Темная симфония

Они просто растворились друг в друге, две половинки одного целого. Огонь и электрические разряды проскакивали между ними. Под ногами странно подрагивала земля. Он притянул ее ближе, крепко вжимая ее тело в свое, впечатывая каждый свой мускул в ее нежную кожу. Он знал, какой она будет на ощупь, сплошь мягкие изгибы и завораживающее тепло. Поток страсти поднялся в ней, чтобы встретиться с его темной жаждой. Байрон знал, что так и будет, с того самого первого момента, как услышал изысканные звуки ее музыки.

Антониетта обвила его шею руками. Байрон втянул ее в мир голода, страсти и света. В мир, откуда шла ее музыка. Ее глубокая радость и печаль, а также эротические мечты. Все, чего она хотела. Она не могла сдержать желания быть еще ближе к нему, ощутить невероятное тепло его кожи. Антониетта скользнула руками ему под рубашку, стремясь почувствовать его твердые мускулы. Она умирала от желания к нему, ее тело стало гибким и нуждающимся.

— Байрон, — выдохнула она его имя голосом сирены. Приглашением в рай.

Его зубы прикусили ее нижнюю губу.

— Ты хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью, Антониетта? Это же будет так просто. Ни привязанности. Ни любви. Ничто не будет стоять между нами, — его руки обхватили ее грудь, от поддразниваний его большого пальца ее сосок превратился в напряженный пик. Байрон склонил голову к искушению, манящему его прямо через тонкую ткань блузки. Ее грудь была роскошно мягкой и полной. У нее было тело настоящей женщины, щедро одаренное и со всеми необходимыми изгибами. Его горячий и влажный рот сомкнулся на ее мягком, сочном холмике и начал сильно посасывать, от чего Антониетта выгнулась, ее руки вцепились в его волосы, притягивая его еще ближе к ней.

Ее колени подогнулись, и она вскрикнула, боясь, что испытает оргазм прямо сейчас, всего лишь от прикосновения его рта к своей груди. Его язык прошелся по ложбинке между ее грудями вверх к ее горлу.

— Ты этого хочешь? Всего лишь физической близости? — он поднял голову, и она почувствовала его острый, как лазер, взгляд. — Это достаточно хорошо для тебя?

Пальцы Антониетты сжались в его волосах, почти в отчаянии притягивая его назад к ней. У нее не было никаких оснований испытывать вину, но она ее чувствовала.

— Это было достаточно хорошо в прошлом, — вызывающе сказала она, а затем неожиданно устыдилась, что ему удалось вывести ее из себя, хотя то, как она поступала или что предпочитала, было не его делом.

Байрон медленно выпрямился, его руки неторопливо отпустили ее. Его тело отодвинулось от ее, заставив почувствовать холод, одиночество и лишение.

— Этого совершенно недостаточно для меня.

Антониетта дрожащей рукой провела по волосам, неосознанно делая шаг назад, в коридор, увеличивая между ними расстояние.

— Ты не можешь в действительности хотеть длительных, постоянных отношений со мной. Ты даже не знаешь меня.

— Это совершенно не так, Антониетта. Я знаю о тебе почти все. Я выжидал время, тихо сидя в твоем доме, слушая тебя. Внимая музыке, которую ты играла, наблюдая за тобой в кругу семьи. Я знаю тебя намного лучше, чем ты думаешь. У тебя же не нашлось времени узнать меня получше. Ты считала, что я подойду на роль любовника, и твой мирок останется без изменений. Хотя, по правде, тебе и не нужно было ничего делать, изменения и последствия есть всегда.

Ей не понравилось, как она выглядела в его глазах. Он заставил ее чувствовать себя мелкой и себялюбивой.

— Нет ничего неправильного в том, что женщина желает быть практичной, Байрон. Мужчины постоянно заводят любовниц и уходят прочь. Они поступают так на протяжении веков. Я отличаюсь практичностью, а не эмоциональностью. У меня есть семья, которая зависит от меня, и занимающая все мое время карьера. Разве ты не видишь, я говорю разумные вещи? Ты не влюблен в меня, — она рискнула бросить ему вызов, чтобы он солгал ей, сказав, что любит.

Он отошел от нее, потом вернулся и встал, возвышаясь над ней. Она ощутила его тень даже в темном проходе. Почувствовала его присутствие, но не мужчины, с которым ей было спокойно, не мужчины, о котором она привыкла думать как о милом и вежливом, а опасного хищника, преследующего ее в узком коридоре. У нее создалось впечатление губ, растянувшихся в молчаливом рычании, и обнажившихся клыков.

— Откуда тебе знать, что я чувствую, а что нет? — его голос был таким тихим, она едва расслышала слова, однако от его тона ее страх усилился еще больше.

Антониетта вытянула руку. Проверяя. Байрон мгновенно поймал ее запястье и притянул ее ладошку к своей теплой груди. Она почувствовала биение его сердца. Устойчивое. Сильное. Бьющееся в совершенном ритме. И ее сердце, казалось, хотело последовать за ним.

— Я не хотела причинить тебе боли, — она подошла поближе к нему. — Но причинила, не так ли? Я ранила тебя, сказав, что не хочу с тобой постоянных отношений. Я не имела этого в виду, эти слова просто вырвались, — почему она так боится? Как ей вообще могло прийти в голову, что Байрон, с его безупречными манерами, мог быть каким-то другим, а не щедрым и галантным? После своего злоключения ночью она становится капризной.

— Ни один мужчина не хочет, чтобы ему сказали, что от него с радостью избавятся, — промолвил Байрон. — Это довольно обидно для его эго, — он поднес ее пальцы к губам.

Антониетта ждала быстрого поцелуя. Его рот сомкнулся на ее пальце. Он был горячим и влажным, таким же, когда одарял своим вниманием ее грудь. Она подумала, что может упасть, просто растечься лужицей по полу.

— Я думаю, во мне играют гормоны, Байрон, — у нее не было иной защиты, кроме юмора. — Если ты продолжишь в том же духе, я подумаю о том, чтобы сорвать с тебя рубашку.

— Полагаю, это не сможет остановить меня, Антониетта, — в его голосе прозвучал намек на улыбку. Его зубы ущипнули кончик ее пальца, слегка покусывая прошлись по его подушечке. — Как ты обнаружила эту комнату? Ты же не часто ходишь по этому проходу, не так ли?

В тоне его голоса чувствовалось легкое любопытство, но у нее создалось впечатление, что он с нетерпением ждет ее ответа. Этот его тон полностью противоречил его эмоциям.

— Большую часть своей жизни я могла «читать» людей, Байрон. Я всегда думала, что это из-за того, что я слепая и вынуждена полагаться на другие чувства. С тобой же очень трудно, потому что ты говоришь очень мало, и по твоему голосу нельзя определить твои эмоции, — она потянулась и дотронулась до его лица, нежно изучая его выражение кончиками пальцев.

— Сам я никогда не был слепым, Антониетта, хотя в течение довольно долгого периода времени не различал цвета. Мир представал передо мною в различных оттенках серого и белого цвета. Это обычное состояния всех мужчин моей расы. Большинство теряет способность видеть цвета, когда достигает полной силы, но я продержался дольше.

Байрон казался таким печальным, что она неосознанно сильнее прижалась к нему.

— В чем дело? О чем ты думаешь?

— Давным-давно у меня был друг детства. Больше, чем друг. В моем мире, между родственниками разница в возрасте может быть огромной. Мой друг был моей семьей. Мы никогда не разлучались надолго, и он сделал жизнь для меня сносной. Я работал с драгоценными камнями, да и Жак пробовал свои силы в этом, — его рот дрогнул от воспоминаний о проделках Жака. Байрон был «вызывателем драгоценных камней», способным заставить их петь под землей, чтобы раскрыть себя, и Жак часто сопровождал его в самые глубокие пещеры. — Мой друг исчез на несколько лет, и его посчитали погибшим. После это моя жизнь стала напоминать ад. Я чувствовал себя одиноким и, может быть, был зол на него за то, что он умер и оставил меня одного. Я чувствовал себя потерянным, без якоря. Но однажды я увидел женщину. Я смог рассмотреть ее в цвете. Я знал, что у нее рыжие волосы и зеленые глаза. Когда такое происходит, мужчины нашей расы понимают, что эта женщина — их единственная. Но я не мог видеть в цвете что-либо или кого-либо еще, что не имело смысла, если она была моей Спутницей жизни, поскольку цвета полностью возвращались к нам при встрече со Спутницей жизни. Мне следовало бы знать это, следовало бы обдумать все, но тогда я был таким нетерпеливым.