Темные объятия

Сам трон Артемиды был не столько роскошен, сколько удобен: он напоминал огромный шезлонг, при необходимости легко раскладывающийся в кровать; на нем было разбросано множество мягких пухлых подушек с золотым шитьем и кистями.

Лишь двум мужчинам было позволено входить в этот храм: Аполлону, брату-близнецу Артемиды, и Ашерону.

Но от этой чести Эш бы с радостью отказался.

Артемида лежала на боку в непринужденной позе, положив голову на скрещенные руки, покоящиеся на подлокотнике. Она была в простом белом пеплосе, почти не скрывавшем очертаний ее великолепного тела. Сквозь полупрозрачную ткань бесстыдно просвечивали набухшие вишенки сосков. Короткий подол позволял заметить темно-рыжий треугольник между ног.

Она соблазнительно улыбнулась и этим вновь привлекла внимание Ашерона к своему безупречно прекрасному лицу. Длинные рыжие кудри ее пламенели огнем, — и сияли устремленные на Ашерона зеленые глаза.

Глубоко вздохнув, Эш твердыми шагами подошел к трону.

Артемида вопросительно подняла безупречно выгнутые брови:

— Что такое, Ашерон? Ты выглядишь гордым и свирепым: ни в позе твоей, ни в лице я не вижу обещанной покорности. Может быть, мне забрать душу Тейлона назад?

Ашерон не знал, способна ли она на это, но предпочел не проверять. Однажды он назвал Артемиду лгуньей — и сожалел об этом всю оставшуюся жизнь.

Он сбросил с плеча рюкзак и поставил его на пол. Затем снял кожаную куртку, аккуратно сложив ее, положил на рюкзак; опустился на колени, положив руки на обтянутые кожей бедра, опустил голову и, стиснув зубы, застыл в позе унижения и покорности.

Артемида соскользнула с трона и приблизилась к нему.

— Благодарю тебя, Ашерон! — проговорила она, неслышными шагами обходя его и приближаясь к нему сзади. Провела рукой по его волосам, вернув им природный золотой цвет и расплетя косу, так что освобожденные кудри рассыпались по плечам.

Артемида откинула волосы с его левого плеча и устремила взор на обнаженную шею. Провела по ней длинным острым ногтем. От этого прикосновения Ашерон вздрогнул.

А затем она сделала то, что Ашерон больше всего ненавидел.

Согрела его затылок своим дыханием.

Ашерон подавил в себе желание отстраниться. Кому, как не ей, знать, как и почему он так ненавидит ощущать чужое дыхание у себя на затылке! Этой жестокостью она напоминала ему о том, каково его место в ее мире.

— Ты, Ашерон, быть может, думаешь, что я наслаждаюсь, подчиняя тебя своей воле. Но это не так. Куда приятнее мне было бы, если бы ты приходил ко мне по собственному желанию — так, как бывало когда-то.

Эш прикрыл глаза, припоминая те давние дни. В то время он ее любил. Он нетерпеливо спешил к ней, а едва расставшись, сразу же ждал новой встречи.

Он верил в нее — и отдал ей то, чего не дарил никогда и никому: свое доверие.

Она была для него целым миром. Его убежищем. Она впустила его — одинокого, бесприютного — в свою жизнь и показала ему, что значит быть желанным.

Вместе они смеялись и любили друг друга. С ней он делился тем, чем не делился ни с кем и никогда — ни прежде, ни потом.

Но однажды — тогда, когда она была ему всего нужнее, — Артемида повернулась к нему спиной и ушла, оставив его умирать в муках. И в одиночестве.

В тот день она растоптала его любовь. Ашерон понял, что Артемида ничем не отличается от его родителей и, в конечном счете, презирает его так же, как и они.

Он ничего для нее не значит.

И никогда не значил.

Поначалу горькая правда была невыносима, но прошло много столетий — и Ашерон с ней свыкся. Привык к тому, что для нее он — просто любопытная диковинка. Непокорный зверек, которого она то ласкает, то пинает ради собственного развлечения.

Еще один ненавистный жест — Артемида опустилась на колени у него за спиной, касаясь коленями его бедер. Положила руку ему на плечо, провела пальцами по сложной татуировке в виде птицы.

— М-м-м! — промурлыкала она, зарывшись лицом в его волосы. — Что в тебе такого, что я так тебя хочу?

— Не знаю. Если поймешь, — пожалуйста, скажи мне, и я постараюсь от этого избавиться.

Острые ногти богини впились в его тело.

— Мой Ашерон! Суровый, непокорный...

Одним движением она разорвала на нем

футболку и отбросила ее прочь.

У Эша перехватила дыхание, когда Артемида прижалась грудью к его спине и положила руки на его обнаженную грудь. Как обычно, тело предало его, откликнувшись на ее зов. По коже его побежали мурашки, внутри что-то туго сжалось, а чресла затвердели.

Обжигая ему шею горячим дыханием, Артемида пробежала языком по его ключице. Ашерон склонил голову набок, чтобы ей было удобнее. Руки ее меж тем торопливо расстегивали на нем кожаные штаны.

Дыша тяжело и неровно, Эш ждал. Он знал, что будет дальше.

Освободив его набухшее мужское орудие, Артемида сжала его в своих ладонях.

Не прекращая дразнить его шею языком, правой рукой скользнула к самому кончику его естества и принялась поглаживать, пока он не затвердел до боли. Ашерон застонал, когда ее левая рука скользнула вниз и начала ласкать источники его мужской силы, а правая между тем не переставала играть с членом.

— Ты такой большой, Ашерон! Такой мощный! — хрипло шептала она, увлажняя член его же собственной влагой и лаская еще быстрее. Еще сильнее. — Как я люблю держать тебя в руках! — Она глубоко вдохнула. — Как мне нравится твой запах! — Она зарылась лицом ему в плечо. — Звук твоего голоса, когда ты произносишь мое имя! — Пробежала языком от плеча до шеи. — Краска гнева и возбуждения на твоих щеках!

Она прикусила мочку его уха.

— Твое лицо, когда ты изливаешь в меня свое семя!

И, плотно прижавшись грудью к его спине, прошептала в самое ухо:

— Но больше всего ты мне нравишься

на вкус!

Эш напрягся, ощутив, как в его шею впиваются острые клыки. Миг — и боль сменилась острым чувственным наслаждением.

Она ласкала его все быстрее и быстрее, а он покачивался в такт ее движениям. Кровь его сливалась с кровью Артемиды: он чувствовал ее, чувствовал, как струится сквозь него ее сила, — и это наслаждение соединяло их надежнее и крепче, чем секс.

Голова у него шла кругом: он уже ничего не видел и не чувствовал, кроме Артемиды. Ее требовательных рук, ее жаркого дыхания, ее сердца, бьющегося в такт с его собственным.

Ее наслаждение передавалось ему. На какой-то миг они слились в единое существо, связанные друг с другом нитями, недоступными воображению смертных.

Он ощущал ее желание. Ее жажду овладеть им целиком — его телом, умом, сердцем. Он тонул в этой жажде, он блуждал в диком лесу ее страсти — и боялся, что уже не сможет вернуться домой.

В

мозгу слышался ее вкрадчивый шепот:

«Кончи для меня, Ашерон. Отдай мне свою силу. Свою

мощь. Отдай мне всего себя»

.

ду—и,

Выбора у него не было — и оставалось лишь дать ей то, чего она так хотела.

Эш запрокинул голову и зарычал; тело его сотряслось в мощном экстатическом оргазме. А она все наслаждалась его кровью, жадно впитывала в себя его силы и само его существо.

Он принадлежал ей. Что бы он ни думал, что бы ни чувствовал, чего бы ни хотел, — он всегда будет принадлежать ей.

Дрожа и задыхаясь, Ашерон откинулся назад — и долго смотрел, как по его груди стекает тоненькая струйка крови...

Эпилог

Три месяца спустя