Слово дворянина

На площади, что пред шахским дворцом, посольство ждали богато разодетые ханы, султаны и иные приближенные шаха. Как ступил наземь посол русский, князь Григорий Алексеевич Голицин, все ему поклонились, а люди подлого сословия пали ниц, коснувшись лбами земли.

Григорий Алексеевич в ответ тоже поклонился да по ступенькам на крыльцо степенно взошел. А за ним приближенные его и слуги, что подарки, шаху назначенные, внесли.

Яков Фирфанцев да многие иные из посольства внизу ждать остались. Стояли да на солнце парились, какое в краях персиянских зело зло греет!

Стоял Яков да на дворец, где жены шаха обитали, косился — неужто верно у него столь жен?.. Как же он с ними управляется-то, когда и с одной девкой, коли она молода да горяча, сладить мудрено? А тут их, может, тыща! Или он секрет какой знает или снадобье особое имеет?.. Вот бы ему про тот секрет разузнать да снадобье то раздобыть!..

Да еще думал — взглянуть бы на девок тех, персиянских, хоть одним глазком — может, они необыкновенные какие — при двух лицах али трех грудях, что их никому не кажут, а тем, что их увидели, головы рубят?

Да где там взглянуть — коли голова на плечах одна. Было бы две — может быть, одну и не пожалел!..

Печет солнце, аки огонь сковороду, отчего мысли бесовские в голову лезут.

А вот бы и на Руси правило такое ввести, чтобы не с одной девкой всю жизнь жить, а с двумя или даже поболе. Вот славно-то было бы, хоть и грех то смертный!..

Все солнце это, солнце!..

Наконец вышел из дворца толмач и распорядился гостей в палаты, им предназначенные, вести, дабы они с дороги отдохнули.

Внутри дворца тень да прохладца. В залах пруды устроены, в которых рыбы золотые плавают. Вместо диванов — ковры мягкие по полу расстелены, на коврах — подушки. Пред подушками подносы стоят с яствами.

Как лег Яков на те подушки, так нега его одолела.

Прикрыл глаза да, не заметив как, заснул.

И приснились ему ядреные русские девки в сарафанах с кокошниками, коих у него не одна, а сто, и все они к нему ластятся, ласковыми словами называют, и все-то они ему не полюбовницы, а жены законные!..

Такой сон — что век бы не просыпался!..

Да только пришлось!..

Глава XI

И все же непонятно, как могло быть, чтобы восемь здоровенных ящиков, ценой в миллиард, вдруг взяли да пропали! Чай не иголка!..

Как же это все было-то?..

Уж не так ли...

На стрелке звонко свистнул паровоз. Машинист, наполовину вывалившись в раскрытое окошко, глянул назад. Стрелочник дал отмашку. Машинист тут же занырнул обратно, задвинув стекло. Паровоз дрогнул, пустил струю пара в морозный воздух, прокрутил на обледеневших рельсах колеса. Попятился, сдал назад, к пакгаузу, толкая вперед себя единственный вагон.

— Стой!

Помощник машиниста выскочил из кабины, сбросил сцепку, побежал обратно в жар нагретой от топки паровозной будки. Мотаясь на стрелках, черный паровоз в клубах дыма побежал в депо к Николаевскому вокзалу.

Подле вагона столпились, переминаясь в снегу, солдаты комендантского взвода.

Кто-то, с баулами и чемоданами наперевес, лез через рельсы.

— Куды прешь?! А ну — стой! Человек с баулами удивленно замер.

— А ну — пшел отсель! Не вишь — груз воинский!..

Сбили засов, токнули в сторону дверь. Подошел комендант, глянул внутрь. В вагоне, поставленные рядком, стояли деревянные ящики.

— Храпцов!

— Я, ваше благородие! — подскочил солдат.

— Займешь пост. Никого сюда без меня не подпускать. Да смотри, сам внутрь не суйся. Понял ли?

— Так точно, ваше бродь! — рявкнул солдат. Комендант, глядя на ящики, лениво думал о том, что опять ему не повезло, что угораздило же под самый конец дежурства получить литерный груз.

— Коновалов!

— Я!

— Сбегай, глянь, там по дороге никто не едет?

Хотя и бежать уже не нужно было, и так отсюда слыхать, как гудят, чихают моторы и надетые на колеса цепи скребут лед дороги.

К пакгаузу подкатили грузовики.

На открытом сиденье сидели, закутавшись от ног до самых макушек в тулупы, нацепив на глаза огромные, в пол-лица, очки заледеневшие шоферы. В кузове первой машины сидели, нахохлившись, на корточках, прижимаясь друг к другу, солдаты.

— Вы, что ли, за литерным? — обрадованно спросил комендант.

— Так точно! — козырнул ему соскочивший с переднего сиденья розовощекий прапорщик, скидывая с головы башлык.

— Ну тогда забирайте.

— Слушай мою команду! — звонко крикнул прапорщик. — Прыгай в вагон и грузи ящики в авто! Да не зевай мне!

Солдаты посыпались на снег, запрыгнули в вагон, крича и ругаясь, потащили из него ящики. Трое толкали их вниз, четверо принимали и отволакивали к грузовикам, запихивая через откинутые задние борта внутрь.

Один.

Другой.

Третий...

Восьмой.

— Все?

— Все!

Комендант на всякий случай заглянул внутрь. Вагон был пуст.

Машины, натужно гудя и стреляя сизым выхлопом, разворачивались и выползали на дорогу.

Какой груз они приняли, откуда и куда его увозили, комендант не спрашивал. Не интересно было. Да и много тогда разных грузов было — про все не упомнить.

Грузовики, встав друг за дружкой, отъехали от пакгауза...

Все...

А более комендант и еще один найденный следователем солдат, что тоже присутствовал при разгрузке, ничего сообщить не могли.

Ни фамилии прапорщика, ни нижних чинов, ни что это были за грузовики, ни какие у них были номера... Ничего! Будто и не было тех машин, и шоферов, и конвоя!

И куда их повезли? В Кремль, где они канули, как в омуте?

Или куда-нибудь еще?

Да и довезли ли?

А может, и не было никаких украшений вовсе, а одни только пустые ящики? Ведь что в них было, и было ли вообще, никто доподлинно не знает! Может, кирпичи или камни? Может, драгоценности те ранее похитили, еще в Петербурге? А ну — ежели так!!!

И три восклицательных знака!

... А ну — ежели так!!!

«И три восклицательных знака!» — перечел он еще раз написанную на полях допроса чернильную пометку.

«Черт возьми, а этот Фирфанцев был въедливый парень!..» — похвалил про себя Мишель-Герхард фон Штольц того, из далекого прошлого, следователя.

Забавный документ.

Жаль, что никчемный.

К разгадке он его, увы, никак не приближает.

И Мишель-Герхард фон Штольц с легким сердцем сдал папку с бланком допроса и синими штемпелями архивного спецучета обратно в хранилище.

Как сдавал до того сотни других.

Где же найти зацепку?..

Глава XII

Все было в точности, как тогда, на Хитровке!

В глаза Мишелю глядел направленный на него револьвер. Будто зачарованный, смотрел он в маленькую черную дырочку, из которой сочился сизый дымок! Там, внутри, в латунном цилиндрике пряталась смерть. Его смерть.

Он увидел, как медленно-медленно стал проворачиваться барабан... А это значит, что стрелок жмет на спусковой крючок пальцем, отчего курок отходит назад и через мгновенье, сорвавшись, ударит жалом, наколов капсюль вставшего против него патрона, после чего прозвучит выстрел! Но это мгновение было для Мишеля равно целой вечности...

Надо бы упасть, как-то замедленно, тягуче подумал Мишель, не в силах стронуться с места. Так, наверное, чувствует себя мышь, заметившая перед собой удава.

Он уже знал, что последует дальше, он уже испытал это — из дула выскочит клубок пламени, и в лицо ему ударит будто пудовой кувалдой, опрокидывая навзничь... И все, и мгновенная темнота!.. И смерть!..

И верно, из дула полыхнуло огнем, и его будто ударило пудовой кувалдой. Но почему-то не в лицо, а в бок!..

Мишель со страшной силой отлетел в сторону и ударился головой о стену, отчего в глазах его потемнело.

«Это смерть?..» — успел подумать он...

И успел услышать, как позади него кто-то сдавленно вскрикнул.

И все — и темнота!..

Он пришел в сознание через несколько секунд. Открыл глаза и ничего не увидел. Он лежал сбоку от двери, уткнувшись лицом в стену.