Страница 25 из 31
«Олстон такой умный!» — подумала она и возблагодарила небо, что ей повезло найти в нем собеседника, с которым она могла общаться почти на равных.
Эльмине иногда казалось, будто он нарочно говорит с ней о вещах, в которых женщины обычно мало разбираются, словно пытался испытать ее, подстроить ловушку, доказать ей ее невежество.
Подчас она действительно вынуждена была признаться, что не понимает его, но обычно разговор носил характер оживленной дискуссии, особенно по вопросам малоизученных религиозных верований, в которых она разбиралась отнюдь не хуже него, и некоторых аспектов классической истории.
Эльмина была уверена, что ее сестры, Мирабель и Дирдрей, мало сведущи в обсуждаемых ею с маркизом темах.
Все это не слишком их интересовало.
Скорее всего, и большинство подруг маркиза оказались бы столь же невежественны.
Эльмина вспомнила о леди Карстэйрс. Она не знала, тосковал ли о ней маркиз, но ей не удавалось полностью отделаться от мысли об этой красавице.
Порой (конечно, не во время верховых прогулок), когда они сидели в салоне после обеда, ее так и подмывало спросить его, не предпочтительнее ли для него видеть перед собой манящие голубые глаза женщины, которую он любил, нежели смотреть на нее, Эльмину.
Но, хоть они и обещали быть друг с другом предельно честными, ее не покидала уверенность, что тема любовных историй маркиза так и осталась запретной, неким табу, и он сочтет плохим тоном, если она вдруг затронет ее в разговоре.
Однако теперь, лежа в темной комнате, Эльмина мучилась вопросом, терзавшим ее почти каждую ночь: какие чувства испытывает он к ней сейчас и изменилось ли его отношение к ней с той их первой «брачной» ночи, когда он пришел к ней в спальню.
Несомненно, тогда он собирался добиться от нее близости, хотя это совсем не означало, что его с подвигло к этому хоть некое подобие любви. Даже в его понимании этого чувства. И уж тем более не возникло бы между ними того особого духовного единения и душевного расположения друг к другу, в существование которого она так верила.
И все же маркизу, должно быть, очень хотелось прикоснуться к ней и поцеловать, иначе он не появился бы подле нее в ту ночь.
Теперь, после целой недели, прожитой бок о бок, он вообще ничем не выказывал своего отношения к Эльмине как к привлекательной женщине или в каком-то отношении приятной.
«Возможно, я совсем потеряла его, так как показалась ему слишком умной для женщины», — думала девушка.
Неожиданно для себя она вдруг засомневалась: не допустила ли она роковую ошибку, настояв на их браке, если знала, сколь разительно отличается ее взгляд на происходящее от всего, что маркиз считал само собой разумеющимся?
Предположим, она уступила бы ему, как он того хотел, что это повлекло бы за собой?
Быть может, тогда он влюбился бы в нее, вместо того чтобы обращаться с ней — хоть и по ее собственному желанию — как с компаньоном, соратником, собеседником, словно рядом с ним живет мужчина!
«Неужели я сглупила? Неужели погналась за призраком?»
Она чувствовала себя маленькой девочкой, одинокой и потерянной, безнадежно наивной и неопытной.
Что она знала о мужчинах, особенно таких, как маркиз?
И зачем она заставила его изменить мнение о себе?
Зачем диктовала ему собственные условия, не разрешая приближаться к ней?
«Какая же я глупая!» — ругала она себя, едва сдерживая слезы.
Ей вдруг непреодолимо захотелось пойти в комнату маркиза, разбудить его и откровенно поговорить с ним.
Предположим, она поступит именно так и скажет ему:
— Я ошиблась! Пожалуйста, отнеситесь ко мне, как в ту первую ночь после свадьбы. Давайте начнем все сначала, и не важно, идеальная будет между нами любовь или просто физическая близость.
Но что-то подсказывало ей совсем другое.
Что-то, чему она верила всей душой, чему ее учил Чанг.
На свете существует любовь, ради которой стоит бороться.
«Но разве маркиз должен верить в любовь?»
Вопрос этот не давал ей покоя.
Взволнованная и взбудораженная переполнявшими ее чувствами и мыслями, от которых, казалось, вот-вот расколется голова, она встала и направилась кокну.
Проскользнула за тяжелые шторы, совсем как в ту первую ночь, и застыла у окна, глядя на сад и озеро за ним.
Теперь луна была ущербной, но мерцали звезды, и света все еще хватало, чтобы видеть окружающую красоту.
Однако сейчас девушка не испытывала чувства радостного полета к звездам, а лишь ноющую боль в сердце от того, что никогда не сможет найти свою любовь и никогда не станет для маркиза самым необходимым человеком.
«Да я же люблю его! — подумала Эльмина, и ее ошеломила собственная догадка. — И мне хочется, чтобы он любил только меня одну и для него не существовало других женщин!»
Она твердила себе, что этого никогда не случится, и содрогалась от боли и отчаяния.
Внезапно она почувствовала, что больше не в силах выносить одиночество в этой огромной комнате с золотыми купидонами, как бы символизирующими любовь, ускользнувшую от нее.
Что делать? Как избавиться от безмерного уныния?
Когда-то в родительском доме она находила единственное для себя утешение в заботе о лошадях.
И она решила немедленно пойти и снова посмотреть на привезенную только вчера лошадь, на которой маркиз собирался выехать уже завтра.
Два дня назад он раскрыл письмо, полученное по почте, и радостно воскликнул.
— Что случилось? — поинтересовалась она.
— У меня для вас сюрприз, — улыбнулся он. — Чувствую, это доставит вам не меньше удовольствия, чем мне.
— И какой же это сюрприз? — не унималась Эльмина.
— Я приобрел кобылу арабской породы. По мнению экспертов, она редчайшая в мире!
У девушки загорелись глаза.
— Она принадлежала одному арабскому шейху, которому давным-давно я оказал добрую услугу. Услышав про эту кобылу, я написал ему письмо с просьбой о привилегии стать ее владельцем, если когда-либо он вознамерится ее продать.
— И он сказал «да»?
— Он в цветистых восточных выражениях ответил, что почтет за честь, если Шалом станет украшением моих конюшен.
Маркиз умолк и снова уткнулся в письмо.
— Я не стал сообщать вам об этом, так как арабы непредсказуемы. Мне казалось, хоть он и согласился на мое предложение, он столь же легко мог придумать немало отговорок, чтобы не отправлять кобылу из своей страны.
Маркиз протянул ей листок.
— Но я ошибся. Как видите, в письме сообщается о прибытии Шалом в Дувр, и, если на то будет воля Аллаха, она окажется здесь уже через два дня.
Предстоящее появление Шалом Эльмина восприняла с таким же волнением, какое испытывал маркиз.
И когда прошлым вечером, уже в наступивших сумерках, кобылу доставили в конюшни Фалькона, они вместе отправились туда, чтобы проверить, все ли благополучно и удобно ли кобыле в специально приготовленном для нее стойле.
Это было красивое животное с изогнутой шеей, и оно обладало всеми качествами чистокровной арабской кобылы.
Шалом оказалась настолько безупречной, что нельзя было не согласиться с теми, кто назвал ее «самой совершенной лошадью в мире».
К явному неудовольствию маркиза, ему не удалось сохранить свое приобретение в тайне от журналистов.
Газеты не только сообщали о прибытии кобылы, но описывали также его дом и его конюшни, не преминув сделать несколько весьма похвальных комментариев по поводу других его лошадей.
Прочитан все публикации в «Тайм» и «Морнинг пост», Эльмина заметила:
— Уверена, после этих статей зеваки начнут стучаться в ворота с просьбой позволить им посмотреть на Шалом.
– Меня в высшей степени раздражает всякого рода писанина обо мне! — нахмурил брови маркиз. — Терпеть не могу, когда подобная информация просачивается в прессу — это неизменно заканчивается неприятностями.
Вспомнив, как местные жители болтали о его отношениях с леди Карстэйрс, она спешно переменила тему.
Эльмина не сомневалась: фанатиков не остановит даже то, что хозяева желают побыть одни и у них медовый месяц.