Господа офицеры

– Да-а, ну и дела! – поручик покачал головой. – И вы, ваше высокопревосходительство, хотите, чтобы я...

– Не только я хочу! – воскликнул Фредерикс. – Речь идет о просьбе от лица всей императорской фамилии и лично государя. Вы, поручик, отбываете на турецкий фронт, в распоряжение генерала Юденича. Так вот, не могли бы вы аккуратно и деликатно прозондировать всех вольноопределяющихся и прапорщиков запаса? Особенно поступивших совсем недавно. Очевидно, Николенька не только изменил внешность, но и имеет несколько комплектов безукоризненных документов!..

– Но почему именно я? Я же не в сыскной полиции работаю!

– Агенты сыскной полиции им тоже занимаются! Естественно, им невдомек, кого ищут. Знают лишь словесный портрет и о главной примете: шрам от ожога на правом запястье. Но государь хочет, чтобы поисками молодого шалопая занялся еще и честный боевой офицер!

– Ведь в нашей армии есть немало честных офицеров, Владимир Борисович! И повыше меня чином...

– Но вы, князь, – один из самых честных! Кроме того, вы храбры и умны. Ваши подвиги в Восточной Пруссии говорят сами за себя. Вы с блеском выполнили два очень непростых задания. А что чин у вас невелик, так это пустое: иной поручик двух полковников стоит. И знайте, князь, если вы отыщете Николеньку, милость государя будет безграничной. Вот рекомендательное письмо к генералу Николаю Николаевичу Юденичу. Его, в случае необходимости, можете посвятить в детали своей деликатной миссии. Но лучше было бы избежать этого.

...Когда Голицын, пообещав Фредериксу сделать все возможное, чтобы отыскать беглеца, вернулся в гостиную графа Нащокина, поручика представили Вере Холодной. Она посмотрела на князя своими глубокими томными глазами и печально сказала:

– А вы чем-то похожи на моего несчастного брата!

– Надеюсь, с ним все будет хорошо, вы встретитесь с ним и даже познакомите нас, – вежливо ответил Сергей.

– Ах, как бы я этого хотела! Я слышала, вы отправляетесь на турецкий фронт?

– Да, сударыня. Послезавтра.

Вера была права: чувствовалось в поручике Голицыне и штабс-капитане Левченко глубокое внутреннее сходство. Равно как и во многих других молодых русских офицерах. Ах, как вспоминалось им порой счастливое довоенное время! Они были молоды, хороши собой, веселы и беспечны. Чудили! Так чудили, что порой самим не верилось: неужели может человек такое – мало что выдумать, так еще и сотворить... Они были сумасбродами, озорничали буйно, талантливо и совсем не зло.

Молодости, энергии, внутреннего жара им на все хватало: на дружбу и любовь, на стихи и веселое хвастовство, на охоту и кутежи, на ссоры и примирения. Но настало суровое военное время, и эта блестящая молодежь отправилась на фронт, чтобы защищать Отечество.

В самом конце званого вечера, когда гости уже начали расходиться, актриса подошла к князю Голицыну и незаметно отвела его чуть в сторонку.

– У меня к вам просьба, князь. Мне необходимо встретиться с вами наедине...

Когда она сказала это, глаза ее странно изменились: стали по-настоящему огромными и влекущими. Поручику захотелось, что называется, утонуть в них. До чего же она была хороша: высокий чистый лоб; глаза яркие, миндалевидные; тонко очерченный прямой нос, алые полные губы... одета с не бросающейся в глаза роскошью.

«Какая женщина! – потрясенно подумал Сергей Голицын. – Ах, какая женщина!»

А невдалеке стоял и смотрел на эту сцену тот самый темноволосый мужчина с усиками, что увивался вокруг Веры Холодной весь вечер.

Нехороший был у него взгляд. Пристальный, напряженный, словно мужчина подслушивал разговор поручика и актрисы.

4

Полуденное солнце ярко сияло над красавицей Курой, отражаясь в ее воде мириадами слепящих бликов. Вытянувшись на двадцать верст вдоль обоих берегов реки, лежал Тифлис, один из самых красивых и своеобразных городов Российской империи.

Особенно хорош Авлабари – центральный район города. Историческая местность. Камни этой мостовой помнят древний Картли, великую государыню Тамару, царя Вахтанга.

На одной из улиц Авлабари за тенистым сквером стоял солидный двухэтажный особняк из красного кирпича. В нем располагалось тифлисское отделение Русско-Азиатского банка.

Минут через двадцать пополудни перед особняком остановилась извозчичья пролетка, из которой вышли двое: невысокий усатый молодой человек, по виду преуспевающий купчик, и пожилой мужчина, в котором сразу можно было опознать лакея. Пара двинулась к входу в банк, тихо, но возбужденно переговариваясь на ходу.

– Пойдешь ты! – молодой купчик сделал уверенный жест рукой, хоть уверенности в его голосе явно не хватало.

– Да как же я пойду? – еще более неуверенным тоном ответил пожилой. – Я ведь никогда прежде аккредитивов не снимал. Перепутаю что-нибудь...

– Ничего не перепутаешь! Там на предъявителя. Покажешь вот это. Не могу я идти, мне опасно. А без денег нам никак нельзя.

Слуга уныло кивнул, взял из рук усатого молодого человека бумаги и скрылся за входными дверями банка. Купчик остался на улице и стал нервно прохаживаться взад-вперед. Он то убыстрял шаги, то замедлял их, хмурил брови, покусывал нижнюю губу. Словом, вел себя несколько странновато для человека, который всего лишь послал слугу снять с аккредитива некоторую сумму. Словно опасался чего-то.

Неподалеку от входа в банк стоял на углу двух улиц немолодой городовой. Выглядел он просто потрясающе, именно таким, в представлении обывателя, и должен быть образцовый городовой: рослый, широкоплечий и пузатый, с роскошными бакенбардами, пышными седоватыми усами и подусниками. В лучах тифлисского солнца ярко блестели начищенная номерная бляха и пряжка ремня. А сапоги-то как сверкали! На боку городового висела шашка, не кавалерийская, конечно, а из тех, что в просторечии именуются «селедками». Что и говорить – внушающий уважение страж порядка!

Городовой нес службу не первый год, был бдительным. Поведение молодого человека, который так и метался туда-сюда около двери особняка, ему не понравилось. И выражение лица тоже: тревожное какое-то. А здесь не что-нибудь, а банк! Мало ли...

Городовой крякнул в усы и тяжелыми шагами подошел к беспокойному молодому человеку:

– Э-э... почтеннейший! Паспорт ваш покажите. Или еще какой документ.

Тут поведение купчика стало совсем подозрительным! Он сперва покраснел, точно вареный рак, затем побледнел и стал лихорадочно хлопать себя по карманам.

«Эге! – подумал блюститель порядка. – Что это он там нащупывает? Хорошо, ежели паспорт, а ну как револьвер?»

И тут случилось такое, что у городового глаза на лоб полезли, а подозрение, что перед ним мазурик, переросло в уверенность: у молодого человека отклеился правый ус! Такое случается, когда гримироваться толком не умеешь, да еще и вспотеешь от волнения.

Городовой железной хваткой взял купчика за локоть. Куда ж его тащить? В участок? Сдать околоточному, пусть разбирается? А может, сразу... Городовой глянул в сторону мрачноватой громады Метехского замка, где размещалось тифлисское жандармское управление и отдел контрразведки Кавказского фронта. Молодой человек дернулся, но куда ему было справиться с такой громадиной!

И в этот драматический момент из дверей банка вышел пожилой слуга. Лицо его лучилось: похоже, он удачно выполнил поручение своего хозяина и деньги с аккредитива снял. Но когда он увидел происходящее, в глазах его мелькнул ужас. Он стремительно бросился к городовому:

– Милейший! Отпустите моего хозяина, он ни в чем не провинился! – тон пожилого слуги был просительным и заискивающим.

Отпустить? Как бы не так! Сперва разберемся, что вы за птички!

– Это что за накладные усы?! – грозным басом пророкотал городовой. – Вы кто такие? Налетчики? Анархисты? А может, вовсе германские шпионы?!

Хоть вид у городового был угрожающим и его – настоящие! – усы топорщились, словно у рассерженного кота, но... Но опытный служака ясно чувствовал: никак не тянет эта пара на налетчиков! Да и на шпионов тоже. Что до анархистов и прочих революционных элементов, так их сейчас днем с огнем не сыщешь. Это десять лет тому назад в Тифлисе ужас что творилось: чуть не каждый день бомбы взрывали. Но за эту публику круто взялись, они попритихли, по щелям попрятались. Так что больше всего напоминала эта парочка обыкновенных мошенников.