Наследство Империи

А и не скажешь, что десять часов назад из него полкило стекла вынули. Пластика естественная, если и бережет рапы, то – неощутимо. Под свежей футболкой бинтов не видно, и выражение лица как у любого мужчины с утра пораньше: уже ходит, но еще спит.

– Норм, – решилась Натали, – у вас есть дом? Или вы всегда вот так? На коврике перед чьей-то дверью?

– Дом? Ну... дом! – На растерзанные вилкой сырники было страшно смотреть. – Да, пожалуй, что и вот так. Дом – это значит женщина, дети, без них не дом, а так логово. Пещера. А что я могу дать женщине? У меня совершенно другая точка внутреннего равновесия.

– Вам тридцать... э-э-э...

– ...семь. Странно было бы в эти годы уходить на параллельный курс. Да и незачем. Не хочу показаться хвастливым, но я в прекрасной форме. Вчера никто не сделал бы большего.

– А вы выбирали себе род занятий и стиль жизни однажды и навсегда? Вы что, не знали, что однажды вам стукнет тридцать семь?

– В двадцать лет, – сказал Норм, положив вилку и глядя собеседнице в лицо, – ты уверен, что не доживешь до столь глубокой старости,

– Мы все делаем вид, будто у нас есть выбор, – сказал он ей же, но уже в спину. – Для нас это вопрос самоуважения или, если хотите, собственной значимости. Тогда как выбора, в сущности, нет. Всегда найдется тысяча причин, почему мы должны делать то, а не это. И где-то даже проще твердо про себя знать: ты просто не можешь поступить иначе.

Ничего не слышно, зато виден каждый жест, сопровождающий каждое слово. Спорят о важном, о жизненном: женщина наклоняется, безотчетно прижимает руки к груди. И этот ореол света, внешнее проявление пылающего в ней внутреннего огня, окутывает ее, и сразу становится ясно, к чему у них идет.

Я ее теряю.

И не смотреть бы, а не смотреть нет сил. Что она нашла в этом лбе? Центнер мышц? Или, может, она думает, что он лучше ее понимает? Тоже гонится за ребенком. Или это естественное женское сочувствие к раненому? Ага, а теплая дрожь воздуха, когда они сидели там вдвоем, под конусом света, когда его еще не за что было жалеть, а я вел с Патрезе словесную партию в шахматы? Может, им было до тебя дело? Ничего подобного, ты и тогда был только шофер.

– Знаете, – сказала Игрейна сзади, с диванчика, – мне тоже хотелось, чтобы Брюс играл со мной одной. Ну, то есть, не то чтобы хотелось: такие вещи отсекаются моим контрактом. Но я иногда думала, каково это, когда хочется.

– Это как – отсекаются? – Кирилл поставил тарелку на деку и обернулся.

Девчонка сидела на диванчике с ногами и смотрела на него так, будто видела насквозь и забавлялась. Нет, ну женщины, они, понятное дело, инопланетяне. Но не настолько же!

– Как можно отсечь контрактом... ревность? Зависть? И что еще в таком случае включает этот контракт?

– Ничто не может нарушить у Мари чувство исключительности. Она должна побеждать во всех играх, лучше всех одеваться, и все мальчики влюблены только в неё, Спорим, вам знакомо, когда вас все пропускают вперёд?

– Знакомо, предположим. Но это неправильно.

– Разумеется, неправильно. Но таковы правила, против которых мы с Нормом не можем лезть. Мы можем их только обходить. Оставить отпечаток личности, скажем, который наложится на всю ее жизнь. У вас есть такой отпечаток?

Кирилл открыл рот и закрыл его.

– Сколько тебе лет? Нет, по правде?

– Технически – двенадцать. Что же до психики – вы ведь это имеете в виду? – господин отец Мари покупает только лучшее. Его мои харак... рекомендации устроили.

– И ты хочешь сказать, будто бежать вторым номером тебя не раздражает?

– Раздражает?.. Как это?

Кириллу захотелось стукнуть ее за ее улыбочку.

– У него кто-нибудь есть?

– Я не знаю. Я, – Грайни подчеркнула, – не знаю. Это, впрочем, ничего не значит. Норм – он из тех, кто называет кошку кошкой, даже если споткнулся об нее и упал.

– Как это? А!

– Если он считает, что в какую-то часть его жизни не следует совать нос маленьким девочкам, мы и не пролезем, как бы ни любопытствовали. У его контракта тоже есть свои непреложные условия.

– Да-да, я понял, папенька Мари покупает только лучшее. А мне, – решил капитан, ощутив прилив крови к ушам, – этот хмырь по барабану.

– Норм – он хороший.

– Даже слишком. Эй! Идите сюда, я тут ночью кое-чего подсчитал. Вам будет интересно.

Прибежали как миленькие. Игрейна потеснилась на диванчике ради Норма, а Натали прихватила с собой табуретку. Так. О главном надо думать, капитан, о деле, а не радоваться, что диванчик тесен для троих и вот эти двое хоть сейчас не оказались рядом, не соприкасаются плечами и бедрами, обдавая друг дружку жаром.

– Я сразу отказался от мысли, что тут записан код гиперсвязи, – начал он. – Не так уж много в Галактике трансляторов гиперроуминга, и все они контролируются правительствами. Ну, или почти все, если вспомнить Патрезе. В любом случае едва ли посредник может рассчитывать, что у того, кто исполнил заказ, есть выход на связь нужного уровня. Получить-то сигнал можно на любом стандартном устройстве, но упаковать и отправить – для этого нужна станция.

Норм сделал жест, подразумевающий, что технология ему известна.

– Патрезе располагал таким выходом.

– Больше не располагает. И, к слову, если я понял правильно, МакДиармид не собирался пользоваться техническим парком своего старшего партнера. Он назвал детей «своей удачей». Значит, у него есть возможность выйти на покупателя самому. И эту информацию он вычитал в тех же цифрах, которые сейчас у нас на руках. Я все же проверил по справочнику: под такими кодами обитаемые секторы не числятся.

– Это же ничего не значит, – сказала Натали неуверенно. – Вспомните... двенадцать лет назад на Зиглинду напали именно из такого сектора. Того, что считался пустым и использовался как свалка. Станционная форма жизни. Да что там: достаточно прыжкового корабля...

– ...и он будет висеть в ожидании, вдали от всех баз, пока некий Брюс Эстергази не попадет в руки людей, которые не против его продать? Мой мозг отказывается воспринимать великую ценность подобной сделки. Не могу сказать, что такие вещи не практикуются, когда надо передать левый груз или диктатора в бегах. Но это не делается без предварительной договоренности.

– А не могут это быть сами координаты точки выхода?

– Я не знаю ни одной системы, которая могла бы представить их таким образом, а я знаю их все, поверьте.

– Но вы не позвали бы нас, если бы у вас не было никоей идеи, не так ли?

– Вы, Норм, ловите мои мысли на лету. Это, конечно, удобно, но – настораживает. У вас сейчас есть шанс рассказать нам правду. Мы ничего о вас не знаем, кроме того, что вы до невозможности круты. Колитесь.

Торжествующим жестом Кирилл сложил руки на груди. Тому некуда отступать. Некуда!

– До определенного момента моя история не представляет для вас интереса, – медленно произнес Норм, – Я несколько лет провел в тренировочных лагерях. По результатам тестирования был включен в состав особого подразделения Федерации. В реальные боевые действия вступил во время зиглиндианского конфликта. Наше прибытие спасло планету от уничтожения конкурирующей формой жизни.

– Я до сих пор полагал, что Зиглинду спасла стойкость и беспримерный героизм ее Вооруженных Сил, а также нестандартность некоторых решений руководства,

– Вооруженные Силы у них были что надо, – согласился Норм. – И Назгулов, – Натали вздрогнула, – я видел в деле. Впечатлен, что и говорить. Но к моменту нашего прибытия ВКС Зиглинды были настолько истощены, что могли держать только оборону близкого радиуса.

– Да вы бы еще дольше шли!..

– Наше прибытие позволило перенести бои на территорию противника.

– И ЗО на этом неплохо заработало, угу.

– У нас не политический спор, господа, – вмешалась Натали с отчаянием в голосе. – Там все закончено, слава высшим силам.

– После Зиглинды участвовал в спецоперациях против сепаратистов на Лорелее, Патриции и Ясоие.