Страница 3 из 115
— У тебя теперь свой туалет. Ты что, забыл? — Она нажала другую кнопку, и часть стены отошла в сторону.
Ничего не ответив, я вошел внутрь.
Выйдя, я застал в кабинете Джорджа, который с бокалом в руках расхаживал по кабинету и глазел по сторонам. Мы пожали друг другу руки.
— Ну как, Джордж? Что ты об этом думаешь?
Он улыбнулся, допил виски, поставил пустой стакан на стойку бара и сказал:
— Да, еще парочку фотографий голых дамочек на стену — и будет точь-в-точь то заведение, о котором ты упомянул.
Я допил виски, и мы отправились обедать в «Английский Гриль». Мне не хотелось идти к Шору, потому что там полно народа, а он не хотел идти в «Радугу», потому что это слишком высоко, так что мы сошлись на «Английском Гриле». Ресторан находился в здании радиокорпорации «Эр Си Эй», и из его окон открывался чудесный вид на фонтан. На улице было морозно, и площадку вокруг фонтана залили под каток. Сидя у окна, мы с Джорджем несколько минут наблюдали за катающимися.
Подошел официант. Я заказал отбивную, а Джордж — только салат.
— Надо следить за фигурой, — пояснил он. Мы снова посмотрели в окно и еще некоторое время наблюдали за катающимися.
Наконец он вздохнул.
— Глядя на них, снова хочется стать молодым.
— Да, — отозвался я.
Он внимательно посмотрел на меня.
— О, извини, Джонни, я забыл.
Я улыбнулся.
— Все в порядке, Джордж, я давно уже не думаю об этом, да если и думаю, меня это не беспокоит.
Он промолчал, но я знал, о чем он думал — о моей правой ноге. Я потерял ее на войне. Вместо нее у меня протез, сделанный лучшими специалистами, и люди, которые ничего не знали об этом, никогда бы не догадались, что у меня искусственная нога.
Я вспомнил, как чувствовал себя в тот день, когда Питер пришел навестить меня в больницу на Стэйтен Айленд. Мне тогда было ужасно плохо, и я ненавидел весь мир. Когда я потерял ногу, мне не было и тридцати, и я уже был готов к тому, что всю жизнь проваляюсь по больницам, а Питер тогда сказал:
— Ну и что с того, что ты потерял ногу, Джонни? Котелок-то у тебя варит будь здоров. Человек зарабатывает на жизнь не ногами, а головой. Не будь дураком, Джонни, возвращайся к работе! И вскоре ты забудешь о своей беде.
Так я вернулся к прежней работе и понял, что Питер был прав. Я не вспоминал о своем увечье до тех пор, пока Далси не назвала меня калекой. Но Далси была стервой, и я переживал недолго.
Официант принес заказ, и мы принялись за еду. Только потом я завел деловой разговор.
— Джордж, я рад, что ты позвонил и пожелал со мной встретиться. Если бы ты не сделал этого, я бы сам о себе напомнил.
— К чему это ты клонишь? — спросил он.
— Я насчет бизнеса. Ты сам знаешь, в чем дело и почему меня выбрали президентом. Ронсон думает, что я ему помогу.
— Ты этого хочешь? — спросил Джордж.
— Не совсем, — честно признался я. — Но ты ведь все понимаешь. Когда занимаешься чем-то тридцать лет, то не хочешь, чтобы все пошло коту под хвост! К тому же, это моя работа.
— А то можно подумать, что ты без работы ноги протянешь, — улыбнулся он.
Я хмыкнул. В работе я как раз не нуждался. Я сейчас стою четверть миллиона долларов.
— Не в этом смысле. Просто я еще слишком молод, чтобы бездельничать.
Джордж промолчал. Спустя некоторое время, набив рот салатом, он буркнул:
— И что же ты хочешь от меня?
— Я хочу, чтоб на твоих экранах появилась «дохлая десятка».
На его лице ничего не отразилось. Странное дело, ведь он отлично знал, о чем речь. Так остряки называли худшие десять фильмов.
— Ты что, хочешь, чтоб накрылись мои кинотеатры, Джонни? — спросил он мягко.
— Не так уж они и плохи, Джордж, — возразил я. — Я делаю тебе хорошее предложение. Крути их, где и сколько хочешь. Пятьдесят долларов в день, причем платишь только за первые десять дней и только с пятисот экранов, остальное все даром.
Джордж задумался.
Я наконец расправился с отбивной, откинулся на спинку кресла и закурил. Это было хорошее предложение. У Джорджа около девятисот кинотеатров, а это значит, что в четырехстах из них он сможет показывать фильмы бесплатно.
— Не так уж они плохи, как пишут в газетах, — снова начал я. — Я их видел и могу сказать — бывают и хуже.
— Ладно, не старайся, Джонни, — отозвался он. — Я согласен.
— И еще одно, Джордж, — сказал я. — Деньги мне нужны прямо сейчас.
Поколебавшись секунду, он ответил:
— Ладно, Джонни. Только ради тебя.
— Спасибо, Джордж. Ты меня здорово выручишь.
Официант убрал со стола. Я заказал кофе и яблочный пирог, а Джордж — черный кофе.
За десертом Джордж поинтересовался, не разговаривал ли я с Питером.
Я покачал головой и, прожевав, ответил:
— Последние шесть месяцев я его вообще не видел.
— Мне кажется, ему было бы приятно услышать твой голос.
— В таком случае он сам может позвонить, — отрезал я.
— Ты все еще злишься, Джонни?
— Да нет, — сказал я. — Просто противно. Он думает, что я из тех, кто замышляет подорвать его кинобизнес. Он их называет антисемитами.
— Но ты ведь знаешь, что он больше так не считает.
— Черт возьми! Откуда мне знать, что он считает? — спросил я. — В тот вечер, когда я ему сказал, что ему придется либо продать все, либо все потерять, он вышвырнул меня из дома. Он обвинил меня, что я шпионю на Ронсона и строю козни, чтобы разорить его. Он обвинил меня во всех своих неудачах. Его нападкам не было конца! Нет-нет, Джордж, я слишком долго все это терпел. Всему должен быть предел.
Он вытащил длинную сигару, сунул ее в рот, не сводя с меня взгляда, неспешно раскурил и затем, с удовольствием затянувшись, спросил:
— А что насчет Дорис?
— Она решила остаться со стариком, и с тех пор я о ней ничего не слышал.
Мне было больно говорить об этом. Я наделал немало глупостей, и, когда уже был уверен, что все изменится к лучшему, все изменилось к худшему.
— А что ты ждешь? — спросил Джордж. — Я ведь знаю ее. Или ты думаешь, она сбежит от старика, когда все пойдет прахом? Она слишком хорошо воспитана для этого.
По крайней мере, он ничего не сказал о моем поведении за все эти годы, и я был благодарен ему за это.
— Я не хотел, чтоб она была у него на содержании. Единственное, чего я желал — жениться на ней.
— А как бы посмотрел на это Питер?
Я ничего не ответил. Что уж тут говорить. Мы оба знали, как бы посмотрел на это Питер, но все равно мне стало грустно. Люди должны жить своей жизнью, а мы отдали большую ее часть Питеру.
Джордж махнул рукой, чтобы принесли счет, и расплатился.
На улице он повернулся ко мне и протянул руку. Ответное рукопожатие было горячим и крепким.
— Позвони ему, и вам обоим станет легче.
Я промолчал.
— И — желаю удачи! — продолжал он. — У тебя все будет хорошо. Я рад, что избрали тебя, а не Фарбера. Да и Питер, думаю, рад тоже.
Я поблагодарил его и направился к лифтам. Поднимаясь, я размышлял, позвонить Питеру или нет? Когда я достиг своего этажа, то окончательно решил послать его к черту. Если ему действительно надо поговорить со мной, пусть звонит сам.
Приемная Джейн была пуста. «Наверное, еще на обеде», — подумал я. На столе лежала новая стопка писем, которую принесли в мое отсутствие. Сверху ее прижимало пресс-папье, оно показалось мне знакомым, и я взял его в руку. Это был миниатюрный бюст Питера. Я взвесил его на ладони и уселся в кресло, не сводя с него взгляда.
Несколько лет назад Питеру пришло в голову, что его бюст станет источником вдохновения для каждого служащего, и нанял скульптора, запросившего тысячу долларов за маленькую статуэтку. Потом на каком-то заводе отлили форму, и вскоре его бюст уже красовался на каждом столе.
Скульптура подавала Питера в самом выгодном свете: волос было больше, подбородок более волевым, а нос более прямым, чем тот, которым наградила его природа. Волевой взгляд мог принадлежать кому угодно, только не ему. На основании бюста были выбиты слова: «Нет ничего невозможного для того, кто желает работать. Питер Кесслер».