Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 47



Наполеон, не стесняясь притихшего Имада, сунул руку за пазуху и зажал в кулаке Пчелу. В такие моменты память его становилась действительно феноменальной.

«Командовал гусарами Бернар, погиб в стычке с мародерами. Был Дюбо, я его повысил и отправил в Вандею, там нужен свой человек. Лорен! Светловолосый, среднего роста, шрам на левой щеке, я видел его буквально позавчера...»

— Часовой! — крикнул Бонапарт, перепугав притихшего араба. — Немедленно отыщите мне Лорена, гусар, шрам на левой щеке, сейчас в Париже... Уточните у Мюрата, он должен помнить его! И сейчас же этого Лорена ко мне! Стой, это еще не все. Возьмите этого мсье под стражу. Однако обращайтесь пока с ним... как предписывает устав.

Имада увели. Генерал прошелся по кабинету, продолжая размышлять. Пока в происходившем не было логики, исправить картину мог один факт: Джина Бочетти жива и обладает чудесной фигуркой, которая и правда способна избавить Наполеона от приближавшейся болезни. Более того, эта Саламандра и в самом деле способна спасти жизнь! Осталось получить подтверждения от Лорена, а потом и тех, кто был с ним, что они и в самом деле нашли труп Бочетти, а потом, используя немногочисленную французскую агентуру на востоке, проверить информацию Имада насчет пребывания авантюристки в Египте.

— И конечно, нужно еще раз проверить Колиньи... — вслух сказал Бонапарт, остановившись у окна. — Полезный человек, но не пора ли его повесить? Он много знает, но мало говорит. Решать придется ему самому.

Париж, март 1798 года

Когда солдаты пришли за Колиньи, он мог просто сбежать. Фигурку Леопарда он вешал на спинку кровати, чтобы немного отдохнуть от вредоносного действия предмета ночью. Еще только заслышав грохот сапог, он быстро накинул крепкий шнурок на шею и почувствовал приятное покалывание в том месте, где серебристый металл коснулся груди. Ничего не стоило со звериной ловкостью выпрыгнуть в окно, на лету зацепиться за карниз, дотянуться до водосточной трубы... Но Колиньи не сделал этого.

Затем он мог перебить конвой. Что такое шестеро гренадеров и их немолодой, полный командир для обладателя Леопарда? Да что там перебить! Жерар Колиньи (как он уже много лет всем представлялся) мог просто раскидать их, не забирая жизни, и умчаться в ночь, в паутину парижских улочек. Но он шел и думал: на что надеялся Бонапарт, вот так посылая за ним? На побег, сопротивление? И всем нутром своим, не с помощью Леопарда, а именно нутром почувствовал, как сразу несколько таящихся в темноте стрелков держат его на прицеле. Нет, не уйти. Бонапарт рассуждал так: если Колиньи не доверится ему всецело, то и живой он будет не нужен. И Колиньи доверился.

— Счастлив, что вы пришли! — приветствовал генерал своего негласного помощника, отпустив конвой. — Простите, что поднял вас из постели, но дело показалось мне срочным.

— Вот как? А я уж подумал, что арестован! — Колиньи, как мог, спокойно улыбнулся. Выбраться отсюда, из ставки Бонапарта, он не смог бы даже ценой жизни хозяина. — Что же это за дело? Какие-то неожиданные новости?

— Вы как всегда догадливы! — весело воскликнул Наполеон. — Новости, из Египта. Вот, читайте сами!

Колиньи прошиб холодный пот. Принимая бумаги, он уже знал, что там увидит. Но как, каким образом? В Египте у Франции едва ли с полдесятка завербованных торгашей, да и тем нельзя доверять. Как они могли что-то выяснить? Значит, генерал подключил все агентурные силы на Востоке, но тогда получается, что он знал, кого ищет.

Из сводного донесения следовало, что в Египте, в доме богатого мамелюка Абу-Бакара проживает дама, как две капли воды похожая на Джину Бочетти, погибшую во время итальянской компании. Более того, авантюристка не стесняется так себя называть, даже несмотря на то, что приняла ислам и получила имя Фатима. Дальнейшие подробности — особенности поведения, положение в гареме, отношения с хозяином, за которого она так и не вышла замуж, Колиньи уже не интересовали. Он дрожащей рукой положил бумаги на стол хозяину.

— Что думаете по этому поводу? — Бонапарт смотрел весело, даже как-то добродушно. — Зачем какой-то самозванке присваивать имя покойной Джины? Мы с вами оба были весьма близко с ней знакомы. Особенно, конечно, вы. Все же она была вашим агентом, даже у меня в постели.

— Была, — кивнул Колиньи, — но только до того момента, как оказалась в вашей постели, генерал.



Корсиканец мгновенно посуровел и сердито засопел.

— Я объяснюсь! — опередил его гость. — Джина влюбилась в вас. Взяла и влюбилась, чего прежде с ней не бывало. Тогда я и потерял над ней всякий контроль. И это важно, только... Об этом потом. Когда-то мне представили ее как «Кошку». Прозвище Джина получила за то, что выживала в любой ситуации. Она якшалась с разбойниками, в северной Италии, в горах. И каждый раз, когда члены шайки были уверены, что Джина мертва — имя это ее настоящее, в отличие от фамилии — каждый раз она появлялась живой и невредимой.

— И вас это не удивляло, Колиньи? — в глазах Наполеона читалось недоверие.

— Вы же видели ее глаза, черт возьми! — Колиньи не выдержал, и заходил по кабинету. — Теперь я знаю, в чем дело: она носила линзы, вот глаза и были одного цвета. Оказывается, можно сделать такие штуки из рыбьего клея и чего-то еще, я сам тут навел некоторые справки... Способ сменить цвет глаз, воровская уловка против ищеек. А я-то думал, что ей просто всегда везет... Я удивлялся ее бесстрашию!

— Саламандра... — прошептал Бонапарт.

— Да, такой предмет существует. И, по всей видимости, он у нее... Она сама сообщила, — Колиньи без спроса сел. — Клянусь, мсье, я видел ее мертвое тело, сам!

— И Лорен видел, и его товарищи, — кивнул генерал. — Так вы уверены, что в Египте сейчас именно Джина Бочетти?

— Она прислала мне письмо, пару месяцев назад. Я не ответил. Потом пришло еще одно, а вчера третье, последнее, как она обещала. Почерк я не спутаю, мой генерал... — Колиньи вдруг понял, что ему искренне стыдно. — Она писала, что по-прежнему любит вас и мечтает увидеться. Просила передать письмо вам. Я не сделал этого, потому что... — он глубоко вдохнул и выдохнул: — Джине нельзя верить. И я не хотел, чтобы вы позволили ей вернуться. Она просила о гарантиях безопасности.

«Нет, не только потому, что Джине нельзя доверять, ты не хотел, чтобы она вернулась!» — прочел Колиньи в глазах генерала.

— Колиньи, я простил вас в Италии, и мы заключили некий договор. С вашей стороны требовалось, по сути, одно: полная откровенность. — Теперь встал Бонапарт и, спокойно повернувшись спиной к гостю, прошел к окну. — Вы клялись, что хотите быть моим другом, что желаете связать свою судьбу с моей. И что же я узнаю? Вы тайно встречаетесь с агентами английской разведки. Это по данным моих людей, но я-то знаю, что, скорее всего это даже не английская разведка, а кое-кто посерьезнее. За одно это вас следовало бы расстрелять. Мало того, вы еще утаили от меня эти письма! Хуже: вы утаили от меня Саламандру. Но, может быть, от кого-то не утаили?

Колиньи обхватил голову руками. Нет, он не сообщил своим друзьям за Ла-Маншем о Саламандре. Решил оставить ее для себя, сыграть в одиночку. Прочтя письма Бочетти, охотник за предметами убедился, что она и правда всерьез любит молодого генерала. А если так, обязательно придет мстить за его смерть. Слишком хорошо Колиньи знал ее характер, чтобы сомневаться в этом. И вот тогда, уже имея обещанную ему Пчелу, он рассчитывал устроить ловушку женщине, которую и сам как-то незаметно успел полюбить. Той женщине, которая теперь буквально сходила с ума от любви к другому.

— Нет, — наконец признался он. — Я никому не говорил о Саламандре, а письма сжег. Я хотел получить ее сам. Простите меня.

— Зачем мне вас прощать? — не оборачиваясь, спросил Бонапарт. — Вы не сказали мне даже, что предметы несут в себе угрозу для здоровья. Уж это и правда, подло, Колиньи. В первый раз вы были разоблаченным шпионом. Теперь вы предали меня, это совсем другое дело.