Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 69

Конечно, Андреа тогда здорово разозлилась на Шона. Однако, поостыв, поняла, что он был прав. Фэйри всегда отличались вероломством. Конечно, теперь они уже не так сильны, как в древности. Однако это вовсе не означало, что они не способны подстроить какую-то пакость, если им удастся преодолеть тонкую грань между двумя мирами. То, что этот фэйри знал, как ее зовут, и так трогательно говорил о матери, вовсе не означало, что его слова — правда. Он мог оказаться, кем угодно, мог вытянуть всю эту информацию из ее настоящего отца. Для чего бы ему ни понадобился меч, речь наверняка шла о, каких-то кознях против оборотней.

Андреа, очнувшись, подошла поближе, и напевный шепот, исходивший от меча, стал громче. Руны светились в темноте, словно жидкое серебро. Андреа потерла сонные глаза и увидела, как меч внезапно окутало мерцающее облако… нечто подобное она видела в тот день, когда пыталась исцелить Эли.

Андреа потянулась к мечу. Ее внезапно охватило странное и необъяснимое желание прикоснуться к клинку — спохватившись, она отдернула руку, подумала немного и наконец провела ею над лезвием меча, стараясь не дотронуться до него. Воздух снова наполнился голосами. Потоки света, словно притянутые магнитом, потянулись к ней, коснулись ее ладони, и она вдруг почувствовала слабое покалывание.

Андреа поспешно отдернула руку, успев, однако, заметить, что ощущение было совсем другим, не таким, как в ее ночных кошмарах. Тогда, во сне, ей казалось, что потоки света опутывают и душат ее. Прикосновение этих было легким, словно поцелуй. Какое-то странное, блаженное спокойствие внезапно охватило ее.

Андреа снова протянула руку к мечу, и потоки света послушно потянулись за ней. Крохотные искорки едва заметно вспыхивали. Вливавшийся в окно лунный свет ярко сверкал на отполированном лезвии меча.

Меч Шона. Он был частью его… а теперь, выходит, стал частью ее самой.

— Что ты тут делаешь, любовь моя?

Половицы жалобно скрипнули. Андреа и ахнуть не успела, как Шон уже стоял рядом с ней — шесть с половиной футов обнаженного мужского тела. Он нагнулся к ней, чтобы поцеловать в шею, и его горячее дыхание обожгло ей кожу.

— По-моему, твой меч полюбил меня, — прошептала Андреа.

От его негромкого смеха спина у нее покрылась мурашками.

— Мой меч? Ну еще бы!

— Я имела в виду тот, что на столе.

— А я — другой!

Тяжелая мужская рука обхватила ее грудь, и Андреа тихонько засмеялась от удовольствия. Разом забыв о фэйри, о потоках света, о мече и прочих загадках, она подставила Шону губы для поцелуя.

Глория смотрела, как Шон с Андреа отъезжают от дома на ее машине, которую она согласилась им одолжить. И тут возле ее дома притормозил знакомый пикап. Дилан! Последний раз она видела его накануне вечером, когда заглянула к Лайаму. Это встреча только лишний раз подтвердила, что она была права, когда приняла это нелегкое решение.

И все же… Глядя, как Дилан, выбравшись из своего грузовичка, неторопливо поднимается по ступенькам крыльца, по своему обыкновению, глядя под ноги, словно его мысли бродят где-то далеко, она почувствовала, как внутри у нее все перевернулось. Больше всего ей сейчас хотелось оказаться подальше отсюда.

Весь первый этаж в доме занимало просторное квадратное помещение — в свое время Глория снесла перегородки между кухней, столовой и гостиной, и в результате получилась одна огромная комната. Юркнув за барную стойку, Глория смотрела, как Дилан, стащив с себя куртку, бросил ее на диван и повернулся к ней.

Он не попытался подойти к ней — он вообще редко это делал. Было заметно, что он чем-то расстроен и не хочет это обсуждать. Глория сразу это поняла, но заставила себя смотреть ему в глаза. Если Андреа это может, то сможет и она.

— Уходи, Дилан, — спокойно заявила она.

Дилан удивленно моргнул. Потом глаза его сузились, взгляд стал цепким.

У Глории душа ушла в пятки, но она по-прежнему не отводила глаз.

— Почему? — невозмутимо поинтересовался он.

У Глории лопнуло терпение.

— Проклятие, что ты о себе воображаешь? Почему ты так уверен, что я сижу тут и жду, когда ты закончишь со своими гребаными делами и соизволишь вспомнить обо мне?! Неужели тебе никогда не приходило в голову, что мне осточертело вечно тебя ждать?

— Нет, не приходило.

Его ответ подействовал на нее как пощечина.





— Вот поэтому я велела тебе убираться. — В горле встал комок, но Глория храбро продолжала: — Ты вспоминаешь обо мне только, когда тебе хочется. Все остальное время я ничего для тебя не значу. С меня хватит, Дилан. В конце концов, такого добра, как ты, тут навалом — бастеты, волколаки, вербэры, люди, наконец.

Дилан продолжал смотреть на нее. Опять этот властный взгляд доминантного самца, привыкшего, что все склоняются перед его волей.

— Это мой дом, Дилан, — с трудом выдавила Глория. — Уходи.

Взгляд Дилана стал суровым.

— Ты действительно этого хочешь?

— Нет, — вырвалось у нее. Что-то вдруг надломилось в ней, и она заговорила, торопясь и глотая слова: — Я хочу, чтобы ты сказал, что любишь меня, что хочешь, чтобы я стала твоей подругой, что был бы рад навсегда остаться со мной. Вот чего я хочу! Только этого никогда не будет. Я устала, Дилан. Поэтому уходи.

— Глория…

Проклятие, он по-прежнему чувствует себя альфой — скорее умрет, чем покажет, что ее слова задели его, что ему больно, что ему плохо.

— Что? — рявкнула она.

— У меня сейчас… сложное время. Весь мой мир вдруг разом изменился… не знаю, смогу ли я найти в нем свое место.

От этих слов у Глории защемило сердце, но она не собиралась сдаваться.

— Какое это имеет отношение к твоему нежеланию иметь подругу?

— Я уже однажды выбрал себе подругу. Она умерла.

— Знаю. И мне очень жаль. Я сочувствую тебе, правда. Я ведь тоже потеряла супруга, ты же знаешь.

Это случилось почти сто лет назад. Стая, к которой принадлежали Глория и ее друг, обитала в самом сердце Скалистых гор — жизнь там была суровой, но они были счастливы. Глория всегда отличалась крепким здоровьем, но рождаемость в те времена была низкой, и ей так и не удалось забеременеть. Спустя год после того, как она стала его подругой, на стаю напали их дикие сородичи и вырезали всех до последнего. Уцелела только Глория — и то лишь потому, что ее друг заранее помог ей спрятаться. Тогда Глория спорила с ним до хрипоты и только потом поняла, что, не послушайся она его тогда, сейчас она тоже была бы мертва. Волколаки попользовались бы ею в свое удовольствие, а после бросили бы ее умирать.

Спустя несколько дней ее отыскала стая ее родителей — обезумевшая от горя Глория бродила между трупами. Страж отправил души ее сородичей туда, где их ждала вечная жизнь, а Глория вернулась к семье. Она дала себе слово, что никогда не станет ничьей подругой.

И держала его — до того самого дня, пока не встретила Дилана. И Глория поняла, что жизнь продолжается, несмотря ни на что.

— Знаю, — кивнул Дилан.

Глория в свое время рассказала ему свою печальную историю — впрочем, он и так узнал бы об этом от Уэйда, вожака ее стаи. Бессмысленно было даже пытаться скрыть что-то от Дилана.

Глория тяжело вздохнула.

— Если ты думаешь, что я хочу заставить тебя забыть о Ниам, то ошибаешься. Просто мне осточертела такая жизнь. Мы ведь еще можем быть счастливы, Дилан, несмотря ни на что! Но если ты не хочешь… что ж, тогда уходи. — Она облизнула пересохшие губы.

Дилан медленно направился к ней. У него было такое выражение лица, словно перед ним больной или раненый детеныш. Почувствовав его руки на своих плечах, Глория чуть не расплакалась.

— Ты такая сильная, — его руки бережно гладили ее шею, — такая сильная… мне даже в голову не могло прийти, что тебе больно…

— Наверное, я хорошо умею скрывать свои чувства.

— Да уж… — Дилан, нагнувшись, потерся о нее носом. — Прости, милая, — прошептал он. — Прости за то, что я не тот, кто тебе нужен.