Долина Новой жизни

– Вы не имеете права ослушаться меня! Я заставлю вас повиноваться. Я здесь правитель! Как ученый, вы ничего не сделали такого, что могло бы поколебать мой авторитет. Все, что сделано в Долине, сделано моими руками, моей головой.

Куинслей встал, кулаки его сжимались. Но гнев отца разбивался об упрямство и непреклонность сына. Эти два человека были похожи не только внешне, они обладали одинаковыми характерами. Они не легко уступали.

– Тогда скажите, – хрипло проговорил Роберт, – что я должен здесь делать?

– Повиноваться мне! – крикнул Куинслей.

– Повиноваться вам… Больше ничего?

– Да, больше ничего!

– Простите, отец, на это я не способен! – Роберт уловил взгляд, брошенный на него Максом, и поспешно добавил: – Я не способен только повиноваться, но я постараюсь не раздражать вас. Быть может, когда-нибудь вы убедитесь, что я прав.

Куинслей, ничего не говоря, повернулся к нему спиной. Роберт постоял несколько минут и, видя, что отец не желает возобновлять разговор, вышел из комнаты.

Время залечивает глубокие раны. Страдания и отчаяние мадам Гаро сменились тоской и печалью. Она проводила все свое время в одиночестве, предаваясь горьким размышлениям. У нее не хватало энергии, чтобы заняться каким-либо делом. Читать она не могла. Десять раз подряд прочитанная страница оставалась непонятой ею. Все домашние дела, от которых нельзя было освободиться, она исполняла машинально. Семейство Фишер не привлекало ее, и за несколько месяцев она побывала у них всего два-три раза. Фрау Фишер оставила попытки привлечь ее к своему семейному очагу и сама перестала ходить к ней.

Полное одиночество было нарушено однажды лишь приходом Мартини. Он давно собирался побывать у мадам Гаро, но почему-то откладывал это посещение. Встреча их вышла какой-то странной; они не знали, что говорить. Касаться старого не хотелось, нового общего у них не было. Они просидели с полчаса, обмениваясь ничего не значащими фразами. Анжелика не посвятила его в свои планы, а Мартини ничего не сказал о своей жизни в Высокой Долине. Расставшись, оба вздохнули с облегченьем. Мартини дал себе слово, что он не скоро явится сюда с визитом.

Последние дни погода сделалась невыносимой. Дул холодный ветер, темные тучи ползли по небу, посылая на землю бесконечные каскады дождя. Темнота в комнатах, неумолчный стук крупных дождевых капель в окна и раздражающий вой ветра могли бы привести в уныние каждого.

Анжелика пробовала выходить на улицу, чтобы подышать воздухом, но скоро возвращалась обратно – даже непромокаемый костюм оказывался не в состоянии защитить от дождя, а ветер сбивал с ног.

Когда, наконец, терпеть стало невозможно, наступила резкая перемена: с утра на небе не было ни облачка, солнце грело по-летнему. Быстрая смена погоды всегда сильно действует на человека. Анжелика чувствовала какое-то непонятное оживление, закрадывающееся к ней в душу. То и дело она посматривала в окна. Ее беспокоило предчувствие чего-то, что должно было случиться непременно сегодня. Вдруг взор ее выразил удивление, беспокойство, ненависть: к крыльцу подкатил небольшой щеголеватый автомобиль. Из него выпрыгнул Макс Куинслей. Он захлопнул за собой дверцу и некоторое время стоял, стягивая со своих рук длинные кожаные перчатки, потом бросил их на сиденье автомобиля и не торопясь направился к дому. Мадам Гаро неслышными шагами скользнула в гостиную и, усевшись на маленьком диванчике, приняла самую непринужденную позу. Когда вошел Куинслей, лицо ее имело такое выражение, будто она впервые видела его.

Макс остановился у двери.

– Я давно собирался к вам, мадам, я знал, что ваши нервы несколько успокоились, но я знал также, что мой визит не особенно вам желателен.

– И все-таки пришли, – нервно рассмеялась Анжелика.

– Если желаете, я уйду.

– Нет, нет, – поспешно произнесла молодая женщина, – я давно ждала вас.

– Вы? Меня?

– Если я вынуждена остаться в Долине, то, конечно, я не могла предполагать, что не увижусь с вами.

– Другими словами, вы хотите сказать, что были готовы к моей назойливости.

– Прошу вас, садитесь, мистер Куинслей, – Анжелика приветливо улыбнулась. Макс сел на маленькое кресло рядом с круглым столиком; его высокая фигура с длинными ногами казалась в этом положении неуклюжей.

– Сегодня я приехал к вам только потому, что более не мог бороться со своим желанием видеть вас. Но вы не бойтесь, я буду вполне корректен. Я прошу – отнеситесь ко мне без особого предубеждения, как ко всем.

– Вы хотите от меня очень многого, – сказала серьезным тоном мадам Гаро.

Лицо Куинслея выразило недоумение.

– Безразлично относиться к людям – самая трудная для меня задача. Или они мне нравятся, или я их ненавижу.

– В таком случае, вы меня ненавидите?

– Мистер Куинслей, вы так легко умеете проникать в мысли людей!.. Я ненавидела вас за ваше прежнее отношение ко мне, вы в этом сами виноваты, но я всегда интересовалась вами как человеком глубокой мысли, широких планов и бесконечных возможностей.

– Это для меня ново, – сознался гость.

– Потому что вы со мной никогда не говорили на серьезные темы. Вы видели во мне только женщину. Вы забывали, что я вращалась среди людей, делившихся со мною общественными и политическими новостями. Я жила в сфере искусств и науки.

– Я очень виноват перед вами, – просто сказал Куинслей. – Извинением мне может служить то чувство, которое я питал к вам, оно затемняло мой разум.

– Я готова вас простить, так как верю, что это не повторится. Ну, расскажите, мистер Куинслей, – сказала она совершенно другим, деловым тоном, – что нового происходит в Долине? Что вы задумали? Над чем трудитесь?

Куинслей встал. Маленький стул казался ему неудобным.

– Можно ли изложить в нескольких словах то, что давит меня своей тяжестью? Препятствия вырастают перед нами, как горы, мы всходим на вершину одной, чтобы увидеть перед собой следующую… Но мы все преодолеем. Я вижу уже вдали заманчивую гладь, по которой мы понесемся вперед без всяких помех, к вечному блаженству и счастью на земле.

– Я вижу, вы экзальтированный человек.

– Я – вождь, а вождь не может быть не экзальтированным, – сказал Макс таким же приподнятым тоном, как раньше. – Я верю в свое дело и хочу, чтобы в него верили все.

Он приблизился к мадам Гаро; уставившись своим проницательным взором прямо ей в глаза и молитвенно приподняв кверху руки, воскликнул:

– О, если бы вы могли проникнуться моей верой! Энергия и настойчивость мои возросли бы безмерно. Мне нужна чья-то поддержка… Иногда нападают минуты уныния…

Лицо мадам Гаро не выражало сочувствия, она холодно усмехнулась.

– Если вам удастся втянуть меня в ваши дела, может быть, я смогу быть вам хорошей помощницей.

– По этому поводу я как раз и приехал. Я предлагаю вам переселиться поближе к моей лаборатории. У вас будет чудная квартирка, значительно лучше, чем эта. Вам предстоит работа, которая увлечет вас. Мои планы грандиозны. Ваше участие в великом строительстве будущего мира изменит ваши взгляды. Я призываю вас быть мне помощницей.

– Я польщена, но я не представляю себе, чем могу оказать вам помощь при моих слабых силах.

– Об этом – потом. Теперь вы должны дать только свое согласие. Заметьте, я не неволю вас.

Ожидая ее ответ, Макс отошел к окну.

– Я согласна, – твердым голосом сказала молодая женщина.

– Итак, через несколько дней вы переезжаете на новую квартиру.

– Прекрасно!

– А теперь, – весело заговорил Куинслей, – я сделаю вам еще одно предложение. Не желаете ли прокатиться со мной на автомобиле? Собственно говоря, это совсем не автомобиль. Новое изобретение. Мы называем его универс. Когда мы выйдем, я вам все покажу и объясню. Посмотрите только, какой красавец!

Анжелика подошла к окну и бросила рассеянный взгляд на автомобиль. Он был узок, длинен, с высокими бортами и на высоких тонких колесах. Верх его был откинут, а нос приподнят, так что он напоминал лодку, поставленную на колеса.