Только любовь!

— Твое тело. — Его голос звучал хрипло, он сам уже почти сгорал от желания. Но ему нужно было больше информации. Он столько всего не знал о ней!

— И это все? — спросила Виктория чуть слышно. — Губы, волосы, тело?

У него перехватило дыхание. Все усложнялось. Не слишком ли много он сказал?

Мигель понимал, что своим молчанием оскорбляет ее. Он видел, как подрагивают ее пальцы, трепещут ресницы, как часто вздымается грудь. Она боролась с собой, чтобы не вспылить, чтобы оставаться спокойной. И все же он продолжал молчать, обдумывая, взвешивая, анализируя свои слова, поступки, ответную реакцию собственного тела.

Если он раскроет себя, Виктория изменится на глазах. Спрячется в свою раковину, перестанет быть собой. Его же цель состояла как раз в том, чтобы понять, какова она на самом деле. Не важно, понравится ему результат или нет. Он стремился найти правду, чтобы выяснить, на ком Луис да Фонтена-Виллас хотел женить своего сына. И сможет ли тот исполнить последнее желание отца.

Но вопрос о браке не имел ничего общего с томящим его вожделением. Мигель хотел ее, и его тело изнемогало от сладкой муки.

Она должна была быть невинна.

Он должен был стать хорошим мужем.

Из них должна была бы получиться хорошая пара.

Но по злой иронии судьбы, ничто не было так, как должно быть.

— Нет, — мягко сказал Мигель, лаская ее взглядом, который красноречиво описывал ей, что бы он сделал, представься ему такая возможность. — Я не только хочу твое тело. Я хочу и твою душу тоже.

Виктория поежилась от столь откровенного ответа. У этого мужчины был твердый, решительный голос, а когда он признался, что хочет ее, она почувствовала себя так, словно Мигель нанес ей очередное оскорбление…

Застыв от потрясения, девушка в упор посмотрела на него. Это была еще одна ошибка, совершенная ею в эту полную ошибок ночь.

Еще ни разу до этого она не находилась так близко от мужчины. Ни разу не позволяла себе смотреть кому-либо в глаза так прямо и открыто. И сейчас это выглядело не просто интимно, это было мучительно.

Темные глаза Мигеля обладали неземной магической притягательностью. Холодные. Умные. Проницательные.

Виктория непроизвольно облизнула губы. В этот момент его глаза сузились, и ей вдруг показалось, что душа покинула ее тело.

Столик был слишком маленький. Они сидели слишком близко. Все окружающее их вдруг сосредоточилось только в одном человеке — Мигеле.

Виктория содрогнулась в ознобе, опустила голову и хрипло выдохнула. Ее кожа покрылась мурашками, а соски груди затвердели. Это было странно и непривычно.

Мигель чуть изменил позу и дотронулся под столом своим коленом до ее колена. Виктория судорожно вздохнула и отодвинула ногу, затем свела колени и с силой прижала их друг к другу, пытаясь таким образом остановить волну желания.

Этот мужчина действовал на нее возбуждающе с самого начала, и теперь все внутри нее полыхало. Одно прикосновение — и она напряглась, на лбу выступила испарина.

Подняв голову, Виктория опять встретила взгляд Мигеля. Выражение его лица стало менее жестким — то ли из-за тепла, засветившегося в глазах, го ли оттого, что очертания его рта утратили былую суровость. И ей до боли захотелось его поцеловать, отведать вкус его губ.

Она столь многого не знала! Так много жаждала понять! Например, почему, казалось бы, обычные мужские губы могут настолько поразить воображение, что заставляют снова и снова представлять их мягкость и нежность.

— Вы хотите мою душу? — прошептала Виктория, изо всех сил желая, чтобы это было правдой. Никто еще не стремился узнать ее по-настоящему.

Однако он по-своему истолковал ее слова и поинтересовался:

— Считаешь это невозможным? — И улыбнулся, глядя ей в глаза.

Но, как ни странно, улыбка не придала его смягчившемуся было лицу еще большей мягкости. Наоборот, он выглядел так, словно бросал ей вызов.

Виктория почувствовала слабость в коленях. Хорошо еще, что она сидела, а то непременно упала бы. Теперь ей стало еще неуютнее, чем раньше. Сердце тяжело билось. Горло пересохло. Грудь словно сдавило железным обручем. Девушка ощущала себя взволнованной и возбужденной как никогда прежде. Но охватившие ее чувства никак нельзя было назвать приятными.

Они были угнетающими, даже болезненными.

Неужели это именно то, чего я хотела? — обеспокоенно подумала Виктория.

— Похоже, тебе надо выпить, — произнес Мигель, усмехнувшись, и подался вперед, чтобы наполнить ее бокал вином.

Виктория поняла, что действительно испытывает жажду, ту жажду, от которой молча страдала все эти годы. Она жаждала сделать то, чего не сделала в силу каких-либо причин, узнать еще не узнанное, понять еще не понятое. Стать кем-то большим, чем она есть.

— Пей, — сказал Мигель, снова вальяжно откидываясь на спинку стула.

Если бы все было настолько легко, вздохнула она и поморщилась, когда взяла бокал. Но почти сразу же поставила его обратно.

— Не могу. — Почему?

— Должно быть, от волнения. — В глазах девушки слабо мерцали отсветы свечи.

Мигель находил Викторию очень сексуальной, когда она сидела за фортепиано в каком-нибудь облегающем, открытом или полупрозрачном наряде. Но он ошибался. Не было ничего более сексуального, чем слушать ее чистый голос, смотреть на ее губы, каждое движение которых походило на легкий поцелуй. Вот и сейчас она, не подозревая об этом, послала ему несколько поцелуев. Его так и подмывало протянуть руку, поймать их в ладонь и приложить к груди, к самому сердцу.

Откровенность Виктории тронула его.

— Что тебя беспокоит? — участливо спросил Мигель, наливая вино в свой бокал, чтобы отвлечься от ненужных мыслей.

— Вы.

Он поднял глаза и заметил мгновенную вспышку в ее взгляде. Нервы сдают, подумал он тревожнее, чем ранее.

— Нет, не я.

— Нет, именно вы. — Виктория вздохнула и на мгновение прикрыла глаза. — Вы не похожи на большинство мужчин. Я знаю, — добавила она, открыв глаза, и дотронулась кончиком языка до верхней губы.

Мигелю показалось, что воротник рубашки впился в его шею. Он обнажил ровные белые зубы в фальшивой улыбке, думая, что придется очень постараться, чтобы удержать ситуацию под контролем.

— Каковы же эти мужчины?

— Безобидны. Легки и просты в общении.

— Я такой же.

Виктория нервно рассмеялась.

— Вы ужасны. Просто невыносимы.

— Возможно. — Внезапно Он протянул руку и провел ладонью по лицу Виктории, глядя в ее широко раскрытые, настороженно смотрящие глаза с затаенной усмешкой. Ее щека была прохладной, нежной, как бархат, и гладкой, как шелк. — У тебя замечательно свежая кожа, малышка, и прекрасный звонкий смех. Тебе следует чаще смеяться.

Виктория вспыхнула и отвела взгляд, вспомнив, что они находятся в ресторане. Подошедшие официанты принесли тарелочки с сыром и трюфелями на десерт.

Внезапно она поняла, что ее волнение и нервозность прошли, уступив место спокойной уверенности в себе и блаженному покою. Казалось, настроение Мигеля тоже улучшилось, его взгляд снова потеплел, и он неожиданно принялся рассказывать ей о себе. А девушка с радостью отдалась почти забытому удовольствию — наслаждению вкусом хорошо приготовленного блюда.

Сидя здесь, наедине с Мигелем, в этом уютном ресторане в сердце Парижа, Виктория подумала, что это один из тех вечеров, когда самая ничтожная мелочь кажется жизненно важной.

Безупречная белая скатерть была гладкой на ощупь. Свеча на столике горела ровным теплым пламенем, отбрасывая розоватые блики на дорогую посуду и серебряные приборы. Романтичность обстановки дополняла полная луна за окном.

Виктория слушала Мигеля, играя с бокалом в руках. Он рассказывал о своей работе, о Штатах, о динамичном Нью-Йорке. Ей нравились звук и сила его голоса. Она знала, что улыбается, слушая его.

— Вы так долго прожили в Америке, — произнесла она, не сводя с него глаз. — Наверное, чувствуете себя там как дома?

— Трудно сказать. — Мигель едва сдержался, чтобы не поцеловать ямочки, выступающие в уголках ее рта при улыбке. — Наверное, да. А ты?