Путь страсти

Все это время она неотрывно смотрела на него своими огромными серыми глазами. У многих волколаков серые глаза, но обычно они светло-серые, как у Глории. Глаза Андреа были дымчатые, вернее, свинцово-серые, точно такие же, каким бывает небо над Ирландским морем. Густые, пушистые ресницы были темными — одного цвета с ее роскошными волосами. Темная ирландка — так прозвали бы ее в тех местах, откуда он был родом. Темные волосы и кожа цвета слоновой кости… и к тому же серые глаза — все это заставило Шона вспомнить Силхе, фею, одну из народа фэйри.

«Фэйри… проклятые ублюдки! — мысленно выругался Шон. В незапамятные времена именно фэйри породили на свет оборотней — просто так, забавы ради. Им хотелось, чтобы оборотни охотились вместо фэйри, а также развлекали их. Звери, которые могли превращаться в зверей, а после были бы способны вновь вернуть себе человеческий облик. О, как это будет забавно! Но они просчитались… сотворили оборотней слишком сильными! Оборотни непрерывно враждовали между собой, а потом, восстав против своих хозяев, заставили тех вернуться в страну Фэйри. И обрели долгожданную свободу.

Случалось и так, что кто-то из фэйри, украдкой пробравшись обратно, соблазнял оборотня или человека, и тогда на свет появлялись полукровки. Это были самые опасные из всех. Существо, в жилах которого текла кровь фэйри, могло жить среди людей — они не были такими хрупкими, как чистокровные фэйри, которые так и не смогли притерпеться к тому, что в мире людей используется такое невероятное количество железа. На полукровок железо не действовало, и вдобавок все они обладал и тем же невероятным обаянием, что их предки фэйри. Именно полукровка, потомок человека и фэйри, и его сын в свое время смогли убедить правительство, что оборотни представляют опасность для людей и, следовательно, их нужно держать на коротком поводке. Именно им, полукровкам, потомкам людей и фэйри, оборотни были обязаны своими ошейниками.

И вот теперь в его жизнь тоже вошла полукровка — наполовину фэйри, наполовину оборотень. Андреа Грей, испуганная и озлобленная, живое доказательство того, что война между оборотнями и фэйри не закончена, потому что на этот раз полем боя было ее собственное тело.

«Ты можешь доверять нам, — сказал Шон. И он не покривил душой. — Ты можешь доверять мне».

Андреа коснулась его горла, потрогала обвивавший его тугой ошейник. Шон прикрыл глаза и едва не замурлыкал от наслаждения. Прикосновение ее нежных пальцев было невероятно возбуждающим… не говоря уже о том, что ему страшно нравилось ощущать тепло ее тела и вдыхать присущий только ей запах.

Губы Андреа легко коснулись его подбородка, и Шон вздрогнул, едва не свалившись с кровати. Открыв глаза, он увидел совсем близко смутные очертания ее лица… а потом оно придвинулось вплотную, и в следующее мгновение губы Андреа прижались к его губам.

Это был нежный, томительно медленный поцелуй. Вернее, просто легкое касание ее губ, аромат ее дыхания: от нее замечательно пахло — медом и чуть-чуть мятой. Именно этот запах и выдавал в ней примесь крови фэйри.

Ее губы робко шевельнулись, и Шон с энтузиазмом откликнулся на этот призыв — его горячие, жесткие губы впились в ее рот, отыскали язык и властно завладели им. В горле Андреа что-то заклокотало, и этот звук едва не заставил Шона окончательно потерять голову. Его напрягшаяся плоть, казалось, превратилась в камень.

Но эта ночь — не для того, чтобы заниматься любовью, остановил себя Шон. В спальне стоял лютый холод, только под одеялом им удалось согреться. Это было время для поцелуев и ласк, для нежных объятий — эта ночь дала им возможность лучше узнать друг друга. Если Андреа согласится стать его подругой, для любви еще будет время. Много времени… целая вечность.

Опрокинув Шона на живот, Андреа нежно покусывала его спину. Руки ее легко лежали на его плечах. Она была сильной — и одновременно такой хрупкой, тоненькой и изящной, но не слишком худой, с изысканными формами. Оборотень — и все же немного другая…

Шумно дунув Андреа в щеку, Шон очертил поцелуями ее щеку, высокие скулы. От ее волос пахло так же приятно, как и от тела, — он зарылся в них лицом и с наслаждением вдохнул.

— Дилан наверняка знает, что ты здесь, — прошептала она.

Шон шутливо прикусил мочку ее уха.

— Конечно, знает. Даже если Глория ничего ему не сказала, он не мог не почувствовать запах собственного сына!

— Я ему не нравлюсь.

Он снова укусил ее.

— Конечно, нравишься, милая. У него сейчас нелегкое время — ведь всю свою сознательную жизнь он был вожаком стаи. Подозрительность у вожака в крови — от нее не так-то просто избавиться. Вожак должен за версту чуять чужака.

— Вроде меня, да?

— Дай ему шанс, милая. Он ведь дал его тебе, верно?

— Неужели?

Уловив нотку сарказма в ее голосе, Шон оставил в покое ее ухо, которое нежно покусывал.

— Милая, если бы отец не хотел, чтобы ты была здесь, тебя бы здесь не было. И не важно, что вожак нашего клана теперь Лайам. Если бы отец почувствовал, что ты представляешь для нас реальную угрозу, твоя просьба никогда не была бы удовлетворена — невзирая на то, чего хотел вожак твоей стаи. И как бы я ни хотел, чтобы ты стала моей подругой, отец бы костьми лег, но не допустил этого.

Андреа была потрясена.

— Но разве Дилан может наложить запрет на решение вожака стаи, к которой принадлежит Глория? В конце концов, он же не волколак, а бастет! И он не вожак клана города оборотней.

— Это не имеет значения. — Шон с трудом удерживался от смеха. — Думаешь, власть вожака — единственное, что правит стаей, или кланом? Считаешь, что никакая сила извне не способна повлиять на нее? Нет, милая. Жизнь в городе оборотней позволила мне многое узнать — о власти и доминантности, о власти вожака и управлении стаей. Дело не в том, кто становится вожаком, — правит тот, у кого реальная власть. Доминантность — великая вещь. Мой отец всегда был доминантным самцом. Теперь вожаком стал Лайам, но он по-прежнему прислушивается к мнению отца.

— А ты? — Губы Андреа расползлись в улыбке. — Ты тоже прислушиваешься к мнению отца?

— Как правило, да. — Шон провел кончиком пальца по ее улыбающимся губам. — Но и он тоже считается со мной. И раз уж я сказал, что ты для меня самая подходящая подруга, он был вынужден смириться с этим. Не сразу, конечно… но в конце концов смирился.

— Ты всегда был для меня загадкой, Шон Морисси.

— Как и для многих других. Но хватит об этом. Иди ко мне. — Шон снова поцеловал ее, очень нежно, едва касаясь губами ее губ. Его рука легко поглаживала ее спину. Андреа, запустив руку в его волосы, шаловливо укусила его за нижнюю губу.

Губы Шона скользили по ее губам, шее, горлу. Потом он быстрым движением перевернул Андреа на бок, и она оказалась к нему спиной. Вытянувшись рядом с ней, он прижался к Андреа, обхватил ее рукой за талию и шутливо посопел в ухо.

— А теперь спи, — приказал Шон. — Больше не будет никаких кошмаров. Если они появятся, я их напугаю.

— Интересно чем? — хмыкнула она. — Той палкой, которой тыкаешься в меня?

Хмыкнув, Шон шевельнул бедрами — его напрягшаяся плоть уютно устроилась в ложбинке между ее ягодицами.

— Бикини, — констатировал он. — Я так и знал! — Тебе не кажется, что мы оба испытываем какой-то нездоровый интерес к тому, какое нижнее белье носит каждый из нас? — хихикнула Андреа.

— Даю слово, что не буду носить твое, если ты поклянешься не носить мое, — торжественно пообещал Шон.

Андреа принялась смеяться — тело ее затряслось от смеха, кровать под ними заходила ходуном, и Шон едва не застонал. Нет, он точно спятил, не иначе, когда улегся с ней в постель, убедив себя, что даже пальцем ее не тронет!

— Большой испорченный бастет в дамском нижнем белье! — хихикнула Андреа.

— Ш-ш-ш, тише! Хватит уже смеяться! — Шон поцеловал ее за ухом. — Спи!

И конечно, только подлил масла в огонь. Андреа снова захихикала, и Шона, как и следовало ожидать, тут же бросило в пот.