Счастье по соседству

— Просто попробуй, — протянула девочке одно печеньице Дженнифер.

Девочка взяла его и надкусила.

— Макароны тоже делают из теста, но макароны совсем не похожи на это печенье, — заметила она.

— Верно. Тесто можно смешивать по-разному, — подтвердила Дженнифер.

— Сцилла, — произнесла девочка, прожевав.

— Что? — переспросила Дженнифер.

— Меня зовут Сцилла, Присцилла Амелия Бренниган, — с гордым видом представилась она.

— Итак, Присцилла Амелия Бренниган, могу я пригласить тебя ко мне в гости? Я сварю тебе какао с молоком и, если захочешь, макароны.

— Поймайте меня! — озорно крикнула девочка и опасно свесилась с ветки.

Испуганно вскрикнув, Дженнифер подставила руки, стараясь удержать девочку и не рассыпать печенье.

— Боже! — с облегчением прошептала она, когда ноги девочки коснулись земли.

Дженнифер разняла свои цепкие объятья, и Сцилла поправила на себе задравшееся платьице.

— Пошли, — скомандовала она. Дженнифер направилась к сокрытой в кустах калитке ограды, отделявшей соседский тенистый дворик от ее двора. Проходя по этому участку, Сцилла крикнула:

— Тим, идем есть печенье с какао! Тимми не заставил себя ждать.

— Так значит, ты Тим? — улыбнулась мальчику Дженнифер, открывая перед детьми калитку.

— Тимоти, — серьезно произнес мальчик. — Мне восемь лет, — объявил он с достоинством.

— А меня зовут Дженнифер. Я ваша соседка, — сказала она и протянула руку мальчику. — Пойдем ко мне. Я угощу вас печеньем и какао. Познакомимся…

— Из чашек или из стаканов? — спросила Дженнифер, разведя на огне какао и влив в него густых сливок.

— Из стаканов! — хором ответили дети, рассевшись на противоположных концах стола.

Дженнифер снабдила их салфетками и тарелками для печенья. Разлив какао по высоким стаканам, она поставила их перед детьми. Остатки напитка она плеснула в свою чашку и тоже сёла за кухонный стол.

Когда в корзинке осталось одно печеньице, сестренка и брат потянулись к нему, и каждый успел схватить лакомство за край. Они игриво перетягивали его, пока Тимми с хохотом не рванул печенье на себя, разломав на две неравные дольки, при этом он локтем задел стакан с какао. Дженнифер, внимательно наблюдавшая это противостояние, удержала стакан, но тот сильно накренился, и на столе образовалась небольшая лужица напитка.

— Эх ты, Тимми! — весело укорила брата Сцилла, запихав в рот трофейную часть печеньица.

— Простите, — сконфуженно произнес мальчуган и виновато посмотрел на Дженнифер.

— Ничего ужасного не произошло, — успокоила его хозяйка и вытерла лужицу со стола.

Брат и сестра допили какао и принялись хвастать, застряв перед зеркалом в прихожей на пути в ванную, у кого «усики» от какао над верхней губой смотрятся выразительнее.

Ной сидел на диване в гостиной, Роуди уснул прямо у него на коленях. Услышав вновь голоса своих старших детей, которые затихли минут на двадцать, Ной повернул голову в сторону окна и увидел, как Тимоти открывает калитку со стороны соседнего двора. Мальчик явно был оживлен.

Ной увидел и белокурое темечко Сциллы, проплывающее над кустарником. Сцилла тоже веселилась.

Ной не мог не порадоваться за своих детей, которые трудно переживали переезд из Сиднея в маленький пригород. Сцилла даже на некоторое время замкнулась ото всех, общаясь лишь со своими куклами.

Роуди открыл глаза и спросил, трогательно шепелявя:

— Фто это, папа?

— Тим и Сцилла, — ответил отец, продолжая наблюдать за старшими, глядя в окно.

Вот они уже аккуратно заперли за собой калитку и приблизились к дому. Ной потерял детей из виду, зато отчетливо слышал, как хлопнула входная дверь, и двое замешкались в прихожей, о чем-то оживленно болтая. Вернее, это были даже не разборчивые реплики, а возбужденный обмен впечатлениями посредством красноречивых междометий и хохота. Отцу только предстояло узнать, что же вызвало этот восторг.

В той стороне, откуда появились его дети, жила Дженнифер Марч. Ему рассказал об этом Генри, местный механик, мастер на все руки, к которому все из округи обращались с самыми разными просьбами. Сам не желая того, Ной уже знал о своей соседке предостаточно.

Знал, например, что она в разводе и занимается тем, что присматривает за чужими детьми, когда их родители по разным причинам не могут делать этого сами. Ной несколько раз видел ее входящей и выходящей из своего дома. Привлекательная женщина в легких и свободных платьях до щиколотки и в сандалиях на плоской подошве. Ее распущенные волосы развевались на ходу, если не сдерживались широкополой шляпой в ясные солнечные дни, но всегда рассыпались, стоило ей за чем-либо нагнуться. И детей, круживших вокруг нее, он тоже несколько раз видел. Разных возрастов и темпераментов, они всегда ее слушались, не нужно было даже голоса повышать. Хотел бы он так управляться со своими.

Все, что касалось его соседки, Ной принял к сведению, не более того. Ной знал о заведенной в провинции традиции знакомиться с новоселами, он даже отмечал со своего скрытого в доме наблюдательного пункта, как эта дама несколько раз заходила в их двор то с противнем, то с блюдом, то с корзинкой под нарядной салфеткой. Но всякий раз предпочитал отсидеться, пока она не оставляла своих попыток выяснить у его детей, можно ли увидеть их родителей. Ной сознательно сторонился ее, зная, как ревниво его старшие дети относятся к любой женщине, заговаривающей с их отцом.

Особенно Тимоти, который уже определил свою позицию и неоднократно выражал свое нежелание видеть в ком бы то ни было замену своей матери. Маленький мужчина, воин и максималист, он острее Сциллы и Роуди воспринял смерть матери.

Ной был вынужден прибегнуть к помощи детского психолога, теперь же стремился следовать осторожным рекомендациям этого специалиста, хотя мало верил в его затасканные советы.

Мало было привести Тимоти на кладбище и показать, где якобы покоится прах его матери, недостаточно оказалось объяснить ему смерть с физических и духовных позиций. Мальчик все равно продолжал искать глазами свою маму в толпе, высматривая ее в море лиц, а по ночам призывал ее сквозь сон, вглядываясь в образовавшуюся в душе пустоту. С каждым днем Тимоти вел себя все агрессивнее и неуправляемее. Он стал чаще грубить отцу, задирать свою сестру, провоцировать слезные истерики Роуди. Этим ознаменовался, пожалуй, худший период в жизни семейства за те три года, что с ними не было Белинды.

Тем страннее было видеть радостное появление Тимоти со стороны соседского дома.

Вслед за старшими детьми во дворе Ноя вновь появилась Дженнифер Марч. Ной наконец решился открыть соседке дверь.

— Снова печенье? — воскликнула Сцилла, увидев в руках гостью все ту же корзинку под расшитой салфеткой.

— Да, Присцилла Амелия, я много напекла, — ответила девочке Дженнифер, сдержанно протягивая лакомство открывшему дверь мужчине. — Я ваша соседка, Дженнифер Марч. Пришла поздравить вас с новосельем, — представилась гостья.

— Благодарю, заходите, пожалуйста. Я Ной Бренниган. Не хотите выпить чай или кофе? — радушно, но в некотором смущении проговорил Ной.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Марк Макбрайд вошел в жизнь Дженнифер Марч, когда ей было семнадцать, а всего через семь лет за ним закрылась дверь, и, как оказалось, навсегда. За три месяца до того, как у Коди произошел последний роковой приступ. И ни одна врачебная манипуляция, ни один медикамент не смогли заставить малыша сделать еще один вдох.

Прошло уже два года, а сцена предсмертных судорог сына навсегда застыла перед ее мысленным взором, не померкнув ни на йоту. Дженнифер понуждала себя вернуться в жизнь, употребив всю свою волю, чтобы вновь обрести веру в благость Всевышнего, невзирая ни на что. Она прилагала титанические усилия, чтобы перебороть отупелость горя, отчаяние утраты, озлобленность отверженного, безразличие видевшего смерть. Она заставила себя принять и прошлое, с его обманутыми надеждами, и настоящее с неизбывным страданием, и будущее, каким бы оно ни явилось. Она не делала только одного — не жалела себя.