы, и мы прижали уродов на их базах.

– А потом?

– Потом уже отрывалась ударная эскадра, а за нею – десантная. Абордажи, бои в коридорах, в отсеках, пальба, искры... Проще... да и дешевле было разнести всю их помойку в атомную пыль, но федералы дали слабину. Дескать, там детеныши и самки, конвенционное отношение к сложившим оружие, все дела. В общем, взыграл гуманизм. Впрочем, кому там было мало дела, так это перехватчикам: следить, чтобы никто не ушел.

– Что вы с ними сделали? – спросила Натали.

– Зиглиндиане, само собой, требовали полной генетической зачистки, – жестко сказал Кирилл. – С представителями союзников поладили на том, чтобы депортировать уродов на глухую кислородную планету. Там практически только камни и лес. Никаких технологий, позволяющих выйти в космос. Форма существования для них, мягко говоря, непривычная: социотехники, наши и Федерации, полагают, что несколько десятилетий побежденные будут заняты исключительно борьбой за выживание. Тем временем Федерация изучит возможность ассимилировать их в цивилизованное общество.

– То есть формально они вошли в состав Земель Обетованных?

– Получается так. Эти своего не упустят.

– А Шельмы?

– Рейнар Гросс нынче замминистра ВКС. Йоханнес Вале – помните такого? – секретарь в Министерстве тяжелой промышленности. Одно слово – Шельмы.

– А Черные Истребители? – чуть не подпрыгивая, спросил Брюс, которому про войну – подавай котелок и большую ложку, а «как мы обустраивали послевоенное пространство» – даже для рассказа не сюжет. – Они-то там были?

Кирилл разинул рот, а потом закрыл его и посмотрел на мать и деда с беспокойством.

– Ты про них откуда знаешь? Гриф «секретно» с Назгулов не снят.

Мальчишка, не сдержавшись, фыркнул:

– Есть такой фильм «Сокровища Рейна», и другой еще – «Заря над Городом Башен».

– А, этот знаю, он у меня любимый. Все время пересматриваю на «Балерине». Редкостным сукиным сыном меня там показывают. А первый, надо думать, тут, на Надежде, сняли?

– Меня вот интересует, – ровным голосом поинтересовался Харальд, – попали ли технологии изготовления Назгулов в цепкие ручонки Земель?

– Хех, ну морскому ежу понятно, что нет! – радостно развернулся Брюс. – Иначе как же осталась бы «девятка» лучшей моделью Галактики? «Одиннадцатая» у них не пошла, ее и с производства сняли.

– На это я могу ответить со всей определенностью «пет», – сказал Кирилл, делаясь серьезным и неотрывно глядя в неподвижные и темные глаза Натали. – Поскольку это от меня зависело. Ни разработчик технологии, ни его записи, ни сами опытные экземпляры в лаборатории ЗО не попали. Они их хотели, я знаю.

– Еще бы им не хотеть!

– Брюс, глянь-ка высоту воды, будь добр.

Мальчишка выказал очевидное желание быть добрым, немедленно, соскочил с кресла и высунулся на террасу. Ледяной мокрый ветер ударил в приоткрытую дверь, и мать поджала ноги.