Страница 17 из 88
«Когда идешь вдоль реки, то везде видишь подбирал, тех, кто ходил вдоль илистого берега и выуживал из грязи то доску, то кусок угля, то старую лампу, то худую галошу. Как только наступал отлив и уходила вода, они торопились на берег, потому что из-за прилива могли работать только по два часа в день. Сколько бедняг потонуло, не сумев выбраться из глубокого ила! Застряв по пояс, они с ужасом видели поднимавшуюся воду и судорожно делали последнюю попытку освободиться, понимая свою обреченность. Хорошо, если рядом был напарник! Беспризорники – уличные арабы, устраивались на ночь в каком-нибудь брошенном баркасе или под перевернутой лодкой. Территории между ними были поделены. На чужую – не ходи! Побьют! Лучше всего промышлять рядом с улицами, где жили богатеи. Течение менялось, при приливах – к центру города, при отливах – от него, и тогда обязательно приносило что-нибудь стоящее! Стоя босыми ногами по колено в ледяной воде, они не брезговали ничем! Уголь и деревяшки шли на растопку, любая годная найденная вещь – на барахолку, металл – на переплавку, старая одежда – к старьевщику. Старые веревки, сети, канаты относились в работный дом, где бедняги, стирая в кровь пальцы, расплетали их на тонкие волокна. Работа эта была очень тяжелая, пальцы не слушались и костенели, не в состоянии разъединить намертво скрученные, как вросшие друг в друга веревки. У кого еще были зубы, пытались раскусить. Потом из них свивались новые веревки. Старые газеты и журналы шли на обертку при продаже еды или на использование при выходе переработанного продукта. Земляные туалеты стояли на всех улицах. Абсолютно все шло в дело и можно было продать. Даже трупы приносимых водой животных не оставлялись на берегу. Шкуры шли на кожу, кости на мыло».
Вся их жизнь крутилась вокруг приливов и отливов. Жили они тут же на берегу в хижинах, сколоченных из принесенных рекой досок, и готовили на воде, которую зачерпывали тут же из реки. В речной же воде, в местах, где фабрики, остудив свои механизмы, делали выброс, они грели свои окоченевшие ноги. Согласно описанию современника 1Ьнри Мэтью, одежда и внешний вид представителей этой профессии были самыми презренными и ничтожными из тех, какие он только встречал! Мэтью однажды расспросил четырнадцатилетнего мальчика о его жизни. На нем не было рубашки и обуви, только грязные брюки. Он их засучивал по колено и шел в воду. Гвозди и разбитое стекло то и дело втыкались ему в ноги, но, даже не обрабатывая раны, мальчишка возвращался опять в реку, поскольку ему нужно было успеть пройти свою территорию до прилива. «Если я не найду ничего до того, как поднимется вода, я буду голодать до следующего отлива!» Однажды, после того как медный гвоздь вонзился ему в ногу, он хромал несколько месяцев! «Было жутко больно лезть в воду, но зато я загнал его (гвоздь) за хорошие деньги!»
По иронии судьбы, собиратель перечисленного выше назывался Pure collector– собиратель чистоты. В смысле того, что продукция должна была быть не перемешанной с уличной грязью, а, как говорится, сразу из-под курочки. Представители этого занятия ходили по улицам с корзинами и подбирали все, что оставалось после каждой присевшей собаки. Органические соединения, находящиеся в этих «продуктах», были незаменимыми при изготовлении кожи. После отсоединения шерсти, остававшейся на коже животных, она должна была какое-то время пролежать в ванной, наполненной куриным пометом и собачьим калом, которые уничтожали все сохранившиеся бактерии. В природе, как известно, нет ничего лишнего. Викторианцы знали об этом очень хорошо и умело использовали для своих целей. Такое мудрое отношение к естественной органике они заимствовали у римлян, которые еще две тысячи лет назад закрепляли краску на тканях с помощью человеческой мочи, собираемой по дворам рабом, принадлежавшим к не менее приятной профессии, чем вышеописанные работяги.
А если учесть, что в викторианское время еще не было искусственной кожи, то становится понятным, что «собиратели чистоты» были просто необходимы. Без их неприятного и неблагодарного труда мог бы встать весь транспорт в Англии, ведь сбруи лошадей, верх карет и омнибусов, ременные передачи в поездах – все изготовлялось из кожи.
Итак, в XIX веке люди ценили гораздо больше, чем сейчас не только то, что производилось руками человека, но и то, что создавалось природой. В это время всячески поощрялась бережливость.
Этой профессией занимались только те люди, которым уже некуда было падать. Гниющие, разлагавшиеся кости пахли омерзительно, и отмыться от этого запаха было невозможно. За работу платили очень мало, и кроме того, она требовала большой выносливости. Вставать надо было в два часа ночи и, пока еще все спят, отправляться из дома, чтобы, обойдя все помойки на расстоянии двадцати с лишним миль, набрать в свои мешки гниющих костей, выбрасываемых кухарками после готовки. Почему же ночью, когда ничего не видно? Потому что было очень много конкурентов, которые могли добраться первыми и, пошарив своим длинным шестом с крючком на конце, найти кости или тряпки быстрее. Материал в любом, даже самом бросовом виде был в большой цене. Десять тысяч тонн тряпок ввезли в Англию в 1851 году. Можно было продать четыре фунта за полпенни уличному старьевщику. В викторианское время из тряпья изготавливалась бумага. (Ранние произведения Чарлза Диккенса были напечатаны именно на такой бумаге. Бумага эта намного долговечнее современной, сделанной из древесной массы. Британская библиотека – одна из самых крупных в стране, сталкивается с проблемами сохранения современных книг. Но книги викторианского периода до сих пор в очень хорошем состоянии.)
Если собиратель специализировался по костям, то помимо конкуренции еще одной причиной, почему он работал ночью, был отвратительный запах, который исходил от него и его мешка. Работы, связанные с дурным воздухом, не разрешалось производить днем. Помните, как викторианцы, по примеру римлян, относились к чистому воздуху? Как земляные туалеты опустошались от содержимого ночью, так и собиратель костей пешком или на телеге обходил свои точки до рассвета. У этой работы, как и у всякой другой, были свои ступени роста. Так, например, днем забирал из домов отбросы тот, у кого уже были налаженные многолетние связи со всеми кухарками округи. Большие кости животных доставлялись посредникам во Францию. Там из них делали искусственные зубы, ручки для расчесок, ножей и щеток, кольца для младенцев из богатых семей, у которых чесались десны, а мелкие продавались на пищевые фабрики для выработки желатина и на производство мыла.
А теперь мы подошли к профессии, которая, с точки зрения очевидца Тони Робинсона, по праву может быть признана самой отвратительной из всех. Хотя, возможно, многие с ним не согласятся. Называется она ta
По описанию современников, было практически невозможно подъехать на лошадях к фабрикам по производству кожи. Почувствовав чудовищный запах разлагавшихся трупов животных, лошади становились на дыбы, и никаким кнутом нельзя было заставить их въехать в ворота. Они поворачивали в сторону дома.
«Однажды Нэнси вместе с мамой возила продавать свою сдохшую корову на такую фабрику. Шкуру их бедной любимицы бросили на ночь в известковую ванну, чтобы потом легче очищалась шерсть. Прямо при них уже отмокшую шубу другой коровы, перекинув через перекладину, работники счищали большими плоскими ножами, пока не показалась плотная, светлая кожа. Помощник управляющего был в хорошем настроении и все погладывал на Нэнси. Он водил их по этому кошмарному месту и рассказывал, что потом шкуру поместят на несколько суток в другую ванну, полную куриного и собачьего дерьма, и будут подогревать. Нэнси тогда поняла, почему видела на улицах людей, подбиравших кучки за каждой присевшей собачкой. Это тоже был их заработок Такая смесь, как оказалось, убивает все бактерии в шкуре, и она после не гниет. А после этого кожу бросят в ванну с дубовой корой. Рассказав все, помощник поинтересовался, не захотят ли они потом выкупить готовый товар, а когда Нэнси с мамой отказались, засмеялся: